Дамьен первым добрался до Окассена, спешился. Николетт не слышала, о чём они говорили, но судя по всему, ничего страшного не происходило. Потом подъехали венгры. Николетт догнала их и услышала, что Мишель ругает Окассена, без особого, впрочем, гнева:
— Разве можно так делать? Ты перепугал женщин до полусмерти, особенно мать девочки.
— Здорово мы вас разыграли? — спросил Окассен, когда Николет, тяжело дыша, подошла к нему.
— Какой же ты придурок! — бессильно проговорила она.
Села прямо на рыжую осеннюю траву и расплакалась. Окассен бросился к ней.
— Ну, что ты, милая! Ничего ведь не случилось, все живы-здоровы!
Он поднял её с травы и подхватил на руки. Несколько минут Николетт позволила нести себя вверх по холму, потом тихо сказала:
— Опусти меня на землю, народ смотрит.
Они пошли рядом, и Окассен смущённо оправдывался:
— Мне надо было поговорить с Бланкой наедине. А как это сделать, если она упиралась, точно необъезженный мул?
Николетт помолчала. Потом глухо проговорила:
— А если бы у меня выкидыш случился от этой скачки? Ты хоть иногда думаешь, что творишь, бессовестный?
Окассен притянул её руку к губам, быстро поцеловал.
— Ну, прости меня! Я думаю, тебе понравится то, что я сейчас сделаю.
Она тяжело вздохнула. Сердце уже билось в обычном ритме, слёзы высохли под прохладным осенним ветерком. Николетт заметила, что над церковью пролетела целая стая диких лебедей. Потянулись на юг, значит, скоро похолодает.
«Нужно шить детям тёплые плащи на зиму. А Бланке пора отвести отдельную комнату. Хватит ей спать вместе с мальчишками, это не доводит до добра».
Она покосилась на Окассена, и он немедленно почувствовал её взгляд, обернулся.
— Не сердись, умоляю тебя!
— Давай подождём наших и войдём в церковь все вместе, — холодно ответила она. — Иди, помоги Дамьену с лошадьми, он не сможет один вести трёх коней.
Окассен послушно повернул назад, а Бланка подбежала к Николетт и схватила её за руку.
— Ты знала, что с отцом всё в порядке, и не крикнула нам? — сердито спросила Николетт. — Разве можно так глупо вести себя, девочка?
— Но это было ужасно весело! — непринуждённо воскликнула Бланка. — К тому же, батюшка скоро сделает одну штуку, которая вам очень понравится.
— Твой отец нравится мне только, когда спит, — ответила Николетт. — По крайней мере, тогда я за него спокойна!
Вскоре семейство Витри собралось вместе. Мадам Бланка принялась было ругать Окассена, а Урсула схватила дочь в объятия и прижимала к себе так, что та едва вырвалась.
— Ну, мам! У меня ещё важное дело!
Бланка догнала Окассена. Он достал из кошелька серебряную монету и дал ей. Девочка стремглав бросилась к толпе крестьян, отыскала взглядом Жака Потье и бросила монету к его ногам.
— Это за беззаконно убитого гуся. Признаю, что была неправа, — надменно произнесла Бланка.
Николетт бросила на Окассена насмешливый взгляд.
— Вот это — великий поступок, который должен был меня сразить?
Он загадочно покачал головой. Взял её под руку и первым вошёл в церковь. Как обычно, дальше шли остальные члены семьи, потом слуги. Хлынувшая следом толпа крестьян почтительно замерла, увидев, что Окассен разговаривает у алтаря с аббатом.
— Я хочу, чтобы вы исправили одну запись в приходской книге, отец Лебен.
— Да, конечно, — услужливо ответил тот. — Какую именно, мессир Окассен?
— Насчёт старшей дочери Урсулы Маризи, — громко сказал Окассен. — Зачеркните там слова «Бланка Маризи» и напишите «Бланка де Витри, узаконенная дочь шевалье Окассена де Витри».
По толпе пролетел удивлённый гул. Мадам Бланка прижала ладонь к губам. Урсула застыла, и лишь глаза её то сверкали радостью, то мутнели от слёз. Бланка с довольным видом ткнула обоих братьев в бока.
— И объявите об этом после мессы, — добавил Окассен.
Он обернулся к Николетт, искательно посмотрел ей в лицо. Глаза её излучали столько нежности, а улыбка была такой восторженной, что Окассен понял — она больше не сердится. Она довольна им, может быть, впервые в жизни.
Николетт взяла его за руку, и пальцы их переплелись. Странным образом Господь переплетает судьбы, подумала Николетт. Иногда даже против нашей воли. А Окассен подумал — лучше быть пасынком судьбы, бедным и больным, но зато с той, что любит тебя всей своей чистой душой. Потому что без Николетт — какой же Бастьен счастливчик?
