Дорога Костей (ЛП) - Винтерс Деми

Он предположил, от кого она бежит.

Он лишил ее возможности объясниться.

Он повёл отряд в бой, не понимая, против кого они сражаются.

А ведь чему в первую очередь учил его Краки? Знай своего врага. А если не знаешь — узнай. И теперь Илиас лежал под землёй, потому что Рей забыл этот урок. Он оказался недостаточно хорош, и из-за этого достойный воин покинул мир.

Рей с силой выдохнул, разминая плечи.

Он был… неспокоен.

Это всё из-за Илиаса, говорил он себе. Но это не успокаивало.

Они выкопали могилу для своего брата по «Кровавой Секире» — уложили его тело, накрыли камнями и произнесли слова прощания. Пять лет Рей знал Илиаса. Пять лет они сражались плечом к плечу: он учил его владеть оружием и выживать в диких землях Исельдура. Видел, как тот превратился из тощего шестнадцатилетнего юнца в воина, павшего на Дороге Костей. Он был ему как родной.

Рей испустил тяжелый вздох. Сейчас рядом с Реем ехали лишь трое из его отряда. И казалось, что этого ничтожно мало. Было тихо, отчасти потому, что они молча скорбели по своему брату, но ещё и потому, что с повозки больше не доносилось бессмысленное напевание.

Силла и Джонас остались позади, Джонас попросил времени, чтобы погоревать. Мы легко догоним, без повозки под боком, — сказал он, когда Рей и остальные седлали коней.

Рей с трудом подавил желание развернуть Лошадь и вернуться в лагерь. Что-то было не так, но он не мог понять что.

Это из-за Илиаса, — повторял он себе. Но не был уверен.

Джонас вёл себя странно. Конечно, странно, — убеждал он себя. — Его брат только что умер. Горе у всех разное.

В груди шевельнулось раскаяние. Он дал гневу взять верх, несправедливо взвалил вину на неё. Мог бы быть добрее, мягче. Мог бы сказать, что смерть — это риск, на который идёт каждый воин. Что Илиас погиб с честью, только такой смерти и может желать воин. Что вина больше лежит на Рее, чем на ней.

Рей мог многое сделать по-другому. Но это ничего не изменит. Илиас всё равно мёртв.

И поэтому он поехал дальше, но глухое чувство в груди не унималось. И Рей снова спрашивал себя: как одна девушка смогла так основательно разрушить всё, что он выстраивал годами?

Г

ЛАВА 57

Как будто сама погода скорбела вместе с ними, утро было пасмурным, туман поднимался от земли и клубился среди сосен. Силла украдкой взглянула на Джонаса, всё ещё стоявшего на коленях с опущенной головой у погребального кургана брата. Он не двигался уже несколько часов, и чем дольше оставался в этом положении, тем сильнее нарастала боль в ее груди. Джонас был сломлен смертью Илиаса, и она могла лишь уважать его просьбу остаться рядом. Её взгляд вновь упал на аккуратно сложенные камни и боль стала острее.

Как всё докатилось до этого? Она ведь просто хотела, чтобы её подвезли. Просто хотела добраться до Копы. Но теперь все превратилось в хаос, ужасно трагический беспорядок, и бремя вины и горя тяжело давили на нее. Илиас погиб из-за неё, и одно это вызывало у Силлы тошноту. Ей следовало рассказать Джонасу то, что узнала от Скраеды, что она Эйса Вольс…

Тошнота вспыхнула с новой силой, как будто нутро выло от ужаса. Силла зажмурилась.

Не она. Не она.

Она не могла взглянуть в лицо этому имени и последствиям, которые оно несло. Не сейчас, не после всего, что произошло. Каждый раз, когда в голове всплывало это имя, тело начинало бунтовать всё сильнее.

Ты не она. Ты — Силла. И тебе просто нужно добраться до Копы. Добраться до безопасного убежища. Отрицание было не лучшим способом справляться с болью, но сейчас оно было единственным, что ещё держало её на ногах. Повторяя это про себя, она почувствовала, как тошнота отступает.

Вздохнув, Силла вновь взглянула на курган. Этим утром всё в лагере напоминало о Илиасе — его лошадь, спальное место, дополнительная миска, которую она по привычке достала во время утренней трапезы. Сразу после еды отряд «Кровавая Секира» приступил к рытью могилы. Илиаса похоронили с мечом в руке, с флягой, шерстяным плащом и лучшими мехами — припасами, которые сделают загробную жизнь более комфортной. Сверху положили цветы и сложили камни. Произнесли слова в честь его храбрости и славы.

Силла явно ощущала холодность со стороны отряда — с ней не разговаривали, даже не смотрели в её сторону. Ни Гекла, и уж тем более не Взор Секиры.

Ты принесла насилие и раздор в мой отряд. И я с нетерпением жду того дня, когда ты уйдёшь.

Воспоминание о словах Рея разбередило рану в её сердце. На мгновение у неё появилась семья, люди, которые заботились о ней. Люди, которые сражались за неё. Но, как и всё в её жизни, это не могло длиться вечно.

Рано или поздно, всё, что тебе дорого, отнимают, — подумала Силла, но тут же оборвала себя. Виновата только ты. Не надо было подпускать их к себе.

Её взгляд снова упал на Джонаса. Хоть она и собиралась порвать с ним ещё накануне, сейчас она не могла бросить его в горе. Она поможет ему, как он помогал ей.

И хоть она не хотела торопить его траур, они просидели здесь уже несколько часов, и в горле её пересохло. Его седельная сумка лежала рядом, и Силла бесшумно подобралась к ней, нащупывая бурдюк с водой. Она вытащила пробку и поднесла его к губам. Воды почти не осталось, она была тёплой и имела странный землистый привкус. Схватив вторую, пустую, флягу, Силла встала и направилась к ручью.

До ручья было меньше минуты ходьбы, его ярко-голубая вода резко контрастировала с серыми камнями. Присев на корточки у зарослей вереска с лиловыми цветами, Силла вдруг ощутила странный прилив радости. Она нахмурилась. С чего бы?

«Кровавая Секира» её ненавидела.

Илиас мёртв.

Джонас сломлен.

Полный крах. И всё же… она была счастлива.

Нет, не просто счастлива, она была в восторге.

Прохладный ветерок ласково коснулся щеки. Когда Силла опустила флягу в поток, по позвоночнику пробежала почти блаженная дрожь.

Закупорив бурдюк, она глубоко вдохнула. День вдруг показался менее мрачным, погода — менее траурной. Не в силах сдержать улыбку, Силла встала и споткнулась о куст вереска. Откуда он здесь взялся? Со вздохом она стала подниматься обратно к лагерю и запнулась о камень.

Она посмотрела вниз. Земля под ногами покачивалась словно море.

Рядом возник Джонас. Его рука легла ей на талию.

— Вот ты где, — улыбнулась она ему. За его спиной серые тучи вспыхивали разноцветными огнями.

Ей казалось будто она наблюдает за собой со стороны, а её рот говорит без её ведома:

— Моё сердце разрывается, Джонас. Лучше бы я умерла вместо Илиаса. Ты простишь меня? Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Волк улыбался ей, его глаза почти почернели.

— Пожалуйста, Джонас… Ты смгф…прох…мфя? — последние слова превратились в невнятное бормотание. Она попыталась снова: — Пфф…мэ?

Силла мотнула головой. Желание прилечь было непреодолимым и Джонас помог, уложив её на мягкий, мшистый склон. Его красивое лицо было над ней, перевёрнутое. Искажённое. Оно то расплывалось, то собиралось обратно.

Но, как бы то ни было, его слова звучали предельно ясно.

— Нет. Я не могу простить тебя.

Она моргнула, осознание и странная эйфория накатили на неё, разливаясь по венам. Листья. Он подмешал ей в воду проклятые листья.

— Ты бесчестная женщина. Мой брат мёртв из-за тебя. Но не всё потеряно. — Его голос был холодным и острым как жало. Глаза, темнее полночной тьмы, расплывались перед ней. — Я сдам тебя, Эйса Вольсик.

Её губы приоткрылись. Где-то в глубине сознания Силла понимала — Джонас не должен был знать. Она должна бояться. Но кроме счастья и ликования в ней не было ничего, только свет, изгибающийся и растекающийся перед глазами.

Голос Джонаса звучал то быстро, то медленно, словно спотыкаясь, ускользая и возвращаясь:

— Я предупреждал тебя, Кудрявая. Я не хороший человек. Надо было слушать.