— Подождите, что значит «присматриваете за мной»?
Юмор исчезает из его взгляда, а улыбка угасает.
— Убеждаюсь, что вы в безопасности.
Несмотря на дневную жару, по моей коже пробегает холодок.
— Почему бы мне не быть в безопасности?
— Потому что жизнь полна неожиданных опасностей.
— Очень верно, но это не ответ на мой вопрос.
— Это все, что вы получите в ответ.
Я ошибалась. Он не просто раздражает, он крайне раздражает. Я требую: — Вы киллер?
— Нет. Но если вы спрашиваете, убиваю ли я людей, то да. Иногда. Нет, если я могу этого избежать, но, когда это необходимо, это часть работы.
— Что за работа?
В его глазах снова появился намек на юмор.
— Спасаю мир.
— Ах, да. Спасаете мир! Значит, вы один из тех хороших плохих парней, за которых себя принимает Каллум. Или это был плохой хороший парень? Морально неоднозначный? Не помню, я была в шоке в то время, но я хочу сказать, что...
Мне приходит в голову нечто, что заставляет меня остановиться и в ужасе уставиться на него.
— О Боже. Неужели Каллум тоже убивает людей? Неужели я вышла замуж за убийцу?
— Каллум не убивает людей. Он занимается административной стороной дела. А «убийца» звучит немного осуждающе, вам не кажется?
— Нет, я так не думаю. Когда ты убиваешь людей, ты убийца. Как бы по умолчанию.
— А может, вы социальный инженер. Или мститель, восстанавливающий справедливость. Или человек, который решает совершать неблаговидные поступки ради высшего блага.
Я резко отвечаю: — Это называется рационализацией.
Киллиан пожимает плечами.
— В любом случае. Убийца вызывает в памяти образ буйного социопата без самоконтроля, бегающего с бензопилой.
— Ага. А вы социопат с отличным самоконтролем, так?
Он усмехается.
— Именно так.
Я опускаю взгляд на свой пустой стакан и вздыхаю.
— Мне понадобится еще один такой же.
— Послушай меня, девочка. Мне нужно сказать кое-что важное.
Я смотрю на него с подозрением.
Глядя мне прямо в глаза, он говорит: — Каллум любит вас.
— О, ради всего святого, это не так.
— Да. Я знаю этого человека много лет, и он абсолютно точно влюблен.
— Нет. Он лгал мне. Манипулировал мной. Он подставил меня!
— Его методы могут быть неортодоксальными, но... — Киллиан снова пожимает плечами. — Любовь — это безумие.
Для убийцы он ужасно бесстрастен. Я могу ударить пустым стаканом по его красивому прямому носу и сломать его.
— Я заметила, что вы носите обручальное кольцо. Что бы сделала ваша жена, если бы вы поступили с ней так, как Каллум поступил со мной?
На этот раз, когда он улыбается, его лицо преображается. От него исходит свет, как будто он светится изнутри.
— Ах, моя милая Джульетта, — мягко говорит он. — Она, наверное, отрубила бы мне какую-нибудь малозначительную часть тела. Может быть, мизинец на ноге. Но она скоро простила бы меня.
— Она бы простила вас, — с сомнением повторяю я.
— А как же иначе? — Он показывает на себя. — Я — это я.
— Вы говорите в точности как Каллум. Сплошное самодовольство и задиристость.
— Спасибо.
— Это был не комплимент.
Все еще улыбаясь, Киллиан отталкивается от стены, снова надевает солнцезащитные очки и смотрит на меня через них. Яркий солнечный свет отражается от зеркальных линз, ослепляя меня.
— Я не подпускал его к вам больше недели, девочка, чтобы дать вам время все обдумать, но я не могу больше его сдерживать. Он сходит с ума. Я пришел сообщить вам, что скоро он переступит порог вашего номера.
От одной мысли о том, что я снова увижу Каллума, у меня сводит живот и перехватывает дыхание.
— Тогда я собираю вещи и уезжаю.
— Никуда на свете вы не сможете убежать, чтобы я вас не нашел.
Он говорит это как факт, без тени былой самоуверенности. По какой-то причине я ему верю.
— Покончите с этим. Заставьте его умолять, если вам от этого станет легче. Но не оставляйте его в подвешенном состоянии. Не наказывайте его молчанием. Несмотря на то, что вы думаете, этот человек боготворит вас. Вам лучше дать ему шанс.
Киллиан поворачивается, чтобы уйти, но затем останавливается.
— О, и я оставил вам кое-что в вашем номере. Кое-что, что может облегчить ваше решение относительно него.
Я говорю: — Как вы попали в мой номер?
Не обращая на это внимания, он достает из кармана пиджака паспорт, который я украла из комода Каллума. Помахав им, он говорит: — Это я тоже забрал. Липкие пальцы7 у вас, маленький книголюб. Это может пригодиться, если вы решите присоединиться к делу.
— По какой причине?
— Ваш человек расскажет вам, если вы его попросите. — Он поворачивается и уходит, исчезая за углом коктейльной хижины.
— Эй! Подождите!
Я бегу за ним, но останавливаюсь на месте, когда, завернув за угол, обнаруживаю, что Киллиан растворился в воздухе.
Я спешу обратно в номер, по пути отрезвляясь от адреналина, разливающегося по телу. Зайдя внутрь, запираю засов и задвижку, а затем отступаю от двери, ожидая, что Каллум ворвется в нее в любую секунду.
Когда он этого не делает, я разворачиваюсь и бегу в спальню.
И тут нахожу на кровати папку с фотографиями.
Их десятки. Полноцветные крупные планы и снимки с расстояния. На каждом снимке один и тот же объект.
Мой бывший, Бен, и симпатичная блондинка, которую я узнала, потому что он познакомил меня с ней однажды на июльском барбекю в своей компании. Ее зовут Бетани. Они работали вместе.
Судя по всему, они вместе делали и многое другое.
Повсюду.
Внутри и снаружи, в гостиничных номерах и припаркованных машинах, они занимались сексом с безрассудной страстью, которая, кажется, овладевала ими повсюду.
Киллиан точно не хотел щадить мои чувства, когда оставлял эти фото.
Или это был Каллум? Или кто-то, связанный с их таинственным «делом»?
Кто бы это ни был, полагаю, мне нужно его поблагодарить. Я могла бы попытаться найти Бена и снова сойтись с ним, если бы не это суровое доказательство его предательства. И я знаю, что эти фотографии не сфабрикованы и не изменены с помощью цифровых технологий, потому что узнаю некоторые детали, которые невозможно подделать.
Хуже всего рождественская елка в моей квартире с топпером в виде Джеймса Фрейзера, одетого как Санта-Клаус, который я купила в Интернете. Бен поцеловал Бетани рядом с этой елкой перед открытым окном.
В моей квартире.
Интересно, он трахал ее в моей постели?
Вспоминая, как Каллум сказал, что держал нож у горла Бена, я улыбаюсь.
— О Боже. Меня тошнит! — Я выпускаю папку из рук, закрываю лицо и стону. Когда комната кренится набок, я снова стону, затем ползу по кровати и зарываюсь лицом в подушку.
Я отдохну минутку, а потом соберу вещи.
Не знаю, сколько времени я провалялась в отключке, но очнулась уже после захода солнца. Я лежу на боку, лицом к раздвижным стеклянным дверям, которые открыты. Легкий океанский бриз колышет белые занавески. В номере тихо и темно, если не считать единственной лампы, горящей в гостиной.
Большая, тяжелая рука обхватывает меня за талию. Другая обнимает меня за шею. Теплое дыхание щекочет затылок. Сердце гулко бьется в пространстве между лопатками.
Каллум бормочет: — Не кричи.
Я размышляю над этим, лежа на месте, пока мой пульс учащается. Затем делаю глубокий вдох и закрываю глаза.
— Я хочу, чтобы ты ушел.
— Нет, не хочешь.
Эго при нем. Невероятно.
К огромному сожалению, он прав.
Тяжело вздыхая, прижимаюсь к постели. Мне неприятно это признавать, но из его большой руки получилась отличная подушка. Если бы я не была так зла на него, то могла бы снова заснуть.
Он нежно целует мой затылок, заставляя меня непроизвольно вздрагивать. Затем шепчет: — Что ты хочешь, чтобы я сделал?
