Нарушенные клятвы (ЛП) - Фарнсуорт Ш. У.

Я едва замечаю озноб, торопливо направляясь к своей машине. И тут я замираю. Я поворачиваюсь к Алексу, который заметил то же самое, что и я, и теперь выглядит скорее обеспокоенным, чем удивленным.

У моей жены роды, а у «Аурус», на котором я сегодня приехал, спущено колесо. Дорогой, раздражительный, бесполезный кусок металла. Может быть, это карма за все шины, в которые я стрелял.

На резине нет видимых следов. Вероятно, я зацепился за гвоздь, проезжая через промышленную зону, где расположен склад.

Как я спустил колесо сейчас не имеет значения. Вопрос только в том, что теперь делать?

— Ты за рулем?

— Нет, — отвечает Алекс. — Виктор сел за руль после того, как мы закончили с грузом Бабанина. Я могу позвонить…

Я уже шагаю обратно к складу.

— Ты слышал, что я сказал насчет «не спеши», да? — Спрашивает Алекс, следуя за мной.

Я не отвечаю.

— Что я вообще могу знать, верно? Я всего лишь врач.

Я игнорирую сарказм Алекса, предпочитая сосредоточиться на вводе кода на двери. Склад пустее, чем обычно. Прошлой ночью мы получили большую партию товара, и поэтому большинство людей дома, спят.

— Виктор! — Кричу я, замечая его у входа в раздевалку.

Он спешит ко мне.

— В чем дело, босс?

— Мне нужны твои ключи.

Виктор морщит лоб, когда достает их из кармана.

— Хорошо? Я…

Что бы он еще ни сказал, все отходит на второй план, когда я во второй раз направляюсь к выходу. Мысленно я выстраиваю маршрут отсюда до больницы. У нас есть конспиративная квартира, куда попадают на лечение раненые, так что я не так хорошо знаком с этим зданием, как, вероятно, большинство людей, занятых в опасных сферах деятельности.

— В конце черный «Мерседес». — Рядом со мной снова появляется Алекс.

Я ничего не говорю, но передаю ему ключи. Мои мысли не дают покоя. Наверное, лучше не садиться за руль.

Обычно я сразу преодолеваю любую неопределенность. Но Лайла — моя ахиллесова пята. Риски, о которых я обычно не задумываюсь дважды, непостижимы, когда дело касается ее.

Алекс видит беспокойство, которое я пытаюсь скрыть.

— Эй. — Он хватает меня за руку, заставляя остановиться. — Тебе не обязательно быть Паханом прямо сейчас.

— Я всегда Пахан.

— С ней все будет в порядке. Лайла сильная.

— Я знаю. Я просто… — Я выдыхаю, пытаясь избавиться и от части беспокойства.

— С ней все будет в порядке, — повторяет Алекс, хватая меня за плечо и крепко сжимая его.

Я испускаю еще один глубокий вздох и киваю. Потому что другого исхода я не могу себе представить, а беспокойство о наихудшем сценарии никому не поможет.

Через несколько минут мы мчимся по дорогам. Температура не поднималась выше нуля неделями, что отражается в замерзших кучах снега, наваленных по обе стороны шоссе.

Алекс останавливается прямо перед главным входом в больницу, понимая, что у меня не хватит терпения припарковаться.

Я проскакиваю через автоматические двери, на самом деле не обращая внимания на взгляды, которые на меня бросают.

Внутри царит хаос. Кричащие дети. Орущие взрослые. Бесконечная суета.

При первой же возможности я поворачиваюсь. В коридоре множество дверей с номерами. Ни одна из них не дает мне никаких указаний на то, куда мне следует направиться, чтобы найти Лайлу.

— Дальше я вас не пущу.

Я оборачиваюсь на женский голос. Женщина в медицинской форме стоит, скрестив руки на груди.

— Где принимают роды?

Губы женщины поджимаются.

— Вы пришли, чтобы навестить пациентку?

— Да.

Ее взгляд перебегает с выпуклости моего пистолета под курткой на мое лицо, прежде чем она поднимает планшет, который держит в руках.

— Как зовут пациентку?

— Лайла Морозова.

Медсестра бледнеет, но выдерживает мой взгляд, очевидно, узнав фамилию. При других обстоятельствах я бы восхитился ее храбростью. Прямо сейчас я в нескольких секундах от того, чтобы сойти с ума.

— Вы родственник?

— Она моя жена.

— Пятый этаж. В конце коридора есть лифт.

Я благодарю ее и продолжаю идти по коридору. Дойдя до конца коридора, я спешу к лестнице, а не к лифту.

Мне требуется меньше минуты, чтобы подняться на десять пролетов. Иван ждет у стола в центре зала.

— Палата № 516, — сообщает он мне, прежде чем я успеваю произнести хоть слово.

Я благодарно киваю ему, прежде чем продолжить путь по коридору к нужной палате.

Лайла лежит в постели и смотрит в окно, ее правая рука лежит на холмике, под которым прячется наш малыш.

— Нравится вид?

Она оглядывается, на ее лице появляется облегчение, когда она замечает меня.

— Ты здесь.

— Конечно, я здесь. — Я подхожу к кровати, наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в лоб. — А где же мне еще быть?

Лайла вздыхает, ее рука обхватывает мое запястье, пока она наслаждается моей близостью так же, как я наслаждаюсь ее.

— Тебе следовало остаться сегодня дома.

Я хихикаю, потирая большим пальцем тонкую барабанную перепонку на ее пульсирующей точке.

— Ты такого утром не говорила.

— Я знаю. — Лайла вздыхает, затем морщится, потирая животик. — Который час?

— Почти три.

— Лео нужно…

— Его охрана заберет, как обычно. Не беспокойся об этом.

— Он захочет приехать сюда.

— Я знаю. — Если кто-то и может дать мне фору, когда дело доходит до уровня волнения по поводу беременности Лайлы, так это Лео. Малыш ходит вокруг, говоря каждому встречному, что он станет старшим братом. — Посмотрим, сможет ли он убедить их.

— Ник. — В голосе Лайлы появляются те же жесткие нотки, которые всегда появляются, когда речь заходит о будущем Лео и Братве.

Она не хочет видеть то, что очевидно всем остальным — Лео прирожденный лидер. У него достаточно энергии, сосредоточенности и интеллекта, чтобы быть успешным паханом.

Но это будет его выбор, пойдет ли он по этому пути, как я ей обещал.

Дверь открывается, и входит врач в белом халате, листая бланки. Он начинает говорить по-русски, вяло излагая скучную чушь о терпении и обезболивании.

Я прерываю его ровным тоном и приказываю говорить по-английски, уже подумывая обратиться к другому врачу и взвешивая, стоит ли раздражать Лайлу. Она терпеть не может, когда я хочу добиться уважения, которого большинство жен Братвы ожидают от них.

Лайла переводит взгляд с меня на доктора, не понимая ни слова.

Я тот, кто больше всех говорит с Лайлой по-русски. И большая часть того, что я говорю в ее присутствии, — это ругательства или грязные словечки, ни то, ни другое сейчас не поможет.

Доктор переводит взгляд с анкеты, в которой, держу пари, указана фамилия Лайлы, на кровать, и краска быстро отходит от его лица. Бормочет что-то бессвязное, а затем поворачивается и выбегает из палаты.

Обвиняющий взгляд Лайлы останавливается на мне.

— Что ты ему сказал?

— Я сказал ему говорить по-английски.

Возможно я ещё назвал его придурком и угрожал его жизни. Но ей придется выучить русский, чтобы узнать об этом.

Ее глаза все равно сужаются, предполагая, что я недоговариваю. Но затем начинается новая схватка, и она полностью отвлекается.

***

Четыре часа спустя я стал отцом во второй раз. Второй раз — когда дело доходит до чего угодно — должен быть легче первого. По крайней мере, более предсказуем.

Но для меня это в новинку.

Я смотрю вниз на совершенное, миниатюрное личико моей дочери, когда она спит у меня на руках, затем на потное, измученное, сияющее личико ее матери. Лайла сияет, наблюдая, как я держу Роуз.

Я наклоняюсь и целую ее, беспокойство тает, оставляя после себя счастье и облегчение. Я шепчу, как сильно я ее люблю, эти слова больше для меня, чем для нее. Произносить их приятно. Это похоже наблюдение, когда кто-то открывает подарок, который ты выбрал для него.

Мы с Лайлой — история любви с очевидным концом. Я бы сжег мир или восстановил его заново, только ради нее.