Без ума от леди - Джеймс Элоиза

Пока она наблюдала, Дарби вежливо раскланялся со своим собеседником и направился прямо к ней. Словно она позвала его.

Словно… словно… она обладала притягательностью Селины. Генриетта с трудом сдержалась, чтобы не опустить взгляд, хотя прекрасно знала, что ее грудь осталась точно такой же, какой была сегодня утром. По-своему привлекательная, но неспособная составить конкуренцию природному богатству Селины.

Должно быть, Дарби ничего не знал о ее больном бедре. Ее здравый смысл дополнил остальное. Если Дарби и был пчелой, он выбрал не тот цветок.

Цветок, который не мог угостить его нектаром.

Глава 9

Охота на лис и… другие виды охоты

– Можно к вам присоединиться?

– Вообще-то вы можете делать все, что доставит вам удовольствие.

Дарби ошеломила картина, нарисованная его воображением при звуке последнего слова. Нет, этого не может быть. Он привык, что женщины вешаются ему на шею, хотя сам никогда ни за кем не бегал. И уж конечно, его никогда не интересовали юные – или молодящиеся – девственницы, наделенные несомненной респектабельностью и пылким темпераментом.

Должно быть, это последствия пережитых днем потрясений. Разговор с теткой выбил его из колеи, и, вероятно, ему стоило удалиться в спальню и лечь в постель.

Но тогда он упустит возможность пообщаться с пятнадцатью местными джентльменами, у которых имелись весьма подходящие дочери на выданье. И каждую он должен был рассматривать в качестве потенциальной супруги. Генриетта Маклеллан на эту роль совершенно не годилась, учитывая ее склонность обливать водой маленьких детей. Эта черта ее характера напомнила Дарби о собственной матери.

И все же он опустился на стул рядом с ней.

Нет, ее нельзя было назвать недружелюбной. Она взирала на него с таким веселым и снисходительным выражением лица, словно встретила свою незамужнюю тетушку. В ее взгляде читалась еле заметная ирония, бросавшая вызов его мужественности и заставлявшая желать соответствовать ее ожиданиям. А еще в ней совершенно отсутствовал привычный чувственный голод, присущий большинству женщин, встречавшихся на его пути.

«Так тебе и надо», – с некоторым изумлением подумал Дарби.

– Вам нравится в Лимпли-Стоук? – спросила Генриетта, и Дарби подумал, что ее глаза кажутся такими прозрачно-голубыми оттого, что их не затуманивала поволока желания. Они светились умом и любопытством. И не более.

– Благодаря вашему обществу, – ответил Дарби, внезапно осознав, что ему здесь очень нравится.

– Полагаю, вы считаете нас ужасными провинциалами, если не хуже.

– В некоторой степени. – Стены гостиной были украшены небольшими букетиками цветов, столь же веселыми, что и лица гостей вокруг. Уилтширское общество было доброжелательным и жизнерадостным, интересующимся в основном сельским хозяйством и охотой и проявлявшим гораздо меньший интерес к Лондону и всему тому, что там происходило. Хотя жизнь столицы была весьма богата на события, включавшие в себя самые разнообразные грехи, касающиеся не только парламента, но и самого принца-регента.

– Что ж, по крайней мере, мы гостеприимны, – ощетинилась Генриетта, явно недовольная тем, что Дарби так быстро согласился с ее мнением. – Судя по тому, что я слышала, город может быть очень недружелюбным местом.

– Вообще-то не все здесь проявили гостеприимство, – возразил Дарби. – Меня совершенно не интересует орошение земель и сельское хозяйство, и, боюсь, несколько весьма уважаемых джентльменов сочли меня непонятливым и даже… достойным презрения.

– Ну, это слишком сильно сказано, – протянула Генриетта, которую не покидало стойкое ощущение, что так оно и было.

– Вот, например, мистер Кейбл был явно ошеломлен, когда я выразил восхищение его жилетом.

Генриетта еле заметно улыбнулась.

– Мистер Кейбл страдает разлитием желчи, и это дурно влияет на его характер. К тому же недавно один заезжий методистский проповедник обратил его жену в какую-то особо страстную форму христианства, и теперь она выражается исключительно с помощью стихов из Библии. Боюсь, его семейную жизнь сейчас благополучной не назовешь.

– Впредь я ни словом не обмолвлюсь о его манере одеваться, – пообещал Дарби.

Генриетту очаровала способность этого мужчины смеяться не открывая рта. Смех слышался в его голосе, читался во взгляде.

– А чего вы ожидали, украшая шею кружевом? – спросила Генриетта. Судя по всему, Дарби нисколько не смутили презрительные взгляды, бросаемые на него уилтширскими джентльменами. Как он мог чувствовать себя столь уверенно, оставаясь при этом белой вороной?

– Мне нравится кружево, – сказал Дарби. Генриетта оказалась права: смутить его невозможно. – В кружеве присутствует симметрия, совершенство, от которого я получаю удовольствие.

– Симметрия? Я всегда считала страсть к кружевам уделом женщин. – Однако на Дарби кружева смотрелись как угодно, но только не женоподобно.

Дарби пожал плечами.

– Мне нравится. Симметрия – неотъемлемая составляющая красоты, леди Генриетта. Вот вы… вы притягательно симметричны. Ваши глаза расположены на идеальном расстоянии по отношению к носу. Вы никогда не замечали, что красота неразрывно связана с расстоянием между глазами?

– Нет, не замечала, – ответила Генриетта. К раздражению Дарби, она даже не поняла, что он начал с ней флиртовать, и вместо того, чтобы восхищенно захихикать, она сдвинула брови.

– Знаете, мистер Дарби, в деревне живет доярка, у которой один глаз голубой, а другой – зеленый. И она считается вполне себе привлекательной. Более того – все деревенские парни наперебой добиваются ее внимания. Не означает ли это, что вы ошибаетесь, утверждая, что симметрия является обязательным фактором для того, чтобы объект считался привлекательным?

– Не думаю, что ошибаюсь. Вероятно, вас сбила с толку совершенно противоположная теория о том, что уникальность приносит удачу. Как в случае с четырехлистным клевером.

– Четырехлистный клевер вполне симметричен, – заметила Генриетта.

– Как и трехлистный. Но четырехлистный уникален и это делает его асимметричным.

– Ваша теория крайне ненадежна. Ведь моя доярка красива именно благодаря своей асимметричности, или, иными словами, уникальности.

– Что ж, вернемся к вашей личной симметрии, – вкрадчиво произнес Дарби.

Однако Генриетта сменила тему разговора, словно не услышала его слов.

– Мистер Дарби, я хотела извиниться за то, что ошибочно приняла Джози и Аннабель за ваших дочерей и действовала исходя из этого предположения. Мне не стоило разговаривать с вами в столь резкой манере.

– О, прошу вас, забудьте. Вы дали мне очень дельный совет. Агентство по подбору персонала в Бате пришлет завтра утром двух претенденток на место няни, и я непременно поинтересуюсь их мнением относительно ношения мокрой одежды.

Генриетта подалась вперед, и в ее глазах вспыхнул неподдельный интерес.

– Джози нужна исключительно добрая и чуткая женщина, мистер Дарби. Вы наверняка это понимаете, и я надеюсь, вам удастся найти кого-то, кто и сам пережил потерю.

– Джози… – Дарби осекся.

– Кажется, она очень сильно горюет по матери.

– Джози почти не знала свою мать. Моя мачеха виделась с ней не чаще двух раз в год – на Рождество и в день рождения. Хотя последний повод я поставил бы под сомнение, поскольку день рождения Джози выпал на очень неудобное время года.

Поймав на себе вопросительный взгляд Генриетты, Дарби пояснил:

– Шестнадцатое апреля, самое начало сезона. Осмелюсь предположить, что Джози видела собственную мать четыре или пять раз в жизни, но при этом была слишком мала, чтобы в полной мере осознать важность этих встреч.

– Тогда почему она так подавлена?

– Не имею понятия. Возможно, ее потряс переезд в Лондон после смерти моей мачехи.

Дарби опустил глаза и понял, что барабанит пальцами по столу. Нет, ему действительно необходимо подыскать себе жену. Возможно, вдову с собственными детьми, которая сможет понять, почему Джози ведет себя как дикий зверек. Судя по всему, леди Генриетта знала о детях не больше, чем он сам.