Северный ветер - Уорвик Александрия

– Сегодня мы засвидетельствуем сей союз…

Звук стихает. Мир темнеет. Мое сердцебиение – барабанный бой, ленивая пульсация, что отдается в ушах. Кожу тыльной стороны ладони покалывает, хмуро бросаю на нее взгляд. Там появляется странный силуэт. Татуировка.

– …в час борьбы, в час нужды…

С каждым словом татуировка темнее. Пытаюсь ее стереть, и ничего не выходит.

Должно быть, так меня и привяжут. Клятвы недостаточно. Клятву можно нарушить. А татуировка, напитанная чарами, станет залогом нерушимости брака.

Тогда Король стужи берет меня за руку. Поднимаю на него глаза. То, как пристально он на меня смотрит, вселяет тревогу. С тех пор, как я вошла в зал, король будто бы и не моргнул ни разу.

Священник продолжает, упоминая обещание и приверженность, обвязывает платком. Напрасно воздух сотрясает.

И вот дело сделано. Мы с Королем стужи обвенчаны. Я его жена. А он мой муж. Мы связаны узами брака, и я поклялась лишить его жизни.

– Вы можете взглянуть на невесту, господин.

Король стужи подхватывает край вуали.

Ну началось.

Он осторожно отводит ткань от моего лица, обнажая огрубевшую плоть внизу правой щеки, сморщенный рельеф старых шрамов, бледные горы на фоне более темного, земляного цвета кожи.

Чувства. Вот чего мне не хватало. Бессердечно холодная мина – и по ней вдруг проходит трещинка. Потрясение, которое король не в состоянии скрыть, потому что я хоть и всего на мгновение, но ковырнула под его жесткой маской.

Ветерок шевелит выбившиеся пряди моих волос. Каждый мускул в лице стоящего передо мной бога напрягается. Борей, Северный ветер, скалит потрясающе белые зубы. Пусть я и женщина из Эджвуда, но я не та, которую он выбрал.

– Ты, – шипит король.

Растягиваю губы в гаденькой улыбке.

– Сюрприз.

Глава 5

Губы короля кривятся уродливой усмешкой в ответ.

– Ты.

– Да, сказал уже, – лениво растягиваю я слова, чем ничуть не улучшаю собственное положение.

– Где твоя сестра? – Король хватает меня выше локтя, его сила в десять раз превосходит мою. Не уверена, что смогу высвободиться, даже если попытаюсь.

– Думаю, в Эджвуде, – далеко от тебя, что более важно.

Король так плотно сжимает губы, что на фоне бледной кожи они кажутся белым прочерком.

– Ты понимаешь, что наделала?

– Тебя перехитрила?

Король шипит – так низко и холодно, как я еще никогда не слышала:

– Ты совершила страшнейшую ошибку.

Мы стоим нос к носу. Немногие могут заставить меня ощутить себя маленькой, но я едва достаю макушкой до подбородка короля, и скребущий мою спину мороз подтверждает, как быстро вспыхивает его гнев. Мне вновь напоминают, кто такой Северный ветер: бессмертный, видевший тысячи начал и концовок, а я всего лишь последний листик, что цепляется за осеннюю ветвь.

Я не хочу его бояться.

Я глупа, если испытываю перед ним что-либо, кроме страха.

– Нет, – шепчу я, сокращая последнее расстояние. Жар его дыхания опаляет мои замерзшие губы. – Это ты ее совершил.

Напряжение достигает невидимого пика. В ответ на вызов, на брошенную перчатку, король раздувает ноздри.

Это не супружество.

Это война.

Он отступает на шаг, и мороз, тут же хлынув между нами, прогоняет накопившееся от близости тепло. Сердце колотится до тошноты быстро.

Я не Элора. Я не нежная. Я существо, чьи зубы отточены страданиями, и прежде всего я выживу.

– Убрать ее с глаз долой! – ревет король.

Два призрачных стража волочат меня из зала в узкий, извилистый коридор с одинаковыми синими дверями. Со внезапным всплеском силы я всем телом врезаюсь в мужчину справа, вбиваю его в стенку. Хватка ослабевает, я вырываюсь и со всех ног несусь по длинной темной жиле заброшенной цитадели.

Крики мужчин отдаляются. Один коридор перетекает в другой. Желтые двери, стеклянные двери, сетчатые, кривобокие. Одна же наверняка ведет наружу. Выбираю наугад – ту, что из светлого дерева, с круглым верхом и квадратной ручкой – и проталкиваюсь внутрь.

Комната настолько пыльная, что посоревнуется со всей цитаделью, но она явно не отсюда, ведь ее стены, пол и потолок из дерева. Большое квадратное окно выходит на холмистые поля, ровные ряды посевов. Не видать ни крошечки снега.

– …кажется, сюда пошла… – голос растворяется собственным эхом.

Обшариваю дребезжащую раму – тщетно. Окно заперто. Должно же быть что-то… Ах. Вот стульчик-то и очень кстати.

Как следует размахнувшись, луплю им по окну. От удара по руке волной проходит боль, бьет по ушам грохот. А на стекле ни царапинки. Как такое возможно?

– Я что-то слышал. Туда!

Бесполезная комната. Поспешно убираюсь оттуда, сворачиваю в другой коридор, наугад вбегаю в дверь.

От неминуемой смерти спасает лишь быстрая реакция. Чистое бесконечное небо разливается так близко, что протяни руку – и коснешься усеянного звездами полотна. Внизу о стены утеса бьются волны. И я стою на самом краешке, и под носком крошится влажная скала.

Жесткие, просоленные ветры треплют волосы и платье. Я никогда не видела моря. Я никогда не видела такой бескрайней воды, свободной от зимних ледяных оков. Но такая жизнь не для меня.

Что-то обвивается вокруг лодыжки и вздергивает меня вверх тормашками. Юбки сваливаются на голову, обнажая исподнее.

– Это еще что?! – борюсь с невидимым противником.

Перед глазами возникают сапоги Короля стужи.

– Двери ведут во многие места, но я уже говорил, они не помогут сбежать. Придется привыкнуть.

– Я тебя презираю, – выплевываю.

Зубоскальство ничуть его не задевает.

– Не ты первая и не ты последняя, – совершенно спокойно произносит король.

Собственная ярость кажется мне живым существом, и я добьюсь, чтобы он ощутил ее на себе, лишь бы увидеть, как пойдет трещинами его железное самообладание.

Меня переносят обратно через порог к парочке стражей, от которых мне удалось улизнуть. Король стужи взмахивает ладонью, и я врезаюсь в пол – сила, державшая меня за лодыжку, вдруг исчезает. Стражи хватают меня за руки так крепко, что наверняка останутся синяки. Разок я их одурачила, но больше не выйдет. Меня волочат спиной вперед за запертую дверь, потом вниз, вниз, вниз по лестнице.

Черная мерзлая почва вздымается высокими стенами. Затем потолок. Под землей тишина властвует столь безраздельно, что давит на барабанные перепонки. Ни единой свечки, лампы. Лишь клетки, одна за другой. Сейчас в них пусто, но что за пленники здесь прежде томились?

В самом конце туннеля стражи открывают решетчатую дверь и вталкивают меня внутрь. Гремят ключи, замок с лязгом встает в паз.

– Стойте! – бросаюсь вперед, хватаюсь за прутья. – Прошу, помогите мне.

Дверь с грохотом захлопывается, и я остаюсь в темноте.

Сидеть заточенной в дыре под землей, очевидно, неприятная штука, и пока тянутся долгие часы, мой единственный спутник – собственное сердцебиение. Хуже смертельного холода – жажда. Покалывание в горле перерастает в боль, затем в жестокую агонию. Требую вина. Мне приносят воду. Вскоре кожа покрывается капельками пота.

Глаза привыкают к темноте достаточно быстро. Камера крошечная, три стены – голая утрамбованная почва, четвертой служит решетка. Если вытяну руки, дотянусь до обеих стен кончиками пальцев, и осыплются крошки земли.

Такое чувство, будто я покинула Эджвуд сто лет назад. Элора… милая, дорогая Элора. Тоска по ней – рана, которая, возможно, никогда не заживет. Уверена, сестра на меня в ярости. Немногие знают, какой у нее бывает норов, но ох как она впечатляет, когда дает ему волю. Что Элора подумала, когда проснулась, стряхнув действие маниворта? Пустой дом. Пропавшая сестра. Исчез Король стужи. Исчезла ее единственная родня.

Я дала ей обещание и нарушила его. Но теперь над ней не висит угроза стать жертвой Короля стужи, и она вольна воплотить свои мечты. Нахожу в этом утешение.

Утекают дни. Я лежу в луже собственного пота, свернувшись калачиком в дальнем углу камеры. Снова прошу вина. Мне снова приносят воду. Подают тушеное мясо – холодное, с застывшим сверху маслянистым слоем жира. Мне чудом удается удержать в желудке то, что я съедаю.