Леди с дурной репутацией - Ромейн Тереза

– Какой прием!

Наклонившись к ней, он проговорил на ухо:

– Вы слышите нежные голоса Гога и Магога, псов моего отца. Они постоянно с ним в кабинете и никого туда не подпускают и не переносят.

– Прямо как Чарлз, – откликнулась Касс, – за исключением кабинета.

– Пардон, я на минуту, – Джордж поднял палец, показывая, что тут же вернется, и помчался вверх по лестнице.

На первом этаже особняка помимо музыкального салона, гостиной и еще каких-то комнат находился кабинет герцога.

Если Джорджу нужно было увидеться с отцом где-нибудь помимо игорного заведения, это было как раз то самое место. Все время, которое Джордж проводил дома, Ардмор оставался в кабинете, когда не обедал, конечно, или не одевался к выходу. Долгие часы совершенно не оправдывали минимум внимания, которое он уделял своим обязанностям, хотя, по мнению Джорджа, на то, чтобы просмотреть отчеты управляющего и написать ответы, требовалось довольно много времени, даже при краткости изложения.

Джордж сунул голову в дверь любимой комнаты герцога и был встречен какофонией, устроенной собаками. Два огромных пса занимали почти весь кабинет – небольшое помещение, где доминировал письменный стол, за которым сидел герцог. На столе были разбросаны письма, приглашения и счета – от продавцов, конечно. Карточные долги Ардмор оплачивал сразу, и это означало, что галантерейщикам и бакалейщикам придется долго ждать своих денег.

Еще одной доминантой в пространстве кабинета была картина на стене за столом. До прошлого года герцог выставлял в кабинете работу Боттичелли. На картине три практически полностью обнаженные женщины танцевали в лунном свете. Джорджу очень нравилась эта работа, но Ардмор сторговал ее криминальному лорду Ангелюсу в качестве оплаты карточных долгов, да и то, к сожалению, лишь небольшой их части. С тех пор долги снова выросли.

В доме не было недостатка в картинах, чтобы заменить танцующих обнаженных. Дорогое масло в золоченых рамах тесно висело на каждой стене особняка. Искусство было единственным, что герцог любил так же сильно, как карточную колоду.

Может быть, по этой причине теперь он повесил картину, в которой соединялись два его пристрастия. Работа датских мастеров периода 1500-х годов изображала двух мужчин и одну женщину – у всех страдальческие лица, – которые играют в какую-то карточную игру. Эта картина тоже нравилась Джорджу. Головные уборы у игроков были немыслимыми. Складывалось впечатление, что мужчина слева пристроил на голову палитру художника, а женщина навертела банное полотенце. Второй мужчина, выпучив, как лягушка, глаза, с беспокойством смотрел на других игроков.

– Привет, лягушонок! – сказал Джордж нарисованному персонажу. – Восьмерка пик? С этим ты ничего и никогда не выиграешь.

Ардмор стиснул зубы. Это была единственная реакция – всегда! – на приветствие сына.

Если честно, то Джордж на самом деле поприветствовал мужчину на картине, который был старше его отца на несколько веков, затем повернулся к герцогу:

– Отец, наша гостья здесь. Ты не мог бы успокоить собак?

Герцог злобно взглянул на Джорджа, поскольку с самого начала скептически относился к подозрениям сына насчет тонтины. Ранение лорда Деверелла заставило его с неохотой согласиться с тем, что в этом деле что-то не так, но присутствие сыщика в собственном доме было, по его словам, глупостью с обилием грубых разговоров и грязью от обуви.

Когда Джордж объяснил ему, что сыщик – молодая женщина, которая вежливо разговаривает и держит в порядке обувь, герцог продемонстрировал на лице необычный оттенок багрового, и только после заверений его светлости, что гостья – подруга леди Изабел Дженкс, что было правдой лишь отчасти, так как мисс Бентон работала всего один раз с мужем леди Изабел Каллумом, цвет лица герцога вернулся к нормальному оттенку.

Сейчас он опять побагровел, когда Джордж попросил его утихомирить собак, которые ощетинились на него, словно готовились прервать линию наследования.

– Сидеть! – скомандовал Ардмор, и два здоровенных зада опустились на пол, хотя лай и рычание так и не прекратились.

– Этого достаточно, – объяснил герцог. – Они немного погодя замолчат.

Проклятые собаки! Захлопнув дверь в кабинет, Джордж тряхнул головой, чтобы унять гул, потом пошел вниз по лестнице. Отец был прав: твари действительно начали затихать, и, когда он опять оказался в холле, уже можно было не обращать внимания на их ворчание.

– Прошу прощения, – обратился он к Кассандре. – Я подумал, что наши уши нам потребуются. О, кто-то забрал ваш саквояж?

– Да, дворецкий. Сказал, что отнесет его в зеленую спальню, потом доложил, что подал чай в гостиную, но я успокоила его, сказав, что подожду вас здесь.

Джордж предупредил слуг о прибытии гостьи семьи. От Боу-стрит мисс Бентон доехала в карете с гербом герцога, так как Джордж подумал, что для начала лучше всего устроить небольшое представление из ее появления в доме.

Теперь, когда собаки стали вести себя намного тише, он мог вновь поприветствовать ее.

– Тогда пойдемте наверх, в гостиную, и прикинем, что будем делать дальше, если только вам не хочется сначала отдохнуть.

– В этом нет нужды, – ответила Кассандра. – Я работаю на вас, так что давайте начнем.

Она осмотрела помещение: взглянула на высокий потолок, перекрывавший холл, вниз, на мраморный пол, на резные ступени лестницы – и заметила с восхищением:

– Никогда не думала, что попаду в Ардмор-хаус.

– А я никогда не представлял, что в преклонном возрасте буду здесь жить, – откликнулся Джордж, когда они шли по лестнице. – И вот мы оба тут.

– Какая прелесть! – не уставала восторгаться мисс Бентон, когда, шагая по ступеням, они прошли мимо череды картин маслом в золоченых рамах.

Потом в глаза Кассандре бросилось полированное дерево, потом богато украшенные медальоны из гипса, покрытые золотом, и тяжелые настенные драпировки с орнаментом. Она действительно была очарована, а не пыталась произвести впечатление.

Когда они вошли в просторную гостиную, Джордж неожиданно для себя заметил очарование комнаты: утонченность, изящество и безусловный комфорт, на которые не обращал внимания раньше.

– Чаю? – спросил он, когда они устроились в обитых шелком креслах возле камина.

День был теплым, поэтому огня почти не было – так, угли, – но ощущался приятный запах дерева.

Она отмахнулась от предложения:

– Давайте лучше приступим к делу и обговорим детали моего пребывания здесь. Кто я, вы уже решили? Ваша незаконнорожденная кузина?

– Кузина наполовину. Я собираюсь возложить ответственность за ваше появление на свет на моего деда, предыдущего герцога.

Уголок губ у нее приподнялся.

– О боже! Корни этой истории уходят в столь далекое прошлое?

– Все с легкостью поверят в это: у старого герцога была слабость к женщинам, как у моего отца – к играм в карты и кости, – Джордж нахмурился, радуясь, что можно занять руки чашкой. – Я привык думать, что это забавно.

– Знаете, нужно найти у вас какой-нибудь шокирующий порок, тогда вы будете смотреть сквозь пальцы на пороки других людей.

– Говорят, что я ленивый, – предложил Джордж.

– Ничего экстраординарного. Никого даже не удивит, если наследника герцога назовут лентяем.

«Довольно язвительно, но правда».

– Возможно, стоит начать курить опиум? – беспечно заявил Джордж. – Но мы подождем, пока все более-менее войдет в норму. И приношу извинения за то, что делигитимировал вас. Это то слово?

Она была абсолютно непробиваемой.

– Вы превратили меня в незаконнорожденную. Это чудесно, откровенно говоря. Полагаю, мое появление на свет было настолько скандальным, что мне закрыли доступ в общество и на страницы справочника «Дебретт», поэтому меня никто не знает.

– Именно! Где же вы жили все эти годы, моя незаконнорожденная кузина?

– Лучше, если в каких-нибудь дебрях Англии. В противном случае я бы знала какой-нибудь иностранный язык. Значит, я выросла в глухой деревушке, о которой в Лондоне никто и не слыхивал.