Нарушенные клятвы (ЛП) - Фарнсуорт Ш. У.

Судя по тому, портье начинает спотыкаться, он узнает Ника. То же самое и с хозяйкой, которая встречает нас за стеклянными дверями, хотя в ее взгляде больше признательности, чем страха.

— Я не одета подобающе, — шепчу я Нику, пока мы пробираемся через центр ресторана. На мне не просто джинсы, на мне джинсы, которые пережили пятнадцатичасовое путешествие и пролитый черный чай. Большинство женщин здесь одеты в шелковые вечерние платья и меховые накидки.

— Ты прекрасно выглядишь, — говорит мне Ник, кладя ладонь мне на поясницу и ведя в заднюю часть ресторана.

Его слова звучат так, будто он говорит серьезно, и это меня волнует. Как и тот факт, что кажется, будто все смотрят на нас. Я не понимаю ни болтовни, ни даже тихой музыки, играющей на заднем плане. Я особенно прислушиваюсь к языку тела и атмосфере, замечая каждую голову, которая поворачивается в нашу сторону. Каждый наклон и шепот.

Ник ведет меня за отдельный столик, и я чувствую, что могу снова нормально дышать. Однако чувство комфорта исчезает, как только я понимаю, что мы одни, спрятанные, вне поля зрения.

— Милое местечко, — говорю я, разглядывая гравюры в рамках на стенах, чтобы не смотреть прямо на него.

Он издает неопределенное мычание.

— Он принадлежит тебе?

— Да.

Пауза тишины, во время которой я тереблю салфетку, жалея, что это не ткань, а бумага.

— С Лео все в порядке?

— Да. Он с Джун. Она предложила присмотреть за ним на выходных. — Я вздыхаю. — Я солгала ему о том, куда собираюсь. И сказала ему, что ты не сможешь позвонить в эти выходные.

Он снова ничего не говорит.

Официант в униформе появляется прежде, чем кто-либо из нас произносит еще хоть слово. Я выдыхаю, пытаясь избавиться от беспокойства с помощью углекислого газа и вдохнуть немного смелости с кислородом.

Наблюдение за официантом не помогает. Он нервничает больше, чем я. Его рука дрожит, когда он наполняет стаканы водой, почти пропитывает воду. При других обстоятельствах я бы нашла это забавным. Отвлекла бы Ника, чтобы бедняга мог выполнять свою работу без посторонних глаз.

Но я не готова к тому, что этот пронзительный взгляд будет направлен на меня. Мне и так трудно собраться с мыслями. Я знаю, что хочу сказать ему, ради чего проделала весь этот путь.

Добраться до выхода оказывается непросто. Я заблудилась в лабиринте собственных мыслей, пытаясь найти правильный путь, чтобы попасть туда, где я хочу оказаться.

Появляется другой официант, разносит бокал с жидкостью янтарного цвета и ставит разделочную доску в центр стола, рядом с горящими свечами.

Я встаю так внезапно, что ударяюсь коленями о стол, понимая, что официанты вот-вот уйдут. Мне нужно побыть минутку наедине с собой, прежде чем остаться наедине с Ником.

— Я сейчас вернусь. Мне надо в уборную.

Я едва успеваю заметить кивок Ника, прежде чем сбегаю по коридору в туалет. Длинная раковина с множеством кранов освещена приятным освещением. Я мою руки и вытираю лицо одним из пушистых полотенец. Мыло пахнет лавандой, предположительно успокаивающим ароматом. Я не уверена, что оно сильно помогает мне прямо сейчас. Мое сердце бьется так, словно пытается пробежать марафон в моей груди.

Цоканье каблуков по кафелю возвещает о прибытии в туалет еще одной женщины. Она гибкая и властная, в шелковом платье и с надменным выражением лица. Она оглядывает мой наряд и неодобрительно фыркает, прежде чем резко выйти из туалета, как будто мое присутствие оскорбительно.

Я решаю последовать за ней, поскольку стоять у раковины бесконечно — не самый лучший вариант.

Когда я выхожу из коридора, меня встречает порыв холодного воздуха. Я смотрю налево. В самом конце коридора приоткрыта дверь, впуская через щель немного прохлады.

Я иду налево, а не направо, тем путем, которым пришла, глубоко вдыхая. Холод пахнет свежестью и чистотой.

Я выхожу на улицу, толком не задумываясь об этом. Из туалета я слышала приглушенную болтовню из ресторана и грохот с кухни. Переулок, в который вела дверь, пуст, если не считать нескольких мусорных баков, тускло освещенный уличными фонарями и избыточным светом, исходящим от окружающих зданий.

Вдалеке со свистом проносятся машины, но в остальном все тихо. Не такой, как пейзаж поместья Ника, хотя он все равно более мирный, чем я ожидала бы от центра города.

Я запрокидываю голову, чтобы посмотреть на звезды, и с облегчением вижу, как серебряные искорки сверкают на фоне черного неба. Россия не такая мрачная и суровая, какой я представляла ее себе до того, как впервые побывал здесь. Она многогранная. Даже холод — это то, что я начала ценить.

Скрип возвещает об открытии двери. Я торопливо оглядываюсь, готовясь объяснить, почему я здесь околачиваюсь, одному из работников кухни.

Но Ник — тот, кто выходит. Реакция мгновенна. Мой желудок переворачивается, и осознание пронзает мой организм. Его невозможно игнорировать, он, как электрический разряд, привлекает внимание.

Он не спрашивает, что я здесь делаю.

Он не сомневается в моем здравомыслии из-за того, что я стою в темном переулке и дрожу, потому что оставила пальто внутри.

Он подходит ко мне, запрокинув голову, чтобы полюбоваться небом. Появляется его серебряная зажигалка, отблеск пламени поджигает кончик сигареты. Окурок светится оранжевым, отбрасывая больше теней на его лицо.

Он молча протягивает его мне.

Я принимаю его, замечая, что он не отстраняется, когда наши пальцы соприкасаются.

— Ты плохо влияешь на меня, — говорю я ему.

Я говорю не только о сигарете.

Уголок рта Ника — та сторона, которую я могу видеть, — приподнимается.

— Я знаю.

Я делаю небольшую затяжку, затем возвращаю ее ему. Вкус пепла ужасен, а табак пахнет горелой газетой. Я кашляю. Ник протягивает мне жвачку. Я беру ее, не глядя, чувствуя его взгляд на своем лице, когда мятный привкус наполняет мой рот.

Это приводит в замешательство, как и осознание того, что момент настал. Это — стоять под небом, выкуривая по одной сигарете — кажется более подходящей обстановкой, чем переполненный аэропорт или модный ресторан.

Как раз в тот момент, когда я делаю вдох, чтобы заговорить, Ник наконец заговаривает.

— Что ты здесь делаешь, Лайла?

Я прикусываю нижнюю губу. Это нервная реакция, которая не должна быть соблазнительной.

— Долгий путь, чтобы просто потрахаться, — комментирует он, щелчком выбрасывая сигарету на землю и небрежно раздавливая ее ботинком. Я надеюсь, что это не метафора моего сердца.

— А ты знаешь, как начать разговор, — парирую я.

Я жду, что он скажет мне, что эта поездка была просто для того, чтобы повидаться с Лео, а я была просто под рукой. Но он этого не говорит. Он ничего не говорит.

— Лео скучает по тебе, — заявляю я. — Я волнуюсь, что переезд так далеко от тебя был ошибкой. Раньше он не знал, каково это — иметь отца. Теперь он знает, и, кроме субботнего утра, он все еще растет без отца. Это моя вина, и Лео это знает. Я боюсь, что он обидится на меня за это. И… я боюсь, что ты тоже.

Когда я поднимаю взгляд, челюсть Ника напрягается. Его профиль суров. Он похож на статую императора. Или бога-мстителя. Он по-прежнему ничего не говорит.

— Но я здесь не из-за Лео. Я знаю, что с ним все будет в порядке. Я знаю, мы справимся. Просто… такое ощущение, что я жила, не оглядываясь по сторонам, просто сосредоточившись на том, что впереди. Потом я была здесь, и мне пришлось остановиться. Я увидела что есть вокруг меня. И теперь я пытаюсь снова смотреть вперед и просто продолжать жить, но я не могу перестать замечать все.

Я слегка смеюсь, затем качаю головой.

— Это… в этом есть какой-нибудь смысл? Я не выспалась. Я пытаюсь сказать, что…

Ник открывает рот.

— Лайла, я…

— Подожди. Дай мне закончить. — Я делаю глубокий вдох. Признать это — все равно что копаться в битом стекле. Есть большая вероятность провала. — Я люблю тебя, Ник. Я пыталась избегать этого, игнорировать и притворяться, что это был просто секс. Вернувшись в Филадельфию, я надеялась, что это пройдет. Но этого не произошло. И, честно говоря? Я боюсь, что этого никогда не произойдет. Потому что девяти лет было достаточно, чтобы забыть тебя… а я так этого и не сделала. Я знаю, что это сложно из-за Лео и всего, что произошло. И, может быть, ты сейчас помолвлен, и я…