Опальная жена. Пекарня на краю севера - Берг Александра

С этими словами Нобель резко развернулся и, утопая по колено в снегу, решительно направился прочь от дома.

– Постойте! – крикнула я срывающимся голосом.

Холодное отчаяние захлестнуло меня с головой. Мысли путались, сердце колотилось где-то в горле. От одной только мысли, что у меня могут отнять Шторма, внутри всё сжималось от ужаса. У меня оставался лишь один выход.

Дрожащими пальцами я достала из кармана потёртый мешочек. Монеты звякнули, и Нобель остановился.

– У меня есть немного.

Мужчина подошёл поближе, и я вывалила ему все оставшиеся монеты.

– Это едва ли покроет четверть вашего долга, – презрительно скривился Нобель, пересчитав сумму. – Так не годится! Сударыня, неужели так сложно уяснить простейшие правила?

Помощник префекта начал распаляться, его щёки покрылись красными пятнами, но тирада оборвалась на полуслове. Внутренности дома вдруг хрустнули так зловеще и пронзительно, что даже у меня волосы на затылке встали дыбом.

– Эм-м-м… – промямлил Нобель.

Он опасливо покосился на дом, после чего торопливо собрал деньги в мешочек и протянул их обратно.

– Вы не возьмёте? – удивилась я, разглядывая его внезапно побледневшее лицо.

– Разве я похож на кассира? – процедил Нобель сквозь зубы, стараясь сохранить достоинство. – Завтра соизвольте посетить администрацию. Внесите платежи, – он кивнул на мешочек в моих руках. – Там же вы можете получить домовую книгу. Если она вам нужна, конечно.

– Спасибо, – пробормотала я.

– Чёртово место… – последнюю фразу Нобель произнёс отступив к каменной дорожке, после чего он так резво бросился вниз по склону, что я даже ответить ничего не успела.

Когда его сухопарая фигура скрылась, я тяжело вздохнула и побрела в сторону стойла.

Шторм нервно перебирал копытами, почувствовав моё приближение.

– Что нам делать? – прошептала я, прижавшись лбом к его шее. – Отец специально ничего не сказал про долги. И наверное, поэтому так легко согласился переписать дом на меня. Думал, что я либо сгину в снегах, либо меня посадят в тюрьму. Какой же он всё-таки…

Я с яростью ударила по деревянной стенке. Перегородка затрещала, и едва не раскололась. Воздух пронзили электрические разряды.

Шторм нервно вздрогнул и отступил на несколько шагов, прижав уши.

– Прости, мой хороший, – пробормотала я, засовывая дрожащие руки в карманы.

В этот момент меня пронзило внезапное озарение. Конечно же! Вот оно! Магия отзывалась на сильные эмоции – гнев, страх, отчаяние…

Мне необходимо держать себя в руках. Особенно сейчас, когда каждая вспышка эмоций грозит обернуться катастрофой. Я медленно разжала стиснутые кулаки и сделала глубокий вдох, чувствуя, как опасное покалывание в кончиках пальцев постепенно затихает.

Последнее, чего я хочу – это превратить и без того потрёпанные стены в груду щепок. Каждая скрипучая половица, каждый выцветший от времени угол дома – всё, что у меня осталось.

Взгляд мой скользнул по трещине, расползающейся от места удара. Кажется, дом, как и я, держится из последних сил. Мы оба израненные, но всё ещё стоим. И должны продолжать стоять, несмотря ни на что.

Глава 14

Чтобы успокоиться, я с головой погрузилась в работу. Спустилась в подвал, собрала рассыпанное зерно и, наконец, накормила изголодавшегося Шторма.

После занялась своим скромным обустройством.

В основную часть дома больше заходить не решилась – что-то подсказывало, что время для этого ещё не пришло. Не хотелось тревожить ни собственные натянутые нервы, ни… сам дом. Старые стены, казалось, наблюдали за мной с молчаливой настороженностью. То, что он позволил мне спуститься в погреб, уже можно было считать первым робким шагом к примирению. Но на этом пока всё – нужно набраться терпения и дать времени сгладить невидимые углы.

Холод медленно пробирался под одежду. На кухне становилось всё зябче – пальцы начинали неметь, а дыхание вырывалось облачками пара. Пора было позаботиться о тепле.

За стойлом располагалась старая поленница, но за то время, пока дом пустовал, дрова отсырели настолько, что вряд ли там можно найти хоть что-то пригодное для растопки.

Пришлось обходиться тем, что было под рукой. В ход пошли старые треногие табуреты с рассохшимися ножками, трухлявые ящики, извлечённые из тёмных углов погреба, плетёные корзинки из-под ягод – последние всё равно следовало выбросить, поскольку они насквозь пропитались плесенью и влагой.

Огонь в печи разгорался неохотно, сначала потрескивая и выпуская клубы сизого дыма, но постепенно пламя окрепло, даря долгожданное тепло промёрзшему дому, который, казалось, вздохнул с облегчением после долгих лет забвения.

Когда в кухне стало заметно теплее, я решила, наконец, принести свой чемодан – единственное, что удалось выцарапать у подлого Хорста.

Я поставила его на стол и щёлкнула замками. Крышка поднялась, открыв мой жалкий скарб.

– Ну что ж, давай посмотрим, что у нас есть для жизни на краю света, – усмехнулась я, начиная вынимать вещи.

Два платья – одно из тонкого шёлка цвета морской волны, другое – лёгкое, ситцевое, в мелкий цветочек. Оба совершенно неподходящие для здешних суровых условий. Кружевные сорочки – три штуки, изящные, воздушные, с атласными лентами. Пара чулок, настолько тонких, что даже в тёплом помещении в них было бы прохладно.

– Просто замечательно, – с сарказмом произнесла я, разглядывая свои сокровища. – Кружевное бельё и лёгкие платья – именно то, что нужно для жизни на севере.

В чемодане обнаружилась также расчёска, флакон духов (разбитый – теперь вся одежда пахла сладковатым ароматом ландыша) и тонкая шаль, единственная вещь, хоть как-то пригодная для местного климата.

Я разложила свои немногочисленные пожитки на столе, пытаясь придумать, как их можно приспособить к новой жизни.

Может, получится что-то продать? Только вот кому из местных ножное подобное?

Я устало потёрла лицо руками. Жаль, но жизнь и не думает становиться проще.

Положив вещи обратно в чемодан, я захлопнула крышку и отодвинула его в сторону. Вопрос об одежде придётся решать позже – возможно, удастся раздобыть что-то более подходящее в городе. Если, конечно, местные жители вообще захотят иметь со мной дело.

Тем временем за окном уже давно сгустились сумерки. Высокие сосны возле дома будто сдвинулись ближе, точно любопытные зрители, желающие разглядеть новую обитательницу.

Свою кровать я обустроила по тому же принципу, что и лежбище для Шторма. Принесла относительно сухую солому и аккуратно расстелила в углу комнаты, стараясь распределить её равномерным слоем. Получилось нечто вроде примитивного матраса – не идеал комфорта, но определённо лучше, чем голый пол.

Шаль, обнаруженную в чемодане, решила использовать вместо одеяла. Получилось скромно, но в моих обстоятельствах это можно было считать почти роскошью.

– Ничего, всё ещё наладиться, – подбодрила я себя, сняв ботинки и устроившись на самодельном ложе.

Солома зашуршала под моим весом, несколько колючих стебельков тут же впились в бок. Я поёрзала, пытаясь найти более удобное положение и, в конце концов, смирилась с некоторым дискомфортом.

Натянув шерстяную шаль до самого подбородка, я замерла. Старые половицы поскрипывали вокруг меня мягко и размеренно. В этих звуках чудилось нечто осмысленное – не просто шорохи и скрипы, а настоящий язык, на котором дом вёл свой монолог. По едва уловимым изменениям тональности я чувствовала: он принял какое-то решение. И возможно, завтра мне откроются еще какие-то секреты?

Утро встретило меня пронизывающим холодом и ломотой во всём теле. Огонь в печи потух, и за ночь температура на кухне снова опустилась ниже нуля. Солома, служившая постелью, оказалась не слишком надёжной защитой от холода.

Я с трудом поднялась, морщась от боли в спине и шее. Конечности затекли и плохо слушались. Каким-то чудом мне удалось совладать с непослушными руками и снова разжечь огонь.