Мужчина встал, приветствуя меня, а я от растерянности потеряла дар речи. Села в кресло размером для трёх Оль, скукожилась, прижимая к себе сумку и привыкая к соседству.
Тем более, что сосед сидел с двумя телефонами возле ушей, а перед ним был открытый ноутбук, где постоянно набирались строчки на немецком. Сосед говорил по телефону на английском в один телефон, вставлял нецензурные слова на русском в другой. Вот он мой шанс спасти мир, – я быстро разобралась в ситуации, влезла со своей помощью и увязла в глубине малахитовых глаз.
Быстро писала на немецком всё что он диктовал на русском, синхронно переводила влетающие тексты с немецкого… Очарование мужчиной вылилось в круговерть вспыхнувших чувств, и вот. Итог. Судьба один раз свела нас с Ольшанским на небесах, развела в номере гостиницы и теперь свела снова, чуть не зарыв меня на той остановке под смятым железом. Как будто бы мы не отработали свою карму.
Кстати, на следующий день после развода мы с подругой сидели и говорили именно об этом. С кем ещё, как не с лучшей подругой можно было выплакаться.
Мы с Ленкой пили кофе в ресторанчике напротив городского парка. Это был первый день после моего увольнения и второй, когда я вышла прогуляться из своей квартиры, подаренной мне Романом после развода.
От квартиры (как и от машины), я не отказалась – маленькая двушечка в центре напротив того самого парка, где мы сейчас сидели с Ленкой. Зная, что скоро появится ребёнок, квартира и машина – единственное, что я приняла от Романа. Золото, бриллианты и денежное содержание тогда мне показались ни к чему.
Ленка пыталась вернуть мои мысли в рациональное стойло:
– Олька, всё таки ты дурында, вот ей Богу! Ну оттаскала бы ту ведьму, что приклеилась к Роману, поплакала, а потом жила бы припеваюче, каждый день ему тыкая в наглую рожу обвинения. Все так живут.
– Нет, – я потрясла головой,: – Мне так не надо. Я лучше одна, чем с таким. Я ушла не к кому то, а от предательства.
– Тоже мне предательство, – Ленка хмыкнула,: – Где бы я была, если бы после Гришкиных гулек каждый раз разводилась. У меня двое детей, няня, машина под попой, деньги и Гриша с вечно виноватой рожей. Уверена, он и сейчас кого то имеет, да и пусть. Все мужики такие. Домой приходит, деньги приносит, вечно виноват. Комбо!
– Лен, ну как ты с ним можешь в постель ложиться?
– А кто тебе сказал, что ложусь, – она вдругпогрустнела, лицо подруги стало блеклым,:– Ты, может, думаешь, что я дура циничная. Так и есть: циничная, но не дура. Я не дура дать этому козлу свободу и моё понимаешь, нет, моё бабло другой, которая подвернётся тут же. А так у меня полная чаша, дети в шоколаде и я постоянно плюю ему в еду. Придёт время, может тоже любовника заведу. Но чтоб из за этого мужика бросить – да не в жизнь.
– Лен, а ты раньше ничего такого не говорила.
– Скажи я раньше, ты бы меня поняла разве? Так что, пока не поздно, иди скажи Ольшанскому, что передумала.
– Лен,– я помолчала и вовремя прикусила себе язык, не решившись открыться даже лучшей подруге про беременность.
– Оль? – Ленка выжидательно смотрела на меня: – Ты что сказать-то хотела?
Я подняла глаза:
– Не знаю, как дальше жить.
– Я тебе так скажу, Олька. Женщины перед друг- дружкой чем хвастают? Правильно, мужиками. А мужики? Правильно, тем самым, что у них в штанах… Заметь, не жёнами, не детьми, а тем, что от мира спрятано подальше, в трусах. И вот это самое главное для них: быть лучшим. От их гулек ещё не одна женщина не спряталась. Так что поплачь и к мужу возвращайся.
Я вспомнила этот разговор, горько усмехнулась. У нас потом много было разговоров с Ленкой, а один запомнился особенно.
Тогда уже Мишка подрастал, мы говорили по телефону, Ленка сказала:
– Слушай, Оля, вот понять не могу. Каким бы властным и отпетым хозяином жизни твой ледяной орёл не был, но как Ольшанский мог так быстро тебя отпустить? Почему не пытался удержать?
Я горько усмехнулась:
– Ты же сама сказала – ледяной орёл, : – Не из того теста Ольшанский сделан, чтоб кого то уговаривать.
– Ты не кто-то, ты жена. Вообще, у вас такая пара красивая была. Он, этакий монстр-чудовище из диснеевской золушки и ты, лапочка. И вот вдруг взял да отпустил.
– Не вдруг. Был у нас разговор с мужем…– я подавилась воздухом, сама себя оборвала на полуслове.
– Один?
– Что один?
– Разговор у тебя с мужем был всего один? – Ленка возмущённо сопела в трубку.
– Одного хватило, – я кивнула, сама вспомнила тот разговор и чуть не завыла от обиды, вздохнула: – Не хочу вспоминать.
– Не обижайся, Оль, но ты может быть сама была виновата в том, что твой богач сейчас ездит на штучном роллс-ройсе, а ты бечики выметаешь после смены в своём магазинчике. Ты ведь даже говорить по душам с Ольшанским не стала. Может быть он повинился бы, а ты такому грозному мужику слова сказать не дала.
– Оля, не начинай. Столько лет прошло, даже имя его слышать не хочу.
– Так и не надумала про Мишу рассказать?
– Ди ни за что в жизни. Ольшанский права не имеет даже слышать об этом человечике, он как не знал о моей беременности, так и о сыне не узнает.
.
– Ну может, ты и права. Я, правда, считаю, что твой миллиардер обязан платить деньги и считаю, что ты не смеешь наказывать своего сына отсутствием финансов.
– Ленка, я брошу трубку, – в моём голосе проснулась угроза и Ленка сразу сдалась, обиженно засипела на том конце провода:
– Только потому затыкаюсь, что помню сколько сил ты положила на Мишку и как барахталась, плакала. Олька, я тебя люблю.
Помню я хотела возразить, а потом не стала. У каждого своя правда и как бы ты её другому не втолковывал, твоя правда в его глазах будет кривая и однобокая. Ну да. Наверное, все женщины делятся на два лагеря: те, которые стерпят и те, которые ни за что терпеть не будут.
Ленка моя давным давно уехала со своим Русланчиком в далёкую Монголию. Там её мужу предложили денежный контракт и Ленка, не задумываясь, помчалась в пустые степи за высокий забор в какое то поселение, где жили семьи сотрудников. Фотографии унылых степей и кружок из пяти подруг вот и всё куда он забрела в своём “смирении” отжать у нелюбимого мужа побольше денег. Сколько раз спрашивала её вернётся ли, Ленка только отмахивалась, говорила что она в дозоре за мужем. Вот так то. Кому что.
Не знаю уж, какие планы были у судьбы на меня теперь, только вот я решила форсировать собственные.
Мне надо было выбираться из больницы, чтоб не попасть в новую ловушку моего бывшего мужа. Его поцелуй у меня на лбу всё ещё горел печатью: я обязана Ольшанскому за Мишу. А главное, я до озноба боялась, что отец и сын находились рядом. Не хотела, нет, нет, ни за что не хотела, чтоб Роман узнал о сыне. Я так долго, так трудно строила наш с Мишкой мир. Жили без Ромы и дальше проживём.
Неожиданно в дверь палаты постучали. Она открылась, сначала я увидела огромный букет белых роз, потом мужчину из охраны Ольшанского, за ним медсестру с очередной вазой под цветы.
– Роман Яковлевич передаёт вам цветы и вот это, – мужчина положил на столик конфеты. Медсестра завистливо скользнула по мне взглядом, поправляя цветы и меняя поднос с фруктами.
Я вздохнула. Роман расставлял сети заботы, в которые я попадать не собиралась. Слова “Приползёшь за помощью” из раны в сердце никуда не делись и снова кровоточили.
