Понимаю, что речь о свекре идет.
Интересно… Макс рассказал родителям все, как было, или свою версию сочинил?
У него есть огромный талант вертеть информацией и так, и эдак, не зря же они с коллегами умеют выворачивать наши законы едва ли не наизнанку.
– Так, и что этот многоуважаемый человек хотел? Чтобы ты меня палкой избил за непослушание? Или розгами? Если что, я все равно подам на развод.
– Не ерничай, пожалуйста. Голова и без того сейчас на части порвется. Как же вы так… Хочешь, я позвоню Максиму, поговорю с ним по-мужски.
– Позвонишь своему другу и скажешь, что он полный кретин?
Возможно, я погорячилась, и они не друзья, но хорошие товарищи – так точно. Если бы они оба не были такими занятыми, то совместные походы в баню и на рыбалку были бы их темой.
У моего мужа обширнейший круг знакомств. Связей – как блох у бездомной собаки.
Говорю же – кобель.
– Сам не знаю, – признается Витя честно.
Хмурится, откидываясь на спинку кресла. Если говорить мягко, он ошарашен.
Но со мной ему не тягаться.
Со вчерашнего дня сердце гулко бьется о ребра, кровь в венах стынет от осознания, что я стою на руинах своей прошлой жизни. Вот оно, пепелище – то тут, то там полыхает ещё.
Мы с ним какое-то время ещё обсуждаем детали обыска, и, что не удивительно, тем не менее неприятно, Витя заявляет, что меня в течение сегодняшнего дня заменят в составе группы, занимающейся делом Арсеньева.
Я не удивлена, но всё равно неприятно.
Накосячил муж, а бьет почему-то по мне.
– Ты так и не сказал, что мои свекры придумали? – спрашиваю у него, когда Смолов уже собирается уходить.
– Предложили тебя отправить в командировку на несколько месяцев… – ему явно неловко даже озвучивать.
– В Дагестан, чтобы остыла маленько?
Губы моего собеседника сжимаются в тонкую линию, взгляд тяжелеет.
Ему окончательно становится не по себе.
Серьезно? Вот так вот, с первого выстрела?
Что-то мне подсказывает, что этот гениальный план принадлежит моей свекрови. Я ей никогда не нравилась, но любовь к сыну перевешивала. Во всяком случае, в глаза она старалась жалить тактично.
– Ну ты, если что, предупреди меня заранее.
– Вика, я прошу… Это всё глупости. Я поговорю с Максом и с Юрием Ильичем ещё раз.
Он уходит, и я несколько часов усердно стараюсь концентрироваться на работе. Выходит с переменным успехом. Дел в разработке столько, что от одного Арсеньева мне ни жарко, ни холодно.
Подумаешь, отстранили! Если бы мой муж не лапал его жену у меня на глазах, было бы плевать!
Ближе к обеду не выдерживаю. Понимаю, что мысли, так или иначе, крутятся вокруг доченьки.
Вспомнив мужа недобрым словом за отобранные у детей телефоны, набираю ещё раз свекровь. Со скрипом, она всё же соглашается передать Евушке телефон.
– Солнышко мое, привет… – начинаю говорить, слыша её дыхание в трубке. – Ты сегодня решила отдохнуть? По максимуму воспользоваться бабушкиной сговорчивостью?
– Мам, подожди. Я хотела тебе сказать кое-что. Если ты разведешься, я останусь жить с папой.
Глава 9
В первые секунды кажется, будто по голове чем-то тяжелым ударили. Боль в затылке адскую ощущаю.
Сказать, что я не ожидала таких слов от дочери – ничего не сказать.
Моя доченька… Самый важный на свете человечек. Моя любимая девочка.
Прилагаю усилия, чтобы отогнать нахлынувшую волну паники.
Мне просто послышалось. Я не так её поняла. Мой ребенок не может быть настолько жесток.
Она продолжает что-то тараторить о своей любви к папе.
Меня передергивает, но я стараюсь держаться.
– Евуш, подожди, – перебиваю её мягко. – Скажи мне, милая, что папа тебе сказал?
Не удивлюсь, если он для каждого члена семьи придумал разные байки, чтобы наверняка нащупать болевую точку и за душу взять.
– Он сказал, что очень обидел тебя. И раскаивается! А ты его даже слушать не хочешь! Почему ты его не выслушала?! Ты нам с Женей говорила, что все люди ошибаются! Каждый, но важно осознать и исправить свои ошибки! – очень плохо, но малышка переходит на крик. – Он ведь любит тебя! Он сам так сказал. Папе грустно.
Из меня вылетает нервный смешок, к счастью, беззвучный.
– Ну и гаденыш, – роняю в сердцах.
Услышав, Ева замолкает.
– Вот видишь! Ты не даешь ему шанса! Это не он, это ты разрушаешь нашу семью!
Я слышу жалобный всхлип, а после вызов рассоединяется.
Мне больно, так больно, что я пошевелиться боюсь.
Набираю повторно. Сначала мне никто не отвечает, а после номер и вовсе оказывается вне зоны доступа.
В порыве раздражения отбрасываю телефон в сторону, и он, проскользив по столу, останавливается на самом краю. Смотрю на него, а в уголках глаз собираются слезы.
Ну сколько можно?!
Я бы все поняла, если бы именно я изменила, так нет же! Никогда, видит бог, никогда даже в мыслях не было! Я очень сильно мужа любила, и от этого сейчас в миллиард раз тяжелее.
Опавшие на стол ладони сами сжимаются в кулаки, роняю на них голову. Только сейчас осознаю, что все эти долгие, разъедающие душу секунды не дышала. Судорожно втягиваю в себя воздух.
Честно? Мне хочется его придушить. Собственными руками. Хочу, чтобы горел сейчас точно так же, как я. Невыносимо!
Не знала, что так быстро можно возненавидеть человека.
Поистине от любви до ненависти один шаг. Одно маленькое колебание.
Поджимаю губы, стараясь справиться с эмоциональным фейерверком. Руки трусятся, я вся дрожу.
Сил не осталось даже на то, чтобы просто поднять голову и осмотреться по сторонам. Всё тело будто свинцом наливается. Ноги болят, как после многочасовой пробежки.
Короткий разговор с дочерью стал колоссальной нагрузкой на организм.
Чувствую небывалую растерянность и беспомощность. Мне у всех на виду вырвали сердце и сейчас его топчут.
Макс не дурак и в отличие от остальных знает мое слабое место. В то время как свекры думают напугать меня злачным местечком, муж бьет прицельно.
Дети – ради них я готова на всё.
Я не вывезу жизни, в которой дочь будет жить с мужем и его новой семьей. Может, с кем-то и прокатывает, но точно не со мной.
Каждый день, во сколько бы он для меня ни заканчивался, приходя с работы, я шла в детские. Посмотреть на детей, поцеловать их, пожелать сладких снов, пусть даже спящим.
Мне катастрофически их не хватало, но не работать я не могла. Хотелось, чтобы они мною гордились, ну и Максу соответствовать – тоже.
Родители мужа невысокого обо мне мнения – происходящее сейчас яркое тому доказательство, и сидя дома, я бы давала им лишний повод лить детям в уши о том, что мать их, по сути, существо жалкое и никчемное, и нужна как в Африке варежки.
«Именно этим сейчас Наталья Петровна и занимается!»
Время, когда я Женю носила, было тяжелым. Меня мучил такой токсикоз, что академический отпуск пришлось брать рано. С рождением Евы, он, конечно же, затянулся.
Мой, уже на тот момент очень успешный, муж – молодой прокурор с мертвой хваткой, и я – вечно потерянная, трясущаяся над детьми домохозяйка.
Надо сказать, выглядела я тогда, несмотря ни на что, прекрасно – стройная, с чистой матовой кожей и густыми волосами молодая мамочка.
Спасибо природе, мне никогда не приходилось сидеть на диетах, да и просто трястись над своей внешностью.
Возможно, я не слишком фигуриста, но отсутствие изящной талии мне всегда заменял аккуратный пресс. На небольшую грудь я тоже не жалуюсь, так даже лучше, после родов и кормления она почти не изменилась. Снизу и вовсе все отлично подтянуто.
Свекровь, злясь и, естественно, за моей спиной, всем рассказывала, что я живу на шее её сына, прекрасно устроившись, занимаюсь собой, не имея никаких проблем, как и стремлений.
Было обидно, что моя мама, слушая это вранье, не спорила. Безмолвно со всем соглашаясь.
