Нарушенные клятвы (ЛП) - Фарнсуорт Ш. У.

— Мне страшно. Мне так страшно, Джун. Он… он всегда был тем парнем для меня. Даже если бы я не забеременела Лео и никогда больше не увидела его после колледжа, я знаю, что все равно бы тянулась к нему. И мне нравится иметь возможности, даже если они на самом деле представляют собой «что, если». Если я попытаюсь и у меня ничего не получится, у меня ничего не будет.

Она обнимает меня. Это немного снимает беспокойство, сковывающее мои мышцы. Как и дрожащий вздох, который я выдыхаю, кладя подбородок ей на плечо.

— Я видела, как он смотрел на тебя, Лайла. Я бы не давила на тебя, если бы не думала, что ты направляешься к счастливому концу. Жизнь непредсказуема и коротка. Это не всегда должно быть спланировано и ответственно. Если ты хочешь увидеть его, тебе следует поехать к нему. Вот так просто.

Неуверенность скручивается спиралью в моем животе, усиливаясь от возбуждения. Потому что я осознаю, что сделаю это. Что я поеду повидаться с Ником, и я не уверена, как это воспринять. Такое чувство, что я потратила годы, задаваясь вопросом, что он чувствует ко мне, что неопределенность завела меня так далеко, что она превратилась в чудовище неизвестности. Отчасти потому, что я никогда не думала, что попрошу ответа.

— Мне нужно упаковать кое-какие вещи Лео.

Джун улыбается.

— У них с Эй-Джеем одинаковый размер. У меня полно запасных зубных щеток. Просто уходи, пока не отговорила себя от этого.

Я закатываю глаза. Она слишком хорошо меня знает.

— Прекрасно. Дай мне поговорить с Лео.

Я захожу внутрь и нахожу его с Эй-Джеем за карточной игрой в гостиной.

— Привет, ребята.

— Привет, мам, — отвечает Лео, не отрываясь от игры.

— Здравствуйте, мисс Питерсон, — добавляет Эй-Джей.

— Лео, могу я поговорить с тобой на кухне минутку? — Спрашиваю я.

Он поднимает взгляд, нахмурив брови. Это выражение лица больше всего напоминает мне Ника.

— Хорошо, — осторожно говорит он, откладывая карты.

— Мы можем закончить игру? — Спрашивает Лео, когда мы оказываемся лицом к лицу на кухне.

— Вообще-то, Джун предложила тебе остаться на выходные, — отвечаю я. — Ты не против?

— Почему? Куда ты едешь?

Я колеблюсь, прежде чем ответить.

— У меня рабочая поездка, конференция в эти выходные.

Я ненавижу лгать ему, но я не могу сказать ему правду. Если эта поездка плохо закончится для меня и Ника, я не хочу, чтобы Лео узнал об этом.

Выражение лица Лео меняется. Это немного подстегивает его эго, пока он не говорит:

— Значит ли это, что я не смогу завтра поговорить с папой?

— Ты сможешь позвонить ему в другой день, хорошо?

— Да, хорошо, — отвечает он, явно пытаясь подавить свое разочарование.

Я наклоняюсь и целую его в макушку.

— Я люблю тебя, Лео.

— Я тоже тебя люблю.

***

Когда я приземляюсь в Москве, на часах только начало седьмого вечера по местному времени.

Я десятки раз чуть не передумала насчет этой поездки: собирая сумку и паспорт, по дороге в аэропорт, заплатив неприличную сумму за место в самолете, проходя через охрану, сидя у выхода, во время двухчасовой пересадки в Лондоне.

Но я здесь. Окруженная суматохой и языком, который больше не звучит так по-иностранному, даже если я по-прежнему не понимаю больше дюжины слов из него и могу сказать еще меньше.

Британка, которая сидела рядом со мной в самолете, стоит передо мной в очереди на таможню. Она бросает в мою сторону обеспокоенный взгляд, вероятно, потому, что наблюдала, как я ковыряюсь в своем обеде и кромсаю две салфетки. Когда она видит, что я заметила, то улыбается, хотя по ней видно, что ей меня жалко.

Нервы рикошетят внутри меня, как шарики в автомате.

Я не жалею, что приехала сюда, но я бы солгала, если бы сказала, что была уверена в этом решении. Я упаковала только то, что поместилось в моей ручной клади. Я не звонила и не писала Нику.

Это самый поспешный, самый импульсивный поступок, который я когда-либо совершала в своей жизни. Осознание освобождает — и ужасает. Потому что я не свободолюбивая особа, которая плывет по течению и довольствуется этим. Я хотела бы быть такой, и я точно знаю, почему эта мысль ужасает меня.

Поехать за мужчиной за тысячи миль — это то, что сделала бы моя мать.

Как и влюбиться в парня, который нечестно зарабатывает на жизнь.

Но падение — это непрерывное действие. Его трудно остановить, и оно продолжается неопределенно долго.

Поскольку у меня есть только ручная кладь, пройдя таможню, я направляюсь прямо к выходу, минуя толпу у выдачи багажа.

Настал момент, когда я должна развернуться, но я зашла слишком далеко. У меня недосып и я умираю от голода, не веря, что действительно здесь. Теперь, когда я здесь, кажется совершенно очевидным, что этому визиту должен был предшествовать разговор. Простой телефонный звонок дал бы мне хотя бы небольшое представление о том, о чем думает Ник.

Я прохожу через автоматические двери и выхожу из аэропорта. Ряд такси выстроился вдоль тротуара, ожидая пассажиров. Я осматриваю ряд машин, раздумывая. Я действительно не хочу тратить драгоценные часы здесь, в отеле, но я не знаю, что еще могу сделать. Каждый раз, когда я приезжала в поместье Морозовых или из него, меня сопровождали люди Ника. Я никогда не ездила общественным транспортом и не запоминала адреса.

У меня есть номер Алекса, и я могла бы позвонить ему и спросить. Но это трусливо, а смысл поездки — встретиться лицом к лицу со страхами.

Судя по тому, как люди спешат мимо, поймать таксиста может оказаться непростой задачей. Итак, я решаю сначала сосредоточиться на этой проблеме, а затем решить, куда я направляюсь.

Я подхожу к очереди, бросая взгляд через улицу на более причудливый ряд машин, ожидающих определенных пассажиров.

А затем замираю, мое сердцебиение отдается в ушах, как барабанная дробь.

Мои пальцы ослабляют хватку на ремне сумки. Я чуть не роняю маленький багаж, едва успевая сжать руку, чтобы он не упал.

Ник стоит, прислонившись к боку своей любимой машины, и, скрестив руки на груди, наблюдает за потоком машин, выезжающих из аэропорта. Его окружает невидимый пузырь. Несмотря на оживленную улицу и тротуар, шум и суету деятельности, рядом с ним никого нет.

Я оглядываюсь в поисках вездесущего внедорожника, Григория или Романа, которые стояли бы поблизости наготове или в качестве охраны.

Ничего.

Ник здесь, один, и я в замешательстве.

Я осторожно подхожу к нему, наполовину обеспокоенная тем, что недосып сыграл со мной злую шутку.

Но чем ближе я подхожу, тем отчетливее становится Ник.

— Privyet.

Одна темная бровь выгибается дугой, за ней следует быстрый поток русской речи.

— Это все, что я знаю, — признаюсь я.

Ник выглядит так, словно борется с улыбкой.

— Пока.

— Пока, — повторяет Ник.

Я не знаю, о чем он думает. Я не уверена, что приняла правильное решение. И все это незнание скопилось у меня под ложечкой, тянет меня вниз каждый день, как якорь. Мне нужно перестать предполагать и начать спрашивать.

Дует ветер, холод пронизывает меня насквозь, как острое лезвие. Холодно и темно, в воздухе нет никаких следов чего-либо, кроме изморози.

Он снимает свое тяжелое пальто и набрасывает его мне на плечи. Оно пахнет его одеколоном, пряным и дорогим.

— Spasibo, — говорю я, используя весь свой русский словарный запас.

— Ты голодна?

— Я… да.

Я жду, что Ник спросит, что я здесь делаю, но он этого не делает. Он кивает и берет у меня сумку, прежде чем сесть за руль.

Я украдкой бросаю взгляды на его профиль, пока мы выезжаем из аэропорта в город, вдыхая аромат его пряного одеколона. Он ведет себя так, как будто это был запланированный визит, как будто это было ожидаемое прибытие. Это, мягко говоря, сбило меня с толку.

Поскольку я продумала то, что скажу ему, не меньше, чем всю оставшуюся поездку — я молчу, пока мы едем. Если он хочет вести себя так, будто все нормально, может быть, некоторые узлы в моем животе сами собой распутаются. Вместо этого я сосредотачиваюсь на разросшейся архитектуре города, пока мы не останавливаемся перед каменным зданием с резными арками и завитушками.