Десять причин остаться с тобой (ЛП) - Джеффрис Сабрина

— Вот так, — прорычал он ей в шею, подчиняясь накатывающей волне освобождения. — Позволь этому случиться, милая. Пусть оно тебя унесет.

— Возьми меня, да… да…

Внезапно она застонала, забилась в его объятиях и впилась ногтями в его спину. Ее плоть сжималась вокруг его члена, как горячий кулак. Это заставило его потерять контроль над собой и вырвало протяжный стон из его горла.

И когда он излил свое семя в нее, он вновь ощутил это щемящее чувство в груди. Боже помоги ему, Элиза была способна зацепить его очень глубоко, и он не должен был позволить этому случиться.

Если хотел покоя.

Элиза никогда еще не чувствовала себя такой довольной, как сейчас, когда лежала в объятиях Колина. Она чувствовала себя женщиной. Его женщиной. Посмотрев на его лицо, она осознала довольно болезненную правду: она любила его и довольно безнадежно.

Ну как такое возможно? Как она могла влюбиться за одну короткую ночь?

Этого она не знала, но так оно и было. Она любила его решимость исправить ее недостатки, его чувство справедливости, даже его ворчливый характер. Больше всего она любила то, как отчаянно он желал ее, даже если это было все, что он к ней чувствовал.

Но, может, это было не все? Наверняка, мужчина, который мог так пылко заниматься любовью с женщиной, должен был что-то к ней испытывать. Может, если она будет достаточно сильно его любить, то это компенсирует все те недостатки, которые в его глазах делали ее неподходящей женой. Может, она даже рискнет остаться.

— Как ты себя чувствуешь? — прошептал он, целуя ее волосы.

— Восхитительно.

— По-моему, это восьмая причина, милая.

Она одарила его нежной улыбкой.

— Очень хорошо, буду считать это восьмой причиной. — Когда он довольно посмотрел на нее, она не смогла удержаться от поддразнивания: — Но только в том случае, если ты кое-что мне объяснишь.

— Что именно?

— Что такое «конгресс ворон»?

Он усмехнулся.

— Именно то, что ты видела на картинке: женщина ублажает мужчину ртом, и он одновременно делает то же самое своим.

— Но какое отношение это имеет к воронам?

— Понятия не имею. — Сверкнув глазами, он положил руку ей на бедро. — Хотя уверен, что мы рано или поздно сможем это выяснить, если несколько раз попробуем.

— Да, давай попробуем, — согласилась она и покраснела от собственного бесстыдства.

Он рассмеялся.

— Думаю, милая, это наша девятая причина. Я могу показать тебе, как делать все то, что ты видела на тех гравюрах и явно умираешь от желания попробовать.

— Вовсе нет, — фыркнула она, не желая, чтобы он считал ее дерзкой распутницей. — Кроме того, тебе нужно найти еще одну причину.

— Уверен, я что-нибудь еще придумаю по пути в Гретна-Грин. — Он посмотрел на окно, где лучи полуденного солнца пробивались сквозь муслиновые занавески. — Полагаю, нам нужно выехать сегодня вечером — наверняка к этому моменту твой дядя перестанет разыскивать тебя по всем дорогам. Мы можем поехать в Хонитон в кабриолете, а там для дальнейшего пути нанять экипаж.

— Тогда у нас остается несколько часов на сон. — И ей — на принятие решения. Хотя она и так уже почти все решила.

Однако, прежде чем броситься очертя голову в омут и выйти за Колина замуж, она хотела кое-что выяснить.

— Ты хочешь навсегда остаться в Англии? — Она повернулась к нему лицом. — Или ты приехал только для того, чтобы оценить свое поместье и продать его?

Он пристально на нее посмотрел:

— А что? Боишься, что я утащу тебя в Индию?

— Я бы с радостью посетила Индию. Она завораживала меня с тех самых пор, когда папа привозил мне из своих путешествий шелка. Я тогда была маленькой девочкой.

Он еле заметно улыбнулся:

— Я должен был догадаться, что готические пьесы и эротические гравюры — не единственные твои интересы. — Он задумчиво погладил ее по руке. — Я могу туда поехать, но нет, я не собираюсь там больше жить.

— Разве ты не скучаешь?

— Иногда. Мне недостает той еды и музыки. — Он с грустной улыбкой натянул на них обоих одеяло. — И мне очень не хватает того климата. Но особо больше ничего.

— У тебя нет семьи? Со стороны матери?

— Мама умерла, когда я был маленьким, но к тому моменту большая часть ее семьи от нее уже отвернулась. — Он горько усмехнулся. — Мои соотечественники любят смешанные браки не больше твоих. Но ее сестра, моя тетя, взяла меня к себе и воспитала. Поэтому я прожил там так долго — чтобы заботиться о ней.

Его взгляд стал отрешенным.

— Так что, когда герцог предложил мне вернуться вместе с ним в Англию, я отказался. Моя тетя была слишком слаба, чтобы путешествовать. А когда она умерла... — Он пожал плечами. — В Индии у меня ничего не осталось. В любом случае, будучи наполовину англичанином, я никогда не чувствовал себя там как дома. Потом, когда Фоксмур позаботился о моем титуле, я решил: почему бы и нет? В Англии по крайней мере нет воюющих племен, внезапных восстаний и бандитов, которые...

Когда он умолк и поежился, Элиза положила ладонь на его покрытую щетиной щеку.

— Они убили твою жену, да?

Он скупо кивнул.

— Это были маратхи [6]. Их наняли сражаться за правителя нашей провинции. — В его глазах внезапно появился гневный блеск. — Они убили ее из-за того, что она была женой адъютанта английского генерал-губернатора. Из-за меня.

— Ты не мог этого предвидеть, — тихо сказала Элиза. — Это не твоя вина.

— Я должен был ее остановить. Когда я понял, что она меня ослушалась и сбежала к матери, я должен был отправиться за ней. Должен был ее защитить.

Элизе даже нравилось его стремление защищать, но оно явно осложнило ему жизнь.

— Ей не нужна была безопасность. Она хотела счастья. А они иногда не совпадают.

— Да, — выдавил он. — Не думаю… что она была со мной очень счастлива.

Неужели в этом и крылся источник его чувства вины? В его страхе, что он вынудил жену на безрассудный поступок.

— Ты пытался сделать ее счастливой?

Он искоса взглянул на нее.

— Изо всех сил.

— Потому что мне кажется, что она не способна была быть счастливой. Такое бывает. У меня в школе есть такая подруга, она вечно всем недовольна. — Она нежно коснулась его щеки. — Невозможно помешать хронически несчастным людям делать глупости в их бесконечной погоне за счастьем.

Он нервно сглотнул.

— Я никогда не думал об этом в этом ключе, но ты права. Рашми явно обладала неиссякаемым источником причин для печали.

— Она ведь не винила тебя, правда?

На его лице отразилось удивление.

— Нет. В конце она винила саму себя. Она умерла, умоляя меня простить ее за глупость. — Он прерывисто вздохнул, и у него на глазах выступили слезы.

Элиза погладила его по лицу, мечтая облегчить боль.

— Тогда ты тоже не должен себя винить. Ты старался, как мог. Больше женщине у мужчины и просить нечего.

Он поморщился, но затем схватил ее руку и прижал к своим губам, пылко целуя, после чего наклонил голову и завладел ее губами в долгом нежном поцелуе. Увидев слезы на его щеках, она крепко прижала его к себе.

Возможно, в конце концов, им удастся создать на этом брак. Она могла хотя бы немного его утешить и положить конец страданиям.

— Ты, наверное, приехал в Англию, чтобы забыть ее, — прошептала она.

— Чтобы обо всем этом забыть, — выдохнул он в ответ. — И найти…сам не знаю что…

— Покой, — подсказала она, вспомнив его слова.

Он отстранился и вытер глаза.

— Верно. Покой. — Он самоуничижительно усмехнулся. — Знаю, тебе это кажется глупым, но...

— Это вовсе не кажется глупым. — Какое-то время они просто лежали рядом в приятной тишине, пока Элиза не отважилась на очередной вопрос: — И ты хочешь найти этот покой в Брукмуре? Или ты собираешься продать Чонсестон-Холл и вернуться в Лондон?

— Лондон не для меня, милая. — Он отвел пряди волос от ее лица, явно вновь овладев своими эмоциями. — Мне, как и Рашми, не нравилась Калькутта, но должность требовала моего пребывания там. Я всегда предпочитал жить за городом. Я не слишком люблю балы и званые вечера, где все с любопытством смотрят на меня, шепчутся о моей семье, постоянно пристают с грубыми расспросами... За тот месяц, что я провел в доме кузена, куда бы я ни пошел, меня всюду окружали сплетни. Я хотел этого избежать.