Бесстрашная (ЛП) - Робертс Лорен

— Что ты… — Он поворачивается, заставляя меня замолчать, и небрежно переступает через упавшую дверь. — Что ты делаешь?

— Похищаю тебя, — отвечает он просто.

Я открываю рот, чтобы возразить, но его шепот возле моего уха заставляет меня замолчать:

— Сегодня ночью мы притворяемся.

Ветви волочатся по земле, окружая нас объятиями из листьев.

Рука Кая крепко сжимает мою, утягивая меня под низкий купол ивовых ветвей. Лунный свет пробивается сквозь листву, серебряными бликами ложится на землю. В центре всего этого возвышается ствол, его корни цепляются за землю и закручиваются на мягкой траве.

Моя ладонь выскальзывает из его, когда он внезапно падает на траву, раскинувшись с блаженным вздохом. Он не утруждает себя объяснениями, когда садится и хватает меня за бедра. Я не успеваю возразить, когда меня утягивают на траву.

Запутавшись в объятиях, я неуклюже валюсь на него. Он встречает мое падение с улыбкой и крепче прижимает к себе, даже несмотря на то, что я выбила из его легких весь воздух. Я тихо смеюсь, отчего мои плечи вздрагивают, пока я лежу у него на груди. Услышав этот редкий звук, он сжимает пальцами тонкую ткань моей майки, будто боится отпустить.

Я наклоняюсь к нему.

— Это определенно запрещено.

Он вопросительно хмыкает, и звук отдается вибрацией у меня за спиной.

— То, что мы здесь. Одни. Ночью.

— Могло быть хуже, — бормочет он. — Мы могли бы остаться в покоях королевы. Тоже одни. Тоже ночью.

Мои щеки вспыхивают.

— Если так подумать, ночной воздух куда предпочтительнее.

Он смеется у моего уха. Я с трудом сдерживаю дрожь. Пальцы касаются руки, лежащей на моем животе — шершавой, покрытой шрамами. Только когда я провожу рукой по костяшкам его пальцев, я понимаю, что он все еще держит меня.

— Вот почему ты услышал мой крик, — тихо говорю я, поворачиваясь к нему. — Ты тренировался.

Его кожа покрыта струпьями, костяшки пальцев затвердели от остатков крови. Он говорит с печалью в голосе:

— От тебя ничего не утаишь, маленький Экстрасенс. Я шел в свою комнату после ночи на тренировочном дворе. Не спалось. — После секундного замешательства он добавляет: — Вот тогда я тебя и услышал.

Я медленно киваю, собираясь с духом.

— Мне снилась она.

Он замирает подо мной. Он знает, о ком я говорю.

— Полагаю, сон был не из приятных?

— Нет, — почти смеюсь я. — Каким-то образом все было даже гораздо хуже, чем обычно.

Его голос тверд:

— Жаль, что ты вынуждена переживать этот момент каждый раз, когда закрываешь глаза.

— Не каждый, — Я сдвигаюсь, соскальзывая с его груди, чтобы сесть рядом с ним. — Не когда ты рядом.

Он приподнимается на локте, потянув за подол моей майки, пока я не склоняюсь к нему.

— Тогда я никогда не оставлю тебя.

— Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать.

— Меня не волнуют обещания — меня волнуешь ты.

От его слов у меня всегда сводит живот, замирает сердце, а губы замолкают. Поэтому я нежно провожу пальцем по кончику его носа и говорю:

— Вы настоящий поэт, принц.

Лунный свет отражается в ямочке, которая появляется на его щеке, когда он улыбается.

— А ты моя муза, дорогая.

Мои обтянутые шелком колени погружаются в покрытую росой траву, становясь все более влажными с каждой секундой.

— Неужели это и будет вся наша жизнь? — шепчу я, избегая его взгляда. — Вечное притворство. Побеги от реальности, чтобы выкрасть крохи времени.

— Знаешь… — он вздыхает. — Я представлял другую вечность для нас. Где-нибудь далеко отсюда. Но если это все, что нам досталось… — Он замолкает, его глаза такого же серебристого цвета, как лунные лучи, льющиеся на нас. — Тогда мы воспользуемся этим по максимуму. Я буду твоим Силовиком. Твоим соперником. Твоей тайной, ожидающей под ивой.

При упоминании дерева, окутывающего нас, мой взгляд опускается к его широкому стволу и колышущейся траве у корней.

Под этой землей покоится его сестра. Ее тело заключено в объятия корней.

Мой голос звучит странно тихо:

— Мне… можно быть здесь? Под ее ивой?

— Уверен, что Ава не будет против компании, — его улыбка неожиданно яркая в ночи. — К тому же, ты уже бывала тут. Я почти раздел тебя под этими самыми ветвями на балу.

Воспоминания об охватившей меня в ту ночь панике нахлынули вместе с незабываемым ощущением его пальцев, развязывающих шнуровку моего платья.

— Ах да. Вспоминаю.

— Надеюсь, с теплотой.

Я слегка усмехаюсь, прежде чем наклониться ближе.

— Я тоже помню игру, в которую мы играли под этим деревом. И как я победила, — он качает головой, глядя на меня. — И то теплое воспоминание.

Он качает головой.

— Во-первых, — хладнокровно начинает он, — это была игра на больших пальцах. Во-вторых, ты маленькая лгунья, Серебряная Спасительница.

Я открываю рот, потрясенная его обвинением. Но из меня вырывается сдавленный смешок, когда он внезапно садится и притягивает меня к себе за талию. Со следующим ударом сердца он усаживает меня к себе на колени, затем заводит мои ноги себе за спину, и я оказываюсь на его скрещенных.

— Ладно, — улыбаюсь, — я требую реванш.

— О, моя прекрасная Пэй, — шепчет он, губами касаясь моих, — в этот раз именно я стану твоей погибелью.

И в этот миг я бы умоляла его быть ею. Отдала бы все на свете, лишь бы остаться под этой ивой, в его объятиях.

Так что, я запоминаю каждую черточку его лица, каждый оттенок этой яркой фантазии, представшей передо мной.

До начала битвы он целует подушечку моего большого пальца.

Глава восьмая

Кай

Их колени соприкасаются.

Карета снова подпрыгивает, еще ближе сдвигая их друг к другу. Я сижу напротив королевской четы, колени покачиваются из стороны в сторону, а голова клонится к высокой спинке грохочущего сиденья. У этой кареты нет крыши, словно ее верхнюю половину срезали. Впереди и позади нас движутся украшенные экипажи на которых развеваются флаги с гербом Илии.

Легкий ветерок колышет волосы, спадающие на лоб, и я постоянно приглаживаю их пальцами. Солнце заливает нас своим светом, заставляя с любопытством разглядывать неудобное расположение сидений в тишине. Опираясь локтем на укороченную дверь, я поднимаю руку, чтобы прикрыть глаза.

И первое, на что я натыкаюсь взглядом, — это она.

Солнечные лучи сплетаются с ее серебряными волосами, струятся по коротким прядям так ярко, что ослепляют меня. Ее тело облачено в изумрудную ткань — она облегает бедра, струится по ногам и по ее колену, которое все еще касается его.

Я отвожу взгляд, барабаня пальцами — теми, что хотят прикоснуться к ней — по бортику.

— Прекрасный день, — произносит она, испытывая, как мне кажется, дискомфорт. — Идеальный для парада.

— Да, с погодой нам повезло, — рассеянно соглашается Китт. — Правда, брат?

Тон резко меняется, стоит ему обратиться ко мне, теперь он легкий, веселый. Я поднимаю глаза и встречаю знакомый проблеск озорства.

— О да, — сухо отвечаю я. — Обожаю жариться под солнцем.

Китт усмехается, а потом уныло бормочет, обращаясь к Пэйдин:

— Знаешь, Кай никогда не переносил жару. Когда мы были детьми…

— Все, хватит, — перебиваю я, несмотря на улыбку, которая начала расползаться по моим губам.

— Нет, — лукаво говорит Пэйдин. — Мне очень интересно. Продолжай.

— Когда мы были детьми, — повторяет Китт, глядя на меня с ухмылкой, — он едва мог находиться на улице дольше часа. Потом хватался за голову, уверенный, что волосы у него вот-вот расплавятся.

Смех Пэйдин побуждает меня повысить голос: