Счастливчик (СИ) - Леблан Рене

Едва она вошла в дом, он позвал её сверху. Как нарочно! Окассен был в спальне, где обычно ночевал с Бастьеном. Только что вернулся из поездки в Суэз, к дяде. По дороге зацепился за живую изгородь и разорвал рукав.

— Зашей, — приказал он, бросив кафтан на руки Николетт.

Она достала из кармана передника моток ниток с иглой, который всегда носила с собой. Села на скамеечку для ног и принялась зашивать прореху, искоса наблюдая за Окассеном. Он словно не замечал её. Открыл окно, наблюдал, как во дворе резвятся его щенки, посмеивался.

— А знаешь, Николетт, когда ты выйдешь замуж и уедешь, мне, наверное, тоже придётся жениться, — вдруг сказал он, отвернувшись от окна. — Если даже мать возьмёт другую служанку на твоё место, разве чужая девка будет заботиться обо мне, как ты?

— Да, — не поднимая глаз от шиться, ответила Николетт. — Посватайтесь к кому-нибудь.

—Уже сейчас? — спросил он.

— Ну, да. Ведь до свадьбы ещё год придётся ждать.

Он отошёл от окна, сел на кровать позади неё. Николетт невольно напряглась, потому что чувствовала его взгляд на своём затылке, склонённой шее.

— Знаешь, мне всё равно на ком жениться, — задумчиво произнёс Окассен. — Красивая она будет или нет, мне без разницы. Главное, чтобы не была шлюхой. Я ведь прав?

— Да, конечно, — тихо ответила она и откусила нитку.

— Я тебе скажу по секрету, — понизив голос, продолжил он. — Ведь ты мне как сестра. Я бы обвенчался хоть сейчас, если не надо было бы с женой спать.

Николетт повернулась к нему с изумлённым лицом. Ей показалось, это одна из его дурацких шуточек. В детстве он часто разыгрывал крестьянских детей — например, говорил, что никогда не пьёт молока, потому что от него начинает летать по дому, как птица. И такой серьёзный вид при этом делал, что дети верили. А Окассен потом хохотал над ними.

И сейчас он объяснил без тени улыбки:

— Меня прямо тошнит при одной мысли об этом.

Глаза Николетт быстро замигали. Она тотчас опустила взгляд к шитью, чтобы Окассен не понял её мыслей.

— Другие мужчины только и думают об этом, — смущённо пробормотала она.

— Да они просто животные! — с отвращением воскликнул он.

Лицо его сморщилось, как в моменты дикого страха, когда он прибегал к ней по ночам, скрываясь от воображаемых чудовищ.

— Подумай, Николетт, ведь этот такой стыд, просто мерзость. Только порочным людям может такое нравиться. Разве ты не думаешь так же?

— Я не знаю... — вся дрожа от непонятного страха, ответила она. — Я ведь не мужчина.

— Да ведь для женщин это ещё унизительнее, Николетт!

Таким тоном он говорил, когда обвинял в нескромности и греховной красоте. Николетт показалось, он сейчас набросится на неё с побоями или руганью. Она быстро вскочила со скамеечки и протянула ему кафтан.

— Вот, готово. Я никогда не думала об этих вещах, мессир Окассен.

Он вздохнул и посмотрел в пол.

— Ты права, лучше вовсе не думать об этом.

Николетт ушла от него ни жива, ни мертва. Нет, он не разыгрывал её, не придуривался. Он в самом деле боится и брезгует плотской любви.

— Бывает ли такое? — спросила она у Бастьена.

Тот пожал плечами:

— Чего только не бывает на свете, любовь моя. Когда мы обучались в Суэзе, кузен всегда говорил нам, что ненавидит блуд. А я думаю, просто стесняется, что у него до сих пор этого не было. Попробует один раз, и вся его блажь пропадёт!

Слова Бастьена, как всегда, успокоили Николетт. Она старалась не вспоминать о том, как Окассен хватал её и лез под юбку, проверяя, не потеряла ли она своего целомудрия. Она под угрозой смерти не рассказала бы об этом никому на свете, особенно Бастьену. Представить страшно, какой скандал поднялся бы.

«Но если Окассен трогает меня так... значит, не настолько противны ему женщины?» — думала она, жмурясь от стыда и ужаса.

Бастьен и Окассен вернулись с охоты. Им удалось добыть молодую косулю, редкая удача. Заметил зверя Бастьен, он же загнал косулю к Чёрному Оврагу, который настолько глубок, что ни одна тварь не рискнёт прыгать вниз. Окассен выстрелил из-за кустов, попав косуле в переднюю ногу. Раненый зверь пробежал вдоль оврага совсем немного — Окассен нагнал его и добил кинжалом.

— Надо было освежевать тушу прямо в лесу, — укоризненно сказала сыну мадам Бланка. — Твой отец всегда так делал.

— Не сердитесь, тётушка! —весело попросил Бастьен. — Мы просто хотели показать зверя целиком, вам и...

Он невольно посмотрел на Николетт. Глаза его сверкали, улыбка была так ослепительна, что девушка едва сдержалась, чтобы не броситься ему на шею при всех.

— ... и слугам тоже интересно посмотреть, — быстро закончил Бастьен.

— Конечно, — тотчас отозвалась Николетт. — Чудесный зверь, спасибо, мессир Бастьен.

А потом они разделывали тушу во дворе перед крыльцом, все вместе — Окассен, Бастьен, Николетт, Жилонна и конюх Матье. Юноши орудовали своими охотничьими кинжалами, слуги — кухонными тесаками. Мадам Бланка носила из кухни тазы, чтобы аккуратно разложить потроха и куски мяса. И тут Николетт увидела, что во двор вошла Урсула. Она издали помахала подруге рукой, подзывая к себе.

— Я не могу! — крикнула Николетт. — Мы косулю разделываем, иди помогать!

Урсула подбежала и, не раздумывая, взялась за работу. Она ловко срезала с освежёванной туши ломти мяса, носила наполненные миски в дом.

— Ну, теперь отойдите в сторону, я буду кости рубить! — объявил Окассен.

Он вытер руки ветошкой, которую подала мать, сбросил кафтан и взялся за топор. Мышцы у него были сильные, двух-трёх ударов хватало, чтобы отрубить от туши ноги. С головой и хребтом пришлось повозиться подольше, но через полчаса Окассен гордо показал на гору кровавых кусков:

— Видали, как быстро?

— Ты у меня молодец, сынок, — довольно проговорила мадам Бланка.

Женщины стали носить мясо и кости в кухню. Урсула захватила ковш с водой и чистое полотенце, выбежала во двор и подошла к Окассену.

— Давайте, я вам на руки полью, мессир.

— Ну, давай, — спокойно отозвался он.

Он мыл руки, а сам болтал с Бастьеном, не глядя на Урсулу. Та, наоборот, пристально смотрела ему в лицо, словно пыталась прочитать в его глазах потайные мысли.

— У вас тут кровь, — тихо проговорила она, коснувшись пальцем его подбородка. — Дайте, я вытру.

Она быстро смочила краешек полотенца водой и стала вытирать лицо Окассена.

— И вот ещё кровь... и здесь.

Окассен не сопротивлялся и даже слегка улыбался. Николетт, спускаясь с крыльца, заметила это. И показала Бастьену глазами на непривычную сцену. Окассен вздрогнул, словно кожей ощутил их взгляды.

— Ну, всё, — резко сказал он, оттолкнув руку Урсулы.

Повернулся и пошёл в дом. Не оборачиваясь, крикнул:

— Николетт! Принеси мой кафтан!

Она поспешила исполнить приказ. Думала, Окассен разозлился из-за Урсулы и заранее дрожала. Но он сказал с непривычной мягкостью в голосе:

— Спасибо, сестричка.

Николетт показалось, что глаза у него были странно робкими, словно испуганными.

Через день приехал гонец от графа де Брешан. Его прислали за Бастьеном, просят того срочно приехать. Подробностей вызова гонец не знал.

Бастьен уехал на весь день, а вернувшись, долго беседовал с Окассеном. Николетт слушала, стоя в тени на лестнице. Она поняла, что один из друзей графа де Брешан, владетельный сеньор по имени герцог де Шуази, просил подсказать ему достойного дворянина на место начальника охраны большой крепости. Сам герцог не жил в этой крепости, у него было много имений. Прежний начальник охраны уехал в другой город, где получил место главы отряда наёмников.

Граф де Брешан порекомендовал Бастьена. Он знал, что молодой человек прошёл рыцарскую выучку и ищет службу во Франции. Слава о нём шла хорошая — вежливый, доброжелательный, отлично знает военное дело, и ни в каких бесчинствах не замечен.

Герцог побеседовал с Бастьеном и предложил ему принять службу.