Такие лжецы, как мы (ЛП) - Джессинжер Джей Ти

Я смотрю на него какое-то время, пока не могу больше смотреть на его красивое лицо, потому что оно вызывает у меня желание поцеловать его. Тогда я снова ложусь лицом к раздвижным дверям и вздыхаю.

Каллум сжимает мое плечо. Он целует мою шею. Скользит ладонью по руке и снова переплетает свои пальцы с моими, и тогда замечаю его новые татуировки.

Ниже первой костяшки на каждом пальце его правой руки черной краской выведена буква моего имени.

Я закрываю глаза и шепчу: — Ты вытатуировал мое имя на своей руке?

— Я хотел сделать «Я люблю свою жену», но у меня не хватило пальцев.

— О Боже, Каллум.

— Подожди, пока ты не увидишь, что у меня на груди.

— Пожалуйста, не говори мне, что это изображение моего лица.

После паузы он говорит: — Хорошо. Я не скажу тебе.

Я зарываюсь лицом в подушку и стону.

— Это безумие. Ты сумасшедший.

— Иногда любовь не имеет смысла. Но это и не нужно. Когда ты находишь кого-то, кто заставляет твою душу петь, все, что имеет значение, — это присоединиться к песне.

О, мое сердце. Мое бедное, нежное сердце не создано для таких вещей.

— Ты мог бы просто зайти в мой магазин, как обычный человек, и пригласить меня на свидание, знаешь ли. Тебе не нужно было придумывать такую сложную схему, чтобы заманить меня в ловушку.

Прижимая меня ближе, он шепчет: — Если бы я это сделал, ты бы снова отвергла меня. Ты бы посмотрела на мой костюм, часы, машину и сказала, чтобы я проваливал, потому что у тебя есть что-то против богатства.

— Это просто смешно.

— Правда? Почему ты не продаешь в своем магазине романы о миллиардерах?

— Потому что все остальные тропы мне нравятся больше!

— Нет, потому что ты считаешь, что мужчины, у которых слишком много денег, имеют недостатки в характере. И, прежде чем ты станешь мне лгать и отрицать это, я не раз слышал, как ты это говорила.

— Подожди. Ты слышал, как я это говорю?

— Я прослушивал твой магазин.

Возмущенная, я требую: — Ты и меня прослушивал?

— Да. Не все время, только когда тоска становилась очень сильной и мне нужно было услышать твой голос. Кстати, мне нравится твой голос. Он прекрасен.

Теперь я снова в бешенстве.

— Знаешь что? Ты прав. Я считаю, что мужчины, у которых слишком много денег, имеют недостатки в характере, и ты тому доказательство. А теперь убирайся к черту. Я больше никогда не хочу тебя видеть.

Я пытаюсь подняться с кровати, но он притягивает меня ближе к своему телу и удерживает на месте, его сильные руки словно тиски. Его рот находится рядом с моим ухом, и он рычит: — Больше никакой лжи. С этого момента между нами только правда. Ты действительно хочешь увидеть меня снова. Признай это.

Так разозлившись, что меня аж трясет, я говорю сквозь стиснутые зубы: — Я скорее сгорю заживо, чем увижу тебя снова.

— Жена. Не заставляй меня наказывать тебя.

Мне бы следовало выкрикнуть в его адрес какой-нибудь умный эпитет, но его слова вызывают во мне легкое волнение, заставляя меня дрожать. Я ничего не говорю, зажав рот.

— Теперь послушай меня. Нет, я не рыцарь в сияющих доспехах. Я — злодей. Дракон, которого принц пытается убить в сказках. Но этот дракон — твой раб, нравится тебе это или нет, и я всегда буду им. Мы дали клятву, в которой есть слова «пока смерть не разлучит нас».

— Под принуждением! — восклицаю я. — Потому что ты меня обманул!

— Никто не заставлял тебя подписывать контракт. Ты сделала это сама, маленькая овечка.

— Да, а если бы я этого не сделала, ты признался, что похитил бы меня!

Его голос теряет прежнюю интенсивность и становится прагматичным.

— Что ж, нельзя винить человека за желание.

— Га! — Я извиваюсь, пытаясь вырваться, но это бесполезно. Он слишком силен.

Каллум переворачивает меня на спину, ложится сверху и берет мое лицо в свои руки. Он пристально смотрит на меня сверху вниз и говорит: — Помнишь ту ночь в твоей квартире, когда я сказал, что ты гораздо лучше, чем просто красивая?

Я помню, но не признаю этого. Вместо этого смотрю на него.

Он говорит: — Ты прекрасна, Эмери, но это самое малое, что в тебе есть интересного. Я имел в виду, что ты — единственная, которая когда-либо заставляла меня чувствовать себя живым. Я был мертв до того, как встретил тебя, но посмотрел в твои глаза, и ты вернула меня к жизни. Ты — моя причина существования. Мой центр притяжения. Неподвижная точка, вокруг которой вращается все остальное. Ты для меня как солнечный свет. Ты как небо, полное звезд. Я любил тебя еще до того, как узнал твое имя, когда ты носила кошачьи уши и плевалась в меня огнем. Ты вырвала мое сердце из груди, когда мы впервые встретились, и с тех пор носишь его с собой, окровавленное и бьющееся в твоих руках. Если ты действительно хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, я сделаю это. Но будь готова к тому, что тебе всю жизнь будет являться призрак, потому что я никогда не перестану тебя преследовать. Что вполне справедливо, учитывая, что ты всегда будешь преследовать меня.

Сердце колотится так сильно, что я не могу перевести дыхание. Мои глаза полны слез. Я ненавижу его, но в то же время не ненавижу, и презираю себя за эту жалкую двойственность.

Повернув голову, я закрываю глаза и фыркаю.

Он целует мое горло. Его голос хриплый, он говорит: — Я знаю, что я сломлен. Но все мои осколки принадлежат тебе.

Я не понимаю, как он может быть таким неправильным, но чувствовать себя таким правильным.

Я ничего в этом не понимаю.

— Последние вопросы, — шепчу я, дрожа всем телом. — Прага?

— Штаб Тринадцати находится там.

— И штаб-квартира Sassenach тоже. Это подставная корпорация?

— Да.

— Как Dolos, который ты использовал для покупки ValUBooks.

— Да, но Sassenach не прекратил свое существование. Я иногда использую его для дел «Тринадцати».

— А твои братья знают о «Тринадцати»?

— Нет. И я хочу, чтобы они не вмешивались. Это слишком опасно.

Вот почему Коул понятия не имел, о чем я говорю, когда спросила его, не замешана ли McCord Media в чем-то опасном. Он понятия не имеет, чем занимаются его отец и старший брат.

Поговорим о плетении запутанных сетей.

— Почему главу Sassenach зовут Джеймс Фрейзер?

— Он твой герой. Я знаю, что никогда им не стану. Поэтому, поскольку я не могу назвать себя генеральным директором по понятным причинам, я отдал эту должность ему. — Каллум усмехается. — Учитывая, что должность вымышленная, как и сам персонаж, это показалось уместным.

Это настолько хреново, что я даже не могу понять, как это понимать.

— Хорошо. Мои клоны — три домработницы и твоя секретарша. Что это значит?

В его голосе звучит тоска: — Мне нравится, когда рядом есть люди, напоминающие мне о тебе.

К чему я веду? Это странно мило, в совершенно неправильном смысле. Я решаю просто продолжать задавать вопросы.

— Почему твой дом оформлен в стиле французского кантри?

— Я переделал его, когда ты написала в блоге своего магазина, как любишь роман «Мадам Бовари» и хотела бы иметь такой же дом, как у нее, во французской глубинке.

— О Боже, — шепчу я, потрясенная. — Это было сразу после похорон моего отца.

Понимая, что я снова и снова схожу с ума от того, как долго он за мной наблюдает, Каллум благоразумно молчит. Он скатывается с меня, переворачивает на бок и устраивается так, чтобы я прижалась к нему спиной, обнимая.

— Спасибо, что не выгнала меня, — бормочет он мне на ухо.

— Я пыталась. Ты не слушал.

— Засыпай. Утром тебе будет лучше.

— Или я выброшусь с балкона.

— Не надо так драматизировать.

— Учитывая ситуацию, это адекватная реакция.

Некоторое время мы лежим в тишине. Я пытаюсь отключить свой мозг и не обращать внимания на твердый член Каллума, который упирается мне в задницу. Однако он не делает никаких движений, чтобы что-то с этим сделать, что приносит ему крошечные золотые звезды.