Корнет (СИ) - "taramans"

Веселовский задумчиво покивал головой.

— Есть некоторые шероховатости, как мне видится. Давайте-ка вот что обсудим…

Глава 26

«Как там пелось? «Третьи сутки в пути. Ветер, камни, дожди…». Да, третьи сутки. Ветер, правда, вполне приемлемый. Теплый весенний ветерок. Дождей — нет. Но вот камней — сколько угодно! И еще эти… качели сраные — то вверх, то вниз!».

Надо сказать, охотники шли вполне умело. На бугры и горы особо не забирались, тем более не выходили на открытые склоны. Все больше шли чуть выше низин. Как объяснил Макар, низины еще очень сырые. Не дело это — ноги промочить.

А еще более не дело оставить следы, которые на влажной почве остаются — только в путь. И останутся до первых весенних ливней. То есть, пройти сейчас по низинам и ущельям — как визитную карточку оставить: «Здесь прошли мы!». Кто «мы», будет, конечно, непонятно. Но! О том, что прошли несколько человек кряду, станет ясно любому, даже не сильно сведущему следопыту. А чего это здесь прошли? Чего именно здесь, где ни троп, ни дорог? Местные-то, да и не только местные — ходят-ездят все по накатанным-наезженным дорогам. Эти дороги-то, чай, не дурни проложили. Ведь идут они пусть и как бык пописал, но по самым удобным местам. И если кто-то идет как те «герои, которые идут в обход», значит, это «жу» неспроста! Стоит присмотреться и задуматься. Тот, кто увидел эти следы — не факт, что пойдет по ним проверять, но при случае — скажет, кому не надо…

«Вот-вот! Нам это — тоже не надо! Поэтому стараемся идти подальше от людских глаз и троп, по более-менее сухим местам!».

Первая пара дней прошли впустую. Они проверили уже два предполагаемых места, но… пшик! Сейчас шли к третьему. В основе колонны: сам Плещеев, Макар Нелюбин, Ефим Подшивалов и Никитка. Еще двое казаков идут чуть оттянувшись назад. Этих двоих выбрал Ефим. Лет тридцати казаки — сродные братья Трофим и Матвей. Один — Бураев, второй — Кутько. Ближе познакомиться времени не было, но — рекомендация Ефима!

Остальные казаки с лошадьми остались в крепостице, которая была таковой лишь по названию. Ибо всерьез назвать крепостью это почти игрушечное по размерам сооружение — это как назвать замком, к примеру — Ласточкино гнездо в Крыму.

«Которого, кстати, еще и нет. Имею в виду — Гнезда этого еще нет!».

Комендант крепости, капитан Залуцкий, с которым Плещеев имел «шапочное» знакомство, их визиту был не особо рад. Ну а кто будет рад, если нужно приютить на несколько дней двадцать с лишним лошадей и шестерых казаков. Места во внутреннем дворе крепости было и без того — кот наплакал. Но распоряжение Веселовского принял к исполнению.

Плещеев шагал размерено, внимательно поглядывая под ноги — не хватало еще обезножить в самом начале дела. Да и поклажа его особой прыти в передвижении не способствовала. За спиной — простой солдатский ранец, изрядно потрепанный, из простой толстой парусины. К ранцу снизу принайтована свернутая в скатку бурка. В ранце — запас провизии из расчета на неделю. Вяленое мясо, сухой сыр, пресные лепешки. Патроны.

Но этот ранец — полбеды! И сам небольшой, и не особо тяжел.

А вот все прочее… Карабин, повешенный на погонном ремне на грудь. Два пистолета в пошитых кобурах — на поясе по обе стороны, чуть наискось. Вместо привычной уже шашки слева — бебут, добротный, в кожаных ножнах. Для удобства ношения через специально изготовленную петлю внизу ножен — подвязан ремешком к ноге. На запястьях и бедрах в ножнах — метательные ножи, по одному на каждую конечность. Бичак в ножнах на поясе справа. Патроны к пистолетам и карабину — в газырях. Еще и патронташ, по типу бандольеро через плечо.

«Короче — стец-пиздец и молодец! Разбегайся Кавказ, гусар вышел на тропу войны!».

Это Плещеев сам над собой издевается. Ибо обидно ему и очень бесит — ну как так? Он почти всю зиму бегал, повышал свой спортивный и физический уровень. Занимался как проклятый всем подряд, а что в итоге? А в итоге… Эти охотнички, которые точно никаким спортом не занимаются, идут как бы играючи, не напрягаясь. И не просто идут, а — работу работают. Двое, вместе с этим узкоглазым «Трусом», ушли вперед и лишь изредка их можно увидеть метрах в пятидесяти-семидесяти. И то — если они того сами захотят! Еще по паре разведчиков разошлись вправо и влево от основной колонны. Двое болтаются где-то позади.

Даже казаки идут, пусть и хуже охотников, но уж всяко лучше господина подпоручика! Юрий чувствовал, как противно прилипла к спине нижняя рубаха, а за ней прилип и бешмет. И очень неприятно чувствовать кожей лба мокрые от пота и теплые ворсинки папахи.

«И еще — по вискам капельки все стекают и стекают, катясь за ворот бешмета!».

Потому Плещеев чаще шел крепко стиснув зубы, не расслабляясь. Как говорится — «стиснув булки!». Заметивший это Нелюбин негромко сказал ему в качестве поощрения:

— Ништо, ваш-бродь! Это вы с непривычки так-то. По горам ходить — уметь надоть! А вы и неплохо еще держитесь. Бывало… Видал я, как господа офицеры уже через пару часов спокойной ходьбы привала требовали! А вы — молодцом!

И это тоже — бесило, ибо понимал Плещеев, что — ни хрена он не «молодцом». Обузой — да, но никак не «молодцом»!

Это уже третий день, когда подпоручик сам даже немного удивился, что с утра смог встать самостоятельно и ноги расхаживал буквально минут десять. Ну — пятнадцать, не больше! На второй-то день…

«М-да… на второй день с утра я думал, что сдохну, но встать не смогу. Была мысль попросить, чтобы добили и не мучали!».

Ноги были забиты напрочь, поясница бравого гусара посылала владельца на хрен, плечи затекли от ремней ранца, а подошвы ног — горели огнем. И голеностоп самостоятельно сгибаться отказывался, а когда сгибался принудительно — казалось, что скрипел и пощелкивал на всю округу.

«А нет, это — колени пощелкивали!».

Втайне, втихушку Плещеев прошелся своим даром по бунтующим конечностям, чуть привел их в порядок, вызвав понимающую усмешку Ефима. Хорошо, что никто больше не понял, что за манипуляции производил господин офицер.

— Подходим, господин подпоручик! — негромко передал ему суть знаков передового дозора Макар.

И вот здесь их ждала некоторая удача. Когда они, засев в кустах дождались одного из передового дозора, охотник почти шепотом поведал:

— Есть сакля в распадке. Сакля небольшая, но рядом коновязь сделана. И навес имеется. Пусто пока там. Мы прошлись по сторонам, посмотрели. Следов нет. Похоже, что нынче никого еще не было. Но…

Охотник замолчал, как будто в сомнении.

— Что — но?

— Сакля уж больно неказистая и маленькая. Человек пять, много — шесть, больше в нее не войдет…

— А под навес?

Охотник почесал бороду:

— И под навес столько же.

— Ну так вот… примерно и есть то количество, которое мы ищем…, - начал Плещеев, но его остановил Нелюбин, положив руку на предплечье.

— А сакля-то — не старая ли? — спросил Макар.

Охотник покачал головой:

— Непохоже… Я бы сказал, что не более пяти лет, как сложена. Да и навес… затеси еще не почернели, светлые.

— Так, ладно… Привал! — скомандовал Нелюбин, — В округе кто есть?

— Не видно. Пробежались уже немного вперед, посмотрели…

К вечеру, облюбовав одно ответвление неглубокого ущелья, встали на ночевку. Разведчики, пробежавшись вокруг лагеря заверили, что все тихо. Разведя бездымный костерок, сварганили кулеш и с удовольствием посербали горяченького. Честно сказать — от вяленой, почти «дубовой» конины уже болели скулы. Да и лепешки были, если мягче, то — не особо!

— Меня вот что насторожило…, - начал Нелюбин, — Какого хрена этот аксакал своих баранов пас так недалеко от того распадка и сакли? Баранов он пас или присматривал за подходами?

— А почему он тебя так заинтересовал? — не понял подпоручик.

— Там полянка — смех один, барашки его ее объели уже на сто рядов. А он дальше их не гонит. Да и далековато он забрел от своего аула. Там как бы не четыре версты будет!