Счастливчик (СИ) - Леблан Рене

Тоска с новой силой навалилась на Бастьена. Он ушёл в спальню, лёг в кровать, но не мог сомкнуть глаз — перед ними стояло заплаканное лицо Николетт, её умоляющие глаза.

Окассен вернулся. За стеной, в спальне Николетт, слышались глухие рыдания.

— Бабские глупости, — хмуро проговорил Окассен. — Выйдет за Жерара, как я велел.

Он улёгся, но Бастьен слышал, что он не спит — ворочается, вздыхает, словно тяжкие мысли мучают его.

Всю неделю готовились к помолвке. Зарезали барашка, двух кур и утку. Месили тесто, сбивали сливки, убрали слежавшуюся солому с пола в трапезной и заменили её свежей травой с цветами. Бастьену неприятно было видеть эти приготовления. Он целыми днями пропадал на охоте, чтобы заглушить тоску. Оказывается, молчаливая белокурая девушка так сильно запала ему в душу. А прежде он думал, что никогда не полюбит никого после Мелинды.

«Нет, я не успел бы так быстро влюбиться, — думал Бастьен. — Я просто внушил себе это. Как она мне советовала — внушил себе интерес к Николетт, чтобы забыть Мелинду.»

А потом они столкнулись с Николетт во дворе. Она несла в подле платья репу в кухню. Взглянув в лицо Бастьену, побледнела и проговорила еле слышно:

— Можно с вами поговорить, мессир Бастьен?

— Конечно. О чём? — так же тихо ответил он.

— Это очень важно... Погодите, сейчас я отнесу репу и вернусь.

Она прибежала, быстро обернулась на окно кухни и схватила Бастьена за руку.

— Давайте отойдём!

Они увлекла его за дровяной сарай. Огромные глаза её не блестели, казались застывшими, словно мутный лёд.

— Мессир Бастьен, я всегда считала вас человеком добрым и благородным. Неужели я ошибалась?

— А что случилось, Николетт? — удивлённо спросил он.

— Вы же видите, как мне плохо. А ведь вы один могли бы избавить меня от этой помолвки.

— Я? — растерянно спросил он. — Почему я?

— Господи, помоги мне! —сказала она с тихим стоном и вдруг закрыла лицо передником.

Несколько мгновений они простояли молча. Бастьен со страхом смотрел на её склонённую белокурую голову, чувствуя, как гнетущая тоска Николетт передаётся ему.

— Николетт, милая, не сердись на меня. Я думал, Окассен поможет тебе.

— Ему наплевать, что я чувствую, он делает только то, что взбрело ему в голову, — хрипло ответила она.

— Но если ты любишь его... — начал было Бастьен.

Николетт подняла голову и отрывисто рассмеялась.

— Я люблю его? Окассена? О, боже мой!

И тут от дома крикнули: «Николетт, Николетт!».

Она побежала на зов. Бастьен остался, ошеломлённый, не знающий, что и думать.

Потом, улучив минуту во время праздничного обеда, Бастьен остановил Николетт у входа в кухню. Она несла блюдо жареной курятины.

— Послушай, милая... Я поздно догадался, — быстро проговорил Бастьен. — Я ведь тоже люблю тебя. Я давно чувствую это.

Она покраснела так, словно лицо её обдало горячим паром. И убежала к столу. У Бастьена бешено колотилось сердце.

А гости веселились вовсю. Музыканты, приглашённые из замка Суэз, играли на скрипках и рожках. Народу было немного — пригласили только аббата, кузена Альома и кое-кого из старшей челяди графа де Брешана. Но мужчины очень быстро напились, и жених тоже, поэтому во дворе танцевали только девушки.

— А когда ты их поженишь, Окассен, — кричал Альом через пьяный шум, — воспользуешься правом первой ночи? Или возьмёшь с Жерара пеню?

Окассен засмеялся. Всегда брезгливо кривился, если речь заходила о плотских усладах, а сейчас расхохотался. И Жерар тоже. Бастьену стало противно, и он вышел во двор.

Николетт танцевала в паре с Урсулой. Бастьен разделил их руки и взял Николетт за талию. И они сразу пошли в танце так легко и красиво, словно делали это всю жизнь. Лицо Николетт засветилось от радости.

— Пусть потом будет плохо, зато сейчас так чудесно! — сказала она.

И запела под музыку. Бастьен поразился, каким красивым и звонким, оказывается, был её голос.

— Вы постойте, овечки,

Не бегите вы к речке,

Попляшите со мной.

Бастьен подпевал ей.

— Я с ума схожу по тебе, — сказал он. — Совсем не так, как по Мелинде. Ты особенная. Ты ни на кого не похожа!

— И ты, желанный мой, — перестав улыбаться, ответила Николетт. — Как же я хочу тебя поцеловать!

Не сговариваясь, они побежали прочь от танцующих вглубь двора, и там, в тени сеновала, Бастьен поцеловал Николетт. Губы у него просто таяли от наслаждения.

— Ах, боже ты мой! — воскликнула она.

И вернула ему поцелуй. Бастьен прижал её к себе и увлёк в сарай, на душистое хрусткое сено.Николетт не сопротивлялась, наоборот — всем телом льнула к нему. Расшнуровав её платье, Бастьен пробормотал восхищённо:

— Боже, никогда такой красы не видел!

— А я думала, ни слишком большие, — прошептала она.

Бастьен засмеялся. Нежно гладил её груди, целовал, облизывал соски. Николетт сладко, прерывисто вздыхала. Глаза её были закрыты, веки подрагивали, как у ребёнка, которому снится волнующий сон. Она была слегка пьяна, и всё происходящее, действительно, казалось ей волшебной грёзой, сказкой.

— Мне говорили —это грех, если тело слишком красиво, — задыхаясь, проговорила она.

— Какой дурак сказал тебе это? — спросил Бастьен, теперь уже гладя её ноги под платьем. — Даже в Библии есть «Песня песней», и там воспевается красота тела и любви. Как же мне хорошо с тобой, моя бесценная!

Он сам поражался, какое острое наслаждение вызывала в нём эта девушка. Кажется, никогда не был обделён женской лаской, но ни разу ничего подобного он не испытывал. И дело вовсе не в том, что она красивее сельских девчонок.

— Я столько раз видела это во сне, — с нежностью проговорила она. — Наверное, это ужасный грех, но я не могла с собой бороться...

Через ворсистое сукно кафтана она гладила Бастьена. Он быстро расшнуровался и прижал к себе её дрожащую ладошку. Николетт почувствовала под рукой горячее, твёрдое и пульсирующее. На миг замерла, а потом склонилась и поцеловала. Точно огнём хлестнуло Бастьена по всему тему.

Её ласка так растрогала его, что он тоже бросился покрывать поцелуями её грудь и живот. Дойдя до самых сокровенных точек, припал губами, и Николетт вся задрожала от сладкого томления. Обхватив Бастьена за плечи, она сама повлекла его к себе.

Всего несколько быстрых движений, от которых, как казалось Николетт, хруст сена сделался оглушительно громким. Она вскрикнула. Бастьен тотчас поднялся и сел рядом, судорожно переводя дыхание.

— Так мало? — испуганно спросила Николетт.

Он обнял её и прижал к себе, весь горячий и дрожащий.

— Сегодня больше нельзя, — быстро сказал он. — Тебе не будет радости, только боль. Пройдёт дня три, ранка заживёт, и тогда я сделаю так, что тебе будет очень-очень хорошо. Обещаю!

— Но ведь ты... — умоляюще проговорила она, — ты совсем не получил удовольствия!

Он засмеялся. Много раз поцеловал Николетт, теперь уже навсегда свою Николетт, чьей бы невестой её не объявили.

— Сегодня самый счастливый день в моей жизни, поверь. А получать удовольствие, зная, что ты страдаешь, я не смогу.

Глава 5 Сладкий сон

Стоял месяц август, тёплый, ласковый, весь пронизанный ароматами горячих луговых трав. Николетт убегала из дома раньше, чем церковные колокола звонили к вечерне. Она говорила мадам Бланке, что идёт к Урсуле. К этому времени все домашние дела у неё были сделаны — и коровы выдоены, и ужин приготовлен, и трапезная прибрана. В такое время мадам Бланка обычно сидела у очага с шитьём, а Окассен дрессировал своих собак или уезжал проведать кузенов в замке Суэз.

Николетт не боялась, что её кто-нибудь заметит. Бастьен нашёл замечательное место для встреч. Это был господский пойменный луг, где косили траву для хозяйской скотины. Сельские парни и девушки не осмеливались ходить сюда. Сейчас трава выросла в третий раз за лето и была мягкая, как шёлк.