Нарушенные клятвы (ЛП) - Фарнсуорт Ш. У.

— Я никогда не заключал соглашения с Поповым.

Это открытие приносит мне облегчение, и я показываю это долгим выдохом. Но это сменяется опасением, когда становится ясно, что это все, что Ник планирует сказать в ответ.

— Ты никогда не просил меня остаться, — шепчу я.

Его челюсть тикает от раздражения.

— Ты очень ясно дала понять, каким будет ответ.

— Что, если ответ изменился?

Он смотрит на меня, в глазах буря, а лицо серьезное.

— Лайла… ничего не изменится. Будут еще окровавленные рубашки. Если ты говоришь мне это, думая, что это будет толчком, который мне нужен, чтобы я оставил… Это не так.

Я киваю и сглатываю.

— Я не собираюсь лгать и говорить, что внезапно смирилась со всем этим. Но пока Лео не замешан в этом, если только он сам не захочет этого, когда ему исполнится восемнадцать, я справлюсь с этим. — Я делаю глубокий вдох. — И я предпочла тебя со всем, что к тебе прилагается, чем вообще не быть с тобой.

Его рука поднимается. Его большой палец проводит по моей щеке, прикосновение легкое, как перышко.

— Ты уверена?

Я киваю.

— Я много думала об этом последние несколько недель. И… не то, чтобы у меня тоже были чистые руки.

— Эти ситуации несопоставимы, Лайла. — Тон Ника изменился с мягкого на резкий. — Только не говори, что ты стреляла в опасного человека в целях самообороны — это не то же самое, что делаю я.

— Это дало мне новую перспективу, Ник. Вот и все. Мы все делаем то, что нужно, чтобы выжить.

— Ты не хочешь такой жизни.

— Нет, — отвечаю я. — Но я хочу тебя. Я могу ненавидеть то, что ты делаешь, и все равно любить тебя. Ты сказал, что у тебя нет выбора, что у тебя никогда не было выбора, и теперь я понимаю. Я знаю… и я хочу тебя.

— Ты не…

— Ты тоже, Ник. Ты так и не попрощался. Ты так и не вернулся. Ты так и не сказал, что любишь меня. Ты никогда не вел себя так, будто я вообще что-то значу для тебя, будто ты хотел, чтобы мы продержались дольше, чем было необходимо.

Он молчит несколько секунд.

— Мой отец был холодным, жалким ублюдком. Он мог придраться к чьему-нибудь дыханию. И никто не принимал на себя основную тяжесть его издевательств больше, чем моя мать. Если что-то шло не так, он находил способ обвинить ее. Вечеринка, которую она устроила, отвлекла его людей. Если она ушла за покупками, значит, пренебрегла своими обязанностями. Если она проводила время со мной и моими братьями, то это было баловство.

— Я поклялся себе, что мой брак никогда не будет таким. Но я никогда не думал, что женюсь по любви. Даже если бы я никогда не стао паханом, я знал, что мой отец использовал бы мой брак для продвижения своих интересов.

Рука Ника скользит по моей щеке, обхватывая подбородок и наклоняя мое лицо так, что я не смогла бы отвести взгляд, даже если бы захотела.

— А потом я оказался на вечеринке студенческого братства в Филадельфии. Я стоял у холодильника, когда увидел девушку. Мне казалось, что я ждал ее всю свою жизнь.

Я вздыхаю, но ничего не говорю.

— Я знаю, что бросил тебя, Лайла. Я ушел, потому что не думал, что у меня был другой выбор. Я ушел, потому что пытался защитить тебя. Если бы мне пришлось делать это снова, я не уверен, что поступил бы по-другому. С тех пор, как ты вернулась в мою жизнь, я все еще пытаюсь защитить тебя. Я не лучший вариант для тебя. И никогда не буду. Но не смей думать, что ты не смысл моей жизни, что я не хочу тебя или не хочу, чтобы ты осталась, что я тебя не люблю. Я люблю тебя больше, чем думал, что способен кого-то любить.

Что-то внутри меня открывается, как клапан, когда он произносит эти два предложения. Что-то сладкое и пьянящее наполняет мое тело, как мощный наркотик.

— Правда?

Ник улыбается.

— Правда.

Он делает шаг, прижимая меня к стене ресторана. Мне больше не холодно, я окутана теплом его тела. От него пахнет дымом и пряным одеколоном.

Как грех и искушение.

Он пугает меня своими словами.

— Я хочу поцеловать тебя.

От резкости в его голосе у меня по коже бегут мурашки. Но это единственная моя реакция. Я слишком ошеломлена этим признанием. Это полностью противоречит его обычной уверенности.

— Так, поцелуй меня.

Ник улыбается.

— Поцелую.

Но некоторое веселье исчезает с его лица, когда он смотрит на меня, его красивое лицо становится суровым от эмоций.

— Что?

— Я волнуюсь, что ты передумаешь. — Он убирает прядь волос с моего лица, его прикосновение затягивается и оставляет за собой теплый след. — Я беспокоюсь, что это будет слишком и…

Я целую его. Его рот теплый, жар почти слишком сильный после оцепенения от холода. Я ожидала, что у него вкус пепла, но у его губ дубовый, солодовый привкус. Должно быть, он выпил немного скотча, ожидая моего возвращения.

Моя спина трется о грубую внешнюю поверхность здания, мой свитер не очень-то защищает. Но я не осознаю ничего, кроме чувственного скольжения его языка по моему. Теплое прикосновение его ладони к моему бедру, когда он притягивает меня вплотную к своему телу. Другой рукой он запускает пальцы мне в волосы, нежно потягивая, чтобы угол моего рта оказался именно там, где он хочет.

Все исчезает — мусорные баки, звездное небо, холодный воздух.

Ник отстраняется первым, затем наклоняется для более мягкого, целомудренного поцелуя.

— Давай поженимся?

— Это так ты собираешься сделать мне предложение?

Он улыбается.

— Нет. Но этого следовало ожидать, тем более что у нас уже есть ребенок. Братва может быть… старомодной. Несоблюдение традиций рассматривается как неуважение, а не как прогресс. И носить мою фамилию — лучшая форма защиты, которую я могу тебе предоставить.

Я киваю.

— Брак звучит заманчиво.

— А дети?

— Да, — шепчу я.

Его улыбка становится шире, прежде чем он хватает меня за руку и начинает тянуть за собой, просто не в том направлении, в котором я ожидала. Я думала, мы вернемся в ресторан, но он тянет меня на улицу.

— Куда мы?

Ник оглядывается и отвечает так, словно это самый очевидный ответ в мире:

— Домой.

ГЛАВА 36

ЛАЙЛА

Я моргаю. Когда я открываю глаза, они все еще там: идеально симметричные на мраморной столешнице.

В прошлый раз, когда я делала тест на беременность, я сидела, сгорбившись, в крошечной кабинке туалета студенческого центра, где всегда пахло подгоревшим кофе. Я была слишком смущена, чтобы сделать его в ванной общежития, опасаясь, что это может увидеть кто-нибудь из девушек, живших на этаже, или одна из уборщиц.

Мне было стыдно.

У меня было далекое от традиций воспитание. Меня не учили, секс вне брака — грех или что для рождения ребенка нужно быть замужем. Но я знала предрассудки о женщинах, у которых есть ребенок, но нет кольца, и та часть меня, которая чувствовала, что я наконец-то преодолела дерьмовую руку, которую мне протянула жизнь, была в ярости на себя за то, что я все испортила.

Мои родители не были женаты. Я не хотела быть такой, как они. Я хотела дать своим детям семью. Дом.

Сейчас я не чувствую стыда или смущения. Я чувствую себя… счастливой. Вот к чему должны были привести пять месяцев незащищенного секса, но все равно кажется нереальным стоять здесь, глядя на пять положительных тестов.

Раздается стук в дверь.

— Лайла!

Я быстро убираю тесты в верхний ящик и открываю кран, чтобы вымыть руки.

— Да?

— Тебе нужно сделать прическу и макияж.

— Х-хорошо. — Я оцениваю свой внешний вид в зеркале. Мои щеки пылают, глаза широко раскрыты. И то, и другое можно отнести к свадебным волнениям, а не к беременности.

Я подхожу и открываю дверь.

Катерина, организатор свадьбы, ждет, критически оценивая меня.

— Ты ведь не убежишь, правда?

— Нет. Я не убегу. Но мне нужно поговорить с Ником.

Катерина недоверчиво изучает меня.

— Не может быть, чтобы…

Вера хлопает в ладоши. Все в гостевой спальне, которая была преобразована в мой номер невесты, подпрыгивают.