Корнет (СИ) - "taramans"

— Долго еще, Юрий Александрович? — капризно протянула «модель» и улыбнулась в полутьме ложа.

— Что… надоело сидеть или… не терпится? — хмыкнул Юрий.

— А-г-ха-а… не терпится! И посмотреть не терпится, и еще… не терпится! — потянулась модель игриво.

— А ну — сядь, как сидела! — шутливо нахмурился «живописец», — Недолго еще…

«Интересная она… бабенка. Вроде бы и лицо… ну-у-у… просто симпатичное. Носик тонкий, чуть вздернутый на кончике. Губы… Нет, губки у нее — что надо! И красивые, и… умелые. Не сказать чтобы круглолица, но… щечки имеются. Красивые округлые бедра, крепкие ноги с шикарными ляжками. Грудь… грудь — да! Тройка, классика. И я еще эту классику заметно улучшил, приподнял. Попа у нее — классная! Вот прямо не попа, а именно задница! Круглая, в меру широкая и крепкая притом! Прямо вот… укусить хочется, такую задницу, как свежую сдобную булку. Х-м-м… что я, в общем-то, уже и проделал, вызвав сначала взвизг Анфиски, а потом — задорный смех. Да! Вот смех у нее хороший, заразительный. И смеется, зараза, легко. На любую шутку ухохатывается! А неплохо получается… сей рисунок!».

Тени складывались так, что рыжий треугольник волос меж ног — практически не виден. Груди закрыты коленями. Почти невинный вид, но сколько эротизма!

«Вот еще… сколько споров и обсуждений у мужчин вызывает вопрос: что самое эротичное в женщине? Кто-то говорит — красивая грудь, кто-то — длинные, стройные ноги, кто-то защищает любимые ягодички… Кстати! Я сам — поклонник именно красивых поп.

Вообще, не понимаю тех, кто твердит о красоте женского лица. Не отрицаю такового, но… вот так, в полумраке спальни — даже не сильно-то красивое женское лицо предстает чем-то загадочным и волшебно-прекрасным. Так что, — нет, лицо не главное в женщине. А что тогда? Вот чего я сам так «навелся» на родинку на верхней губе Софьи? Вот прямо взгляда не мог отвести от этой родинки! И нет-нет, да снова прикипал к ней.

Почему подчас заведомая красавица, о которой только и говорят другие мужчины, для меня остается этакой — проходной. То есть, прошел мимо, оценил: да, красива. Но! Ничего не ворохнется внутри. А другая… вроде бы и не настолько… а ведь — что-то защемит, защемит в груди: «Ах, какая женщина!».

Почему для многих мужчин ямочки поверх ягодиц женщины — предмет фетиша? Почему так дуреют мужчины, если при смехе прелестницы у нее на щеках возникают ямочки? Что такого содержит легкий, невесомый завиток женских волос, колышущийся ниже затылка? Или — возле виска. Почему вдруг пробивает дрожь, стоит только увидеть прелестную маленькую мочку любимого ушка? А дрожащий розовый язычок, слизывающий капельку мороженого с ложечки — так кинет в дрожь, что куда там всем фильмам студии «Браззерс»! М-да… Не по-нят-но… Ни хрена непонятно! Почему, как, зачем? И кто это так создал? Ох и затейник был этот «кто-то»!».

По завершении лечения, когда Анфиска прибыла для «отдачи долга», Плещеев плюнул на все и самолично опасной бритвой побрил ей ноги. Не, ну в самом-то деле! Постарался все сделать аккуратно, без порезов. И с удовольствием оценил гладкость кожи женщины — ну другое же совершенно дело! Правда… зону бикини Анфиска отстаивала чуть не со слезами. Достигли компромисса — стрижка под расческу! И опять же… самой ведь понравилось в итоге!

— Ой, Юрий Александрович! Это что — я? — Плещеев, углубившись в мысли о «вечном», не заметил, как торопыга, не выдержав, прокралась с кровати и сейчас через плечо рассматривала рисунок.

— Ну а кто это? — усмехнулся подпоручик.

— Да ну… здесь-то — вон какая красотка! — недоверчиво протянула женщина.

Юрий расхохотался:

— Да ведь это ты и есть!

— Ой… Господин подпоручик… Юрочка Александрович! А вы мне не подарите… этот рисунок. Я бы его на стенку в своей комнате повесила! — Анфиска умилительно сложила ручки на своей полной груди.

— М-да… а я хотел его к себе повесить. Над кроватью. Ну да, ладно… Только вот что сделаем! Я рамку закажу, да чтобы стекло вырезали. Все это оформлю и тебе вручу. А то, если рисунок так оставить… карандаш — дело такое, смазаться может легко.

Реакция женщины была бурной, но — вполне предсказуемой.

«Эх! Хорошо отдыхаю! Но послезавтра… м-да-с… в лес идти! Как-то там сложится?».

Знакомство с прибывшим десятком охотников состоялось во дворе штаба. Веселовский сам представил охотникам подпоручика Плещеева. Разведчики восприняли это… индифферентно, что немного покоробило Юрия. Командовал десятком унтер Макар Нелюбин. Именно тот Макар, что сопровождал капитана Васильева в той встрече с Плещеевым в корчме Владикавказа.

Унтер был среднего роста, чуть пониже подпоручика, сложен крепко, но без излишнего веса. Этакий — крепышок. Типаж — типичный русак, чуть курносый, с располагающим лицом. Только вот глаза с прищуром, внимательные, изучающие, выделялись из облика простецкого мужичка средних лет.

Одеты охотники были… колоритно. Здесь не было чего-то однообразного, хоть вся одежда и относилась больше к горской. И что было удивительно для подпоручика — практически ни у кого на поясе не было шашек!

— А зачем? — пожал плечами после Нелюбин, — Они у нас к седлам приторочены. Понадобятся, если — так недолго на плечи накинуть. Но это дело такое… Если дошло до шашек — паршиво! Мы хоть и вступаем порой врукопашную, но — всегда накоротке. В кустах ли, в лесу — шашкой особо не помашешь. Кинжал да нож для того более удобны. А еще — ногайки. Доброй ногаечкой умеючи человека убить с одного удара можно!

Подпоручик ознакомился с этим «произведением искусства» для убиения оппонентов: кожаная петля для вздевания кисти; рукоять сантиметров тридцати, оплетенная жесткой, одеревеневшей кожей; через металлическое кольцо — тело самой ногайки, тоже кожаное, плетенное, с полметра, не более. В конце плети — набалдашник, к который искусно вплетен небольшой, с грецкий орех, груз.

— По-разному — у кого песок, у кого свинец, — пояснил унтер.

Плещеев потом, когда они выехали за окраину города, в распадок, который применялся всеми частями, как стрельбище, более внимательно разглядел оружие десятка: как правило, это были довольно короткие кавалерийские штуцера. Но! С одним очень интересным изменением — почти все они обладали возможностью пристегнуть к ним ножи, имеющиеся у каждого охотника. Ножи эти тоже были весьма разнообразны — от горских кинжалов, с переделанными рукоятями, до переточек обломков каких-то сабель или шашек. Объединяло их одно — у всех были кольца и зажимы для подвеса к штуцеру в качестве штыка.

— Так это каждый под себя подбирает — что кому удобнее, да больше нравится! — снова пояснял Нелюбин, — А в команде, в слободке у нас есть кузнецы-умельцы. Разъясни толком, что тебе надо — все что угодно сделают.

У двоих из десятка были длинные горские винтовки. Общей длиной как бы не под метр семьдесят.

— Это у нас — лучшие стрелки. За триста шагов в голову промашек не делают! — знакомил подпоручика Нелюбин.

Еще один персонаж очень заинтересовал Юрия. Был это самый настоящий «друг степей». А вот был он калмыком или ногайцем — Плещеев не разобрал, да и не разбирался он в этом. Одетый в какую-то хламиду кочевник больше молчал, почти не разговаривая даже с товарищами по десятку. Только глазками шевелил в узких щелках век.

— То — Боягуз! Лет пять назад прибился к команде. Вот уже года три с нами в лес ходит. Добрый воин, опытный и сакму читает — куда там иной собаке! Если кого надо снять по-тихому — лучше не бывает! Из своего лука пять стрел держит — проверено. Но это — так, баловство. А вот если горцу в глаз стрелой попасть — шагов на пятьдесят — бьет без промаха.

— Погоди…, - перебил Макара Плещеев, — Я хоть на Кавказе и новичок, но уже кое-что знаю. Боягуз… это же — трус вроде бы? Или нет?

— То так…, - кивнул Нелюбин, — но он так сам назвался. А почему? Кто ж его знает, что у него там в племени случилось — про то не рассказывает. Извергли его, стал быть… А у нас он прижился. А в книгах проходит как Бочегов Ильяс. Если коротко, среди своих — просто Бо! Но то… заслужить у него надо. Навряд он вот так сразу вам отзываться станет.