Бесстрашная (ЛП) - Робертс Лорен

Кай блокирует клинок брата раскаленной кочергой, и в комнате раздается звук звенящей стали. Он едва успел снять ее с крючка, когда Китт замахнулся, заставив Кая увернуться от дугообразного удара и остановить его дрожащими руками. Китт тянет меч по всей длине кочерги, затем отступает.

— Убирайся с дороги, Кай. Это приказ.

— Нет, пока ты не успокоишься. — Силовик подбрасывает кочергу в ладони. — Если потребуется, я буду сражаться с тобой всю ночь.

На лице Китт отражается обида.

— Ты никогда не перестанешь выбирать ее, пока она не исчезнет.

Король снова пытается протиснуться мимо Силовика, но Кай встает на пути меча. Железный стержень вновь парирует удар меча, хотя его заостренный кончик умело избегает груди Китта. Я наблюдаю за Каем, замечая, как он сознательно остается в обороне. Это не бой, который он хочет выиграть — это бой, который он хочет закончить.

Я могу лишь покачать головой на них.

— Прекратите это, вы оба!

Кай сражается с мечом своего брата кочергой.

— Я не собираюсь выбирать между вами!

— Ты уже выбрал! — тяжело дыша, говорит Китт. Он дрожащим пальцем тычет в пустоту рядом с Каем. — Она сказала мне!

Мрачно уставившись в указанную пустоту, Кай бормочет:

— Ты болен, Китт. Позволь помочь тебе.

— Болен? — Голос короля пугающе спокоен. Затем он смеется, и этот звук становится еще страшнее. — Величие — не болезнь, брат. Когда ее не станет, ты это поймешь.

Раздается лязг металла. Зазубренные тени расползаются по стенам, рисуя постоянно меняющуюся историю битвы между братьями. Это завораживает — то, как они перетекают друг в друга с удивительной яростью. Слаженный танец, в котором они были напарниками на протяжении многих лет.

Я моргаю, наблюдая за их фигурами, за той плавностью, которую они находят друг в друге. Вряд ли можно назвать это борьбой, скорее воспоминанием. Как будто они вернулись на тренировочную площадку, спаррингуя по привычной схеме.

Кай делает шаг вперед, выставляя кочергу дугой. Китт отступает, чтобы парировать удар клинком. Между ними вспыхивает металлический крест, и оба брата пытаются противостоять силе друг друга. Они отталкиваются. Возвращаются к рутине, которую создали в детстве.

Это отвлекающий маневр Силовика.

Я наблюдаю, как они предугадывают каждое движение.

Он пытается успокоить Китта, не причиняя ему вреда.

В их дуэли есть что-то опьяняющее.

Я стою, ошеломленная этим зрелищем — двумя людьми, которые знают друг друга до глубины души. Это похоже на пророчество, которое наконец исполняется. На миг враждебность Китта ко мне кажется несущественной, потому что здесь нет ничего, кроме спокойствия. Сверкает сталь, металл поет. Китт приближается, Кай уклоняется. Силовик делает ложный выпад, король предугадывает.

Это прекрасная сцена контролируемого хаоса. Когда их оружие снова встречается, и они стоят лицом к лицу, то слегка улыбаются друг другу. Вот как они знают друг друга — вот какими они помнят себя. Передо мной братья, которые учили друг друга любить с мечом в руке и в грязи под ногами. Они нашли товарищество в том, что могли контролировать, и в этот момент — друг в друге.

Учащенное дыхание наполняет кабинет, тени замирают на стене, прежде чем братья разойдутся. Все еще обмениваясь едва заметными улыбками, они возвращаются к привычному стремительному движению.

Китт бросается вперед. Кай парирует.

Силовик наносит удар кочергой в сторону короля, его широкая спина закрывает мне обзор.

Я жду ответного звука стали.

Жду еще.

Время тянется медленно.

Что-то меняется в воздухе, словно сбивается ритм песни, под которую они сражались. Их ноги неловко замирают между ударами этого отрепетированного танца. Покой, который только что наполнял эту комнату, покидает ее.

Твердая спина сталкивается с моей грудью, заставляя меня пошатнуться.

И тогда по комнате разносится пугающий звук.

Сдавленный крик прорывается сквозь тишину.

Мое собственное прерывистое дыхание наполняет спертый воздух, когда я обхожу Кая.

На лице Китта появляется та самая легкая улыбка — та, которую когда-то он дарил так легко. Очаровательная и теплая. Теперь она снова на его губах, как будто пытается компенсировать все те времена, когда он забыл, как быть счастливым.

Но мои глаза уже скользят вниз.

Из его груди торчит железная кочерга.

Золотистые волосы растрепаны и сияют, как нимб, над его побледневшим лицом.

Кровь короля такая же, как и у его отца.

Кай бросается к брату, его голос срывается:

— Нет… Ты должен был увернуться, Китт!

Оцепенев, король смотрит на кочергу, вонзившуюся ему в грудь. Трясущимися пальцами он дотрагивается до кровоточащей раны. Его ладонь тяжело опускается на край стола, оставляя кровавый отпечаток на стопке пергамента. Мое тело дрожит, пока я смотрю, как кровь сочится из-под пальцев Китта, окрашивая написанные слова в алый цвет. Он поднимает широко раскрытые зеленые глаза.

— Я… забыл.

Кай ловит его в тот миг, когда он теряет равновесие.

Покрытые пятнами бумаги соскальзывают со стола.

Король смотрит, как они плавно опускаются на пол.

И затем следует за ними.

Глава шестьдесят восьмая

Кай

Колени Китта ударяются об пол рядом с моими.

Я не могу думать. Не могу чувствовать. Не слышу ничего, кроме ужасного звука разрываемой плоти брата, снова и снова звучащего в моей голове.

Ярость поглощает меня, сжигая остатки рассудка. Я чувствую, что стою на краю какой-то неотвратимой бездны, как будто душа медленно соскальзывает в зияющую пропасть. Но я цепляюсь за ту мерцающую искру внутри себя, за ту часть Китта, которую он во мне оставил, и умоляю ее не погаснуть.

Он покачивается на дрожащих коленях, после чего мучительно медленно оседает на пол. Я подхватываю его, поддерживая за спину, и осторожно укладываю на пол.

Этого не может быть.

Все это неправильно — безумие, подорвавшее душевное здоровье моего брата, и покрытая золой кочерга, пронзившая его насквозь.

Лужа крови медленно растекается по ковру под его содрогающимся телом, но я практически не ощущаю ее вязкого тепла, обволакивающего мои колени.

— Ты должен был увернуться, — повторяю я слова, отягощенные виной. — Я думал, ты увернешься.

Безумие, что держало Китта в своих тисках, начинает рассеиваться.

— Я забыл. Я… я даже себя не помню.

Я стараюсь не обращать внимания на слезы, подступающие к глазам, прижимая дрожащие руки к его ране. Кровь сочится сквозь пальцы.

— Я все исправлю, хорошо? — Теперь я звучу истерично. — С тобой все будет в порядке.

Пэйдин застыла рядом со мной. Ее широко распахнутые глаза стекленеют. Отстраненный взгляд Китта скользит по королеве.

— Я… заботился о тебе. Я… я не хочу быть монстром.

Я обхватываю голову Китта ладонями, с суровым взглядом разворачивая его лицом к себе.

— Эй, это я монстр. Не ты, слышишь?

Он говорит сквозь боль и холод, пугающе похожий на дыхание Смерти, но я не решаюсь признать это.

— Ты — пешка. Но я… я — король, который тобой управляет. Хоть я и не помню большинство своих ходов.

Я выдавливаю судорожный смешок, потому что альтернатива слишком страшна.

— Ты вечно драматизируешь, Китти. — Горло сжимается, когда я хватаю его окровавленную руку. — Я все исправлю.

Я закрываю глаза в поисках силы Целителя, и по моей щеке скатывается слеза.

Передо мной истекает кровью Двойственный. Гидрос — где-то в коридоре.

Я тянусь дальше, пытаясь достать до дальних уголков замка.

Шквал. Щитовик. Вуаль.

Каждый Гвардеец за дверью совершенно для меня бесполезен. Я борюсь с даром, распространяя его в сторону другого крыла замка, где находятся Целители, но все они вне досягаемости.