Анчутка (СИ) - Малых Алексей

— Прости меня, мой повелитель, — Креслав стоя на коленях, с каждым словом степняка опускал голову ниже, пока своим израненным лбом не коснулся мягких килимов. В отличии от хана, он не сдерживал своих слёз. Её крик постоянно стоял в его ушах, особо отчётливо он слышал его, когда оставался один в своей веже.

***

Дикое поле. Двадесять лет назад, месяц спустя после неудавшегося побега Креслава из полона.

Заслышав фырканье коней, Креслав скинул овечье одеяло и попытался быстро подняться. Глухой, болезненный стон сорвался с изуродованных губ. Северский схватился за рассечённую грудь, своими поспешными движениями растревожив плохо-заживающие раны — при отсутствии должного лечения те не затягивались, нарывали. Прищурившись от света, озарившего его жилище, он с пущим рвением попытался встать на колени, разглядев своего единственного посетителя за последнюю луну, но переломанные рёбра сковывали его, делая движения неумелыми и корявыми.

Откинув полог кибитью лука, в вежу зашёл Кыдан. Он был светел лицом, статен, а взгляд его ореховых глаз был холодным и надменным. Терпеливо ожидая пока Креслав примет перед ним коленопреклоненую позу, он стоял сложив руки за спиной и держа в них свой изогнутый лук. Наконец, медленно бесцветным голосом заговорил, с ног до головы соизмерив своим презрением изувеченного северского. Через всё лицо хозяина скромной вежи проходил уродливый рубец, обе губы были рассечены и криво срослись, нос был перекошен, а слева чернотой зияла пустая глазница, перечёркнутая ещё одним шрамом.

— Кыдан-хан, тучны ли твои стада? — продрав горло, начал Креслав.

— Оставь это своим доброжелателям, — замолчал оглядываясь по сторонам, примечая скромное убранство, а вернее отсутствие его, — если они у тебя ещё остались. Я приказал каму (шаман) навестить тебя.

— Ты прещедр, Кыдан-хан! Я не достоин.

— Хан, — задумчиво проговорил, но в голосе не было восторга. — Признаюсь, меня тяготит моё новое положение, которое я получил благодаря вашему побегу. В погоне за вами мы нарвались на урусов, или может быть это ты сказал им, где мы?! — несдержанно гаркнул, вынудив Креслава, склониться немного ниже. — Они разбили нас тогда, а потом разорили курень, убив старого хана, всех его сыновей и беков. А моя сестра! — он закрыл глаза и шумно втянул в себя затхлый воздух, удерживая свою горечь внутри себя, не давая пророниться ни капле, чтоб не почувствовать расхолаживания кипящей в нём ярости. — Ты знаешь, что своей жизнью обязан моей сестре?

— Да, Кыдан-хан, и я готов уплатить за это любую цену, — немного скрипуче ответил Креслав. Ему было тяжело говорить, да и сидеть тоже получалось с большим усилием, но он даже не смел двинуться.

— Тулай молила оставить тебе жизнь. Она сказала, что сама последовала за тобой, когда узнала, что ты убежал. Что нагнала тебя неподалёку от их границы с Дешт-и-кыпчак, — повисла пауза, которая нарушалась лишь хриплым дыханием Креслава. — Я не могу сказать, что рад тому, что ты остался жить, но это лучше, чем ничего — ведь без тебя я не смогу сделать того, что задумал, — Кыдан говорил резко, и словно остриё кинжала, проникало с каждым словом в нутро северскому.

— Твой верный пёс слушает тебя, мой повелитель, — смиренно произнёс тот, скорее просвистел надорванной губой.

— Мне нужно, чтоб ты убил этих четверых, их жён и детей. Принеси мне их головы, — не в силах сдержать свою ненависть, которая вырывалась словно бурлящая вода из котла, процедил через смеженные зубы, а пальцы с хрустом сжались на кибите лука.

Креслав встрепенулся и судорожно задышал, злобно сжимая кулаки, понимая о ком именно идёт речь.

— Я сделаю это, даже если бы ты не попросил.

— Ты сможешь их узнать? Ведь тогда было темно?

— Я видел троих, — северского мелко затрясло от переполняющего его гнева. — Я их буду помнить всегда, Кыдан-хан, — шипением пропустил сквозь зубы в перемешку с пеной. — Каждую ночь, стоит лишь мне забыться, я рву их на части, я сдираю с них кожу, я выламываю каждый их сустав. Я им уже столько раз перегрыз глотки, что без сомнения совершу это и на яву. Но, — немного замялся и изломав и до того уродливое лицо, утробно прорычал, — я не видел его. Он не показывал мне своего лица.

— Его видела моя сестра — она его хорошо рассмотрела, — протянул Кыдан, приподняв лицо северского, поддев под подбородок концом кибити. — У него есть перстень с волчьим оскалом. Я хочу, чтоб ты принёс мне его голову и руку. — Тогда можешь считать, что твой долг уплачен.

— Я никогда не смогу расплатиться с тобой, хан. Даже если и совершу всё, что ты просишь. Позволь мне и дондеже быть твоим псом.

— Зачем мне пёс? Тебя ведь нужно будет кормить.

— Я готов жить вместе со скотом и есть солому, — неотступно молил тот.

— Ты хочешь остаться подле неё?! — сказав, утробно крухнул. — Вы два безумца, — упёрся концом лука в его грудь, явно пытаясь причинить тому боль. Креслав, сдерживаясь, глухо прохрипел. — Она, ради тебя, не захотела стать женой Ясинь-хана. Она променяла свою беззаботную жизнь на эту проклятую любовь! А ты? Что ты мог ей предложить?! Или ты намеренно увёл её за собой, чтоб досадить мне?!

— Я тоже полюбил её, хан. Мне ничего не нужно было от тебя! Если бы я знал, что это так закончится, то никогда бы не позволил ей даже посмотреть в мою сторону, никогда бы не заговорил с ней! — чувство глубокого раскаяния терзало его изнутри. — В тот вечер я не ожидал, что она последует за мной, и заметил её, лишь когда она наткнулась на их разъезд! Я вернулся за ней, но ничего не смог сделать!!! — Креслава рвало от сожаления.

Чувство глубочайшего раскаяния было отчётливо пропечатанно во всём его естестве. А Кыдан словно не слушал того, а о чём-то думал. Хан хитро скосился на северского.

— А ведь ты не просто так появился в нашей курене. Ты слишком быстро согласился обучать кыпчаков славе. Ты больше года жил среди степняков, якобы желая остаться у нас.

Кыдан впился своим проницательным взглядом в его единственный глаз, а острым древком надавил ещё сильнее, что проступила кровь, из надорванной раны. Креслав терпеливо сносил всю боль, лишь пробивший его пот выдавал напряжение.

— Молчишь?!

— Позволь мне убить их, а потом я вернусь к тебе, чтоб принять смерть от твоих рук.

— Кто послал тебе сюда и зачем?

— Князь Ярослав… Вы стали подходить всё ближе. Вы вынудили торков бежать. Вы стали грабить купцов и гостей иноземных. Ярослав хотел узнать о вас получше. А потом я встретил Тулай… Я полюбил Тулай. Я поэтому и решился на побег, я понимал, что не смогу ей дать того, чего она достойна.

— А что изменилось сейчас?!

— Я хочу остаться здесь, если позволишь. Я погиб для них, — кивнул в сторону.

— Так уж и быть, — вновь бесцветно произнёс Кыдан, отдёрнув древко от груди северского, — я позволю тебе стать сторожевым псом возле её юрты.

— Благодарю тебя, мой повелитель. Твоя милость безгранична, — выдохнул, почувствовав облегчение.

Кыдан присел перед Креславом и, притянувшись к его уху, шепнул желая разжечь гнев того ещё сильнее:

— Хочешь ещё кое-что знать? — заглянул в небесно голубой глаз северского. — Моя сестра, — замолчал не в силах этого признать самому себе, — понесла от этой стервы.

Хан вышел из скромной юрты оставив Креслава в полном оцепенении. От надрывного крика его лёгкие раздирало сухим кашлем. Давимый удушьем с кровавой пеной на уродливых губах, он, не в силах сдержать свою душевную боль, повалился на бок. Он орал, рычал, вопил, хрипел, пока не осип, надорвав свои связки окончательно. Утробный рык, переполненный скорбью и отчаянием, догнал верховых степняков уходящих к курени.

***

Принимая открывшуюся правду, Манас вознамерился убить Креслава — ведь и он виновен в смерти его матери. Его наставник виновен, что он — урус. Постояв немного возле её могилы, он решительно пошёл в его вежу, а тот его уже ждал там. Северскому воину ничего не стоило обезоружить юного степняка. Он, сковав его в своих руках, лишь сипло сказал надорванным горлом: