Кузнец (ЛП) - Вендел С. И.

10



Даже если он никогда не сможет заполучить ее в качестве своей пары, Хакон решил, что мог бы, по крайней мере, быть другом леди Эйслинн. Конечно, это было бы хорошо. Это насытило бы зверя, который был беспокойным и несчастным, пока она не рядом, и дало бы его более разумной голове время выбрать кого-то, с кем он действительно мог бы построить жизнь.

Его зверь, возможно, и ворчал при этой мысли, но Хакон знал, что фантазии ни к чему не приведут. Жизнь, которую он планировал построить, должна была быть простой и стабильной. Та, что была у его бабушки и дедушки.

Поэтому он мог поболтать с наследницей, восхититься ее умом и сконструировать для нее новые хитроумные приспособления, чтобы доставить ей удовольствие. Если так случилось, что он сохранил в памяти образ ее улыбки, золотистый оттенок ее кудрей, освещенных послеполуденным солнцем, или угол наклона ее бровей, когда она ломала голову над проблемой, что ж, пусть будет так.

Он был уверен, что когда кто-то другой вскружит ему голову, он не будет помнить эти вещи так ярко. Просто нужно было дать возможность кому-то вскружить ему голову.

Хакон принял предложение леди Эйслинн поужинать с другими сотрудниками в столовой. Вульф освоился быстрее него, поняв, что, когда он величественно сидит на месте, множество рук будет подсовывать ему объедки.



Хакон заставил себя пойти, и в конце концов он привык к приятной болтовне, которая текла вокруг него.

Он постепенно совершенствовался в чтении по человеческим губам и практиковался во время еды, следя за тем, кто говорит, и внимательно прислушиваясь к тому, что было сказано.

Было немало горничных, поваров и садовников, которые смотрели на него через стол. Он изо всех сил старался уделить им немного внимания, запомнить имена и лица, и кто чем занимается.

Он нашел одну повариху, Тилли, довольно забавной, и ее истории всегда вызывали взрывы смеха за столом. Брижитт, Клэр и Фиа все были красавицами, хотя Фиа была его любимицей, в основном потому, что она часто говорила о леди Эйслинн. Хакон поглощал каждый лакомый кусочек информации с большей жадностью, чем свою трапезу, и всегда хотел большего.

Однако проходили недели, а он так и не приблизился к тому, чтобы найти кого-нибудь, кого он мог бы попросить прогуляться по внутреннему двору или пригласить в город перекусить. В самом городе было еще много людей, с которыми ему предстояло встретиться, но его время было поглощено работой в замке — и проектами леди Эйслинн.

Он уже давно закончил для нее острые ножницы, а потом быстро смастерил себе пару собственных.

— Ты действительно не обязан, — настаивала леди Эйслинн, когда однажды днем они стояли вместе в розовом саду ее матери. Она бросала на него обеспокоенные взгляды не менее десяти минут.

— Я готов, — заверил он ее. Он улыбнулся ей сверху вниз, надеясь развеять ее беспокойство, но затем она улыбнулась в ответ, ослепительная, несмотря на то, что ее лицо затеняла широкополая соломенная шляпа. Еще одно сокровище в его копилке образов, более ценное, чем драгоценные камни, спрятанные под половицами его комнаты.

Прочистив горло, он добавил:

— Приятно выбраться из кузницы. Увидеть солнце.

— Это, безусловно, правда, — засмеялась она. — Мы не можем допустить, чтобы ты побледнел, — затем ее брови поднялись почти до линии роста волос. — А кожа орков темнеет на солнце? Может ли солнце обжечь тебя?

В ее глазах мелькнуло любопытство, и внезапно ее рука оказалась на его обнаженной коже, кончики пальцев пробежались по изгибу предплечья.

Сердце Хакона бешено заколотилось в груди — и его член заинтересовался в брюках.

Рука леди Эйслинн была болезненно мягкой, кончики ее пальцев оставляли отпечатки на его коже.

С легким вздохом она отдернула руку, отвела взгляд и спрятала румянец за полями широкополой шляпы.

— Я… мне так жаль. Я просто…

Хакон снова откашлялся, привлекая ее внимание. Отогнув воротник куртки, он показал ей полоску светло-зеленой кожи под горлом.

— Мы действительно темнеем под солнцем, — сказал он, ошеломленный, но необычайно довольный, когда она, моргая, не могла оторвать взгляд от его обнаженной кожи. — Шкура орка слишком толстая, чтобы ее обжечь. И неподатливая. Кожа полукровок… — он покачал открытой ладонью в нерешительном жесте. — Она немного чувствительнее.

Она еще долгое время смотрела на его шею, прежде чем отрывисто кивнуть, ее рот был сжат в свойственной ей решительной манере.

— Тогда у тебя должна быть шляпа.

Он рассмеялся при мысли о том, что на нем может быть что-то похожее на ее шляпу с повислыми полями, но когда он в следующий раз пришел помочь ей, то обнаружил, что она настроена серьезно и ждет его с еще одной широкополой соломенной шляпой.

Леди Эйслинн выжидающе протянула ее, и он знал, пара она ему или нет, он никогда ее не разочарует.

Он натянул шляпу на голову, и в тени его ушам сразу стало прохладнее.

Она издала мурлыкающий звук удовольствия, протянув руку, чтобы затянуть завязки у него под подбородком.

Кончики пальцев ее снова коснулись его, и уши внезапно перестали быть такими прохладными.

Она, казалось, была довольна своей работой, поэтому Хакон тоже был доволен. В тени шляпы он мог с легкостью наблюдать за ней больше, чем было необходимо, пока она учила его правильной обрезке садовых роз.

Он принялся за работу быстрее, чем за еду в столовой, особенно когда увидел, как шипы царапают нежные руки леди Эйслинн. Даже в перчатках розы боролись с ними, решив сохранить свои заросли и дикие формы. Он настоял на том, чтобы бороться с более сложными растениями, где ножницы должны были проникать глубже. Они отомстили, расцарапав Хакону руки и лицо, но лучше его, чем ее.

С его помощью сад медленно, но верно начал раскрываться. Леди Эйслинн была вне себя от радости по поводу достигнутого ими прогресса, и Хакон с удовольствием слушал ее рассказ о розах и о том, как они будут цвести следующей весной.

Во время работы они также обсуждали идеи Эйслинн относительно будущих проектов, а именно моста, который она намеревалась построить в южной части города.

— Я полна решимости начать в ближайшее время, — сказала она ему в очередной солнечный день.

Началась осень, хотя до сих пор она была на удивление мягкой. Тем не менее, легкий ветерок приносил с собой прохладу, что побуждало леди Эйслинн закончить подготовку сада к зимнему отдыху до первой сильной бури.

Хакон следовал за ней с тачкой, полной мульчи, с изумлением слушая, как она описывает свои планы относительно моста, от угла наклона арки до ширины пешеходной дорожки и состава строительного раствора.

— Полагаю, раз уж мне доверят управление Дундураном, я, по крайней мере, добьюсь своего с мостом. Я хотела бы начать поскорее, чтобы, как минимум, предварительная работа была закончена до снега, но скоро и это станет невозможным.

Она не в первый раз упоминала о приближении времени, когда она будет править не только Дундураном, но и всем Дарроулендом. Хакону пришлось собрать воедино историю из рассказа Орека о Джерроде Дарроу, замковых сплетен и того, что говорила леди Эйслинн.

Намерение сеньора Дэрроу скоро уехать, даже не попытавшись найти своего заблудшего сына, не давало Хакону покоя. Обида за леди Эйслинн росла быстрее и многочисленнее, чем сорняки, которые хотели заполонить розовый сад, и он часто не знал, что делать со своими чувствами, кроме как броситься помогать ей любым доступным способом.

Итак, когда она повернулась к нему ближе к концу их работы в тот день и спросила:

— Не мог бы ты… составить мне компанию, чтобы поговорить с гильдмастерами, когда придет время? Я была бы признательна за твое мнение.