Ядовитые мальчики (ЛП) - Тейлор-Лэйн К. Л.

— Ты хочешь, чтобы я позаботился о тебе, Ангел?

Она медленно кивает, раз, другой.

Мои пальцы соскальзывают с двери с неприятным скрипом, но никто из нас как будто не слышит этого. Рука опускается к ее бедру, юбка и рубашка высоко задираются между нами. Прижимая лезвие к выступающей кости, я перевожу взгляд с нее на меня.

— Да. — выдыхает она. — Заставь меня почувствовать, Флинн.

Я опускаю лезвие ниже, прижимая острие ножа к ее коже.

— Я могу делать с тобой все, что захочу. — тихо говорю я, опускаю взгляд, рассматривая сиреневое кружево, низко сидящее на ее бедрах, прежде чем снова сосредотачиваюсь на глазах того же цвета. — Я могу порезать тебя, заставить истекать кровью. Укусить тебя, оставить синяк, порезать, трахнуть тебя.

Я прижимаю нож к ее плоти, и образуется маленькая красная линия. Кожа цела.

— Я могу оставить на тебе шрам.

— Да, Флинн. Да.

— Я могу все это сделать. Но, Поппи, я не собираюсь причинять тебе боль, чтобы ты чувствовала себя ничтожеством. Поставить тебя в такое положение, в котором, по твоему мнению, ты должна быть. Наказать тебя за то, за что, по твоему мнению, тебя нужно наказать.

Я вижу это по ее глазам, по тому, как она задается вопросом, могу ли я читать ее гребаные мысли. Я не могу, но, черт возьми, хотел бы это сделать. Я не торопясь прикасаюсь губами к ее губам.

— Но я могу погубить тебя, сохранить и сделать своей.

Она ничего не говорит, слегка хмурясь. Кончик изогнутого лезвия скользит под край ее трусиков, ее сиськи задевают мою грудь при ее тяжелом дыхании, вырывающемся только через нос. Губы плотно сжаты.

— Я не могу сделать это с тобой и отпустить, Поппи. — я прижимаюсь своим лбом к ее лбу.

Наши глаза все еще смотрят друг на друга, но изображение размыто, мы слишком близко, но мы не перестаем смотреть друг другу в глаза.

— Ты отдашь себя мне сейчас, и я сохраню тебя навсегда, Ангел.

Ее дыхание вырывается у нее изо рта, когда она приоткрывает губы. Нижняя дрожит, я чувствую это на своей. Мой язык высовывается, чтобы попробовать ее на вкус, прикоснуться к изжеванной коже, скользнуть языком ей в рот.

— Уступи мне. — я сильнее вонзаю нож в ее таз, так близко к тому, чтобы выпустить кровь при контролируемом давлении, что могу представить красную вмятину на ее бледной коже. — Уступи мне. Останься со мной. Позволь мне заставить тебя чувствовать. Я вижу. Тебя. — я сглатываю. — Будь моей.

Она дрожит, дверь дребезжит у нее за спиной. Ее тяжелое дыхание застывает у меня во рту, и я хочу, черт возьми, съесть ее. Приходится прилагать все усилия, чтобы держаться от нее подальше, ждать, быть терпеливым. Обычно у меня это плохо получается.

— Ты хочешь, чтобы я умолял тебя, Ангел? — я издаю смешок над ее ртом, ее губы раскрываются шире. — Я могу умолять. — шепчу я, прижимаясь кончиком своего носа к ее.

Прижимаюсь ртом к ее щеке, губы возле ее уха, наши щеки вспыхивают:

— Пожалуйста, прекрасный Ангел, пожалуйста, позволь мне поглотить тебя. — я покусываю ее ухо, шепча эти слова.

Ее руки крепче сжимают корни моих волос, мои локоны вьются вокруг ее пальцев. Она резко откидывает мою голову назад, и моя шея изгибается, губы раздвигаются в ухмылке. Мне интересно, что она собирается сказать, но она молчит. Есть только блеск в ее глазах, складка между бровями. Она тяжело дышит, толкая меня на колени. Моя рука соскальзывает с двери, обвивается вокруг ее внешней стороны бедра, когда мои колени ударяются о землю. Нож все еще был прижат к другому ее бедру.

Я смотрю на нее снизу вверх, она на меня сверху вниз. Она колеблется, я вижу это, она хочет этого без всякой связи. То, чего я всегда хотел, до сих пор, до нее. Я не сделаю этого, пока она не уступит мне.

— Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе губами? — я спрашиваю ее, стоя у ее ног.

Мои пальцы крепко сжимают ее кожу, оставляя синяки на плоти.

— Ты хочешь, чтобы я умолял тебя, засовывая свой язык в твою нуждающуюся маленькую киску, потому что ты такой грязный ангелочек?

— Да. — наконец выдыхает она, заставляя мою кожу головы болеть, когда она вонзает в нее ногти.

Это делает мой член невероятно твердым.

— После этого ты будешь моей, Ангел. — я не спрашиваю об этом, я утверждаю.

И она прижимает мой рот ближе к своему влагалищу, а я замираю. Только мое дыхание касается влажной ткани между ее бедер.

— Так и будет, или мы остановимся. Я бы никогда никого другого не стал умолять, Поппи. Только моя девочка.

Она часто моргает, ее хмурый взгляд углубляется, ее ногти, как ножи, впиваются в мой гребаный череп.

— Ты собираешься быть моей девушкой, Ангел? — я провожу языком по всей длине ее тела, сквозь кружево трусиков, пробуя ее на вкус со стоном. — Я хочу, черт возьми, изнасиловать тебя. — говорю я ей. — Я хочу, чтобы ты была моей, Поппи. Я буду твоим. Только твоим. — я посасываю ее губы, кружево шершавит у меня во рту. — Уступи мне.

— Хорошо. — шепчет она.

Моя шея выгибается так далеко назад, что я едва могу дышать.

— Хорошо, Флинн. — кивает она, ее губы приоткрыты, блестящие и припухшие от наших поцелуев.

— Плюнь мне в рот. — приказываю я ей. — Я собираюсь съесть тебя так чертовски вкусно, что ты закричишь, когда кончишь мне на язык. — искренне говорю я ей.

На ее щеках расцветает яркий румянец, и она прикусывает губу:

— Плюнь мне в рот, мой грязный гребаный ангел.

Мои губы раздвигаются шире в ожидании, и без дальнейших колебаний ее слюна попадает мне на язык. Мой стон разносится эхом по комнате, и она стонет, сдирая кожу с моей головы ногтями, а мое лезвие рассекает тонкую ткань, разделяющую нас. Я ртом посасываю ее клитор, губы раздвигаются шире, поглощая как можно больше ее плоти. Мой язык находит вход в нее, зубы царапают ее губы, покусывают и посасывают, чувствуя, как она стекает по моему подбородку.

Мои большие пальцы раздвигают ее складки, широко растягивая ее, обнажая всю ее для меня, для моего рта. Мои губы сосут ее влажную плоть, земля и терпкая сладость давят на мои вкусовые рецепторы. Мой язык обводит ее по всей длине, кружась вокруг клитора, сильно посасывая, впиваясь зубами в ее плоть.

Я провожу лезвием по ее холмику, царапая, но не разрезая, а затем провожу им вниз к ее клитору, широко раздвигая его пальцами, чтобы видеть каждую частичку ее тела.

Я касаюсь плоской стороной лезвия ее клитора, и она скрипит зубами, стонет, тяжело дыша, но так неподвижно.

— Ты хочешь пролить для меня кровь, Ангел? — я шепчу, слова обдувают ее набухший, красный клитор. — Прямо здесь? — спрашиваю я ее, прижимая к нему острие лезвия. — Ты хочешь, чтобы я высосал твою кровь из этого прелестного маленького клитора, а затем трахнул его своим языком?

— Флинн. — выдыхает она, ее пульс учащается на внутренней стороне бедра под жесткой хваткой моих растопыренных пальцев. — Да. — плачет она. — Пожалуйста.

— О, Ангел, я думал, это я прошу милостыню. — я покалываю ее кожу, смеясь над этими словами.

Едва слышное шипение срывается с ее губ, когда она стонет.

Капелька крови расцветает на ее набухшем клиторе, я посасываю, впитывая ее кровь своим языком, постанывая от ее вкуса. Опьяняющий взгляд, устремленный на меня, опущен вниз, чтобы она могла наблюдать, как я наслаждаюсь.

Удерживая ее взгляд, пока ее бедра дрожат, я втягиваю рукоятку ножа в рот, пропитывая ее вкусом. Она замирает, ее зубы стучат, но она не останавливает меня, когда я обвожу влажной ручкой вокруг ее маленького узкого входа. Ее влагалище сжимается.

Я ввожу в нее рукоятку ножа, медленно поворачивая ее, сжимая лезвие согнутыми пальцами. Лезвие просто рассекает кожу, но я не сосредотачиваюсь на легком уколе, наблюдая, как рукоятка медленно исчезает внутри нее.

— О боже мой, Флинн. — она шепчет это быстро, мое имя срывается с ее распухших губ как призыв и проклятие.

Я смотрю, как ее влагалище сжимается вокруг, когда я начинаю трахать ее медленными, жесткими толчками внутрь и наружу. Звуки, издаваемые ею, неряшливые и такие влажные, как инъекция адреналина прямо в мое сердце.