Кузнец (ЛП) - Вендел С. И.

— Я уверен, что это просто недоразумение, — настоял он. — Нет необходимости обвинять леди Эйслинн или ее людей в неправомерном поведении.

Холодный взгляд Аллариона обратился к Хакону, но он не почувствовал страха. Возможно, мужчина поумнее так бы и поступил, но он встал бы и между чем-то гораздо худшим, чем Алларион, и леди Эйслинн.

После напряженного момента фейри наконец кивнул.

— Я приношу свои извинения. Я вспыльчив в своей спешке. Поскольку я не связан, моя душа призывает выбрать дом. Я нашел место, которое подошло бы Белларанду и мне.

Леди Эйслинн медленно кивнула и протянула правую руку.

— Мы можем поговорить наедине?

— Миледи… — возразил один из рыцарей.

— Ты не сможешь защитить меня от фейри, даже стоя рядом со мной. Так что же значат эти несколько ярдов? — она сказала это так буднично, и явное огорчение рыцаря отразило огорчение самого Хакона.

Сердце застряло у него в горле, когда Алларион шагнул вперед.

— Я бы никогда не причинил вреда женщине, особенно невинной, — прошипел фейри рыцарям.

И, словно бросая вызов, он подошел к леди Эйслинн и предложил ей руку. Она моргнула, прежде чем скользнуть рукой по сгибу его локтя, едва касаясь кончиками пальцев тонкой черной кожи его плаща.

Хакон наблюдал со всей напряженностью хищника, как Алларион отвел ее на небольшое расстояние, его голова была наклонена к ней, пока они тихо разговаривали.

Ревность пробежала у него по коже — оттого, что фейри так легко прикасался к ней, осмеливался требовать ее внимания.

Их слова были приглушены, и Хакон не знал, сможет ли он разобрать их даже со своим слухом, но ему было неприятно, что его правое ухо не могло уловить мягкий тон ее голоса. Они склонили головы друг к другу, отвернув лица от остальных. Он ненавидел эту маленькую интимность, ненавидел видеть ее стоящей так близко к другому мужчине, который был могущественным, искушенным в делах и явно благородной крови.

Все, чем я не являюсь и никогда не буду.

Эта мысль терзала его, как Вульф кость, разрывая на куски.

— Отвернись, — пробормотал ему Орек по-оркски. — Другие начинают пялиться на тебя.

Предупреждение заставило его зверя зарычать. Он не мог отвести взгляд, он не мог рисковать. Что, если я ей нужен?

Он услышал, как Орек протяжно вздохнул.

— Ты уверен?

Вопрос удивил его настолько, что он, наконец, отвел взгляд.

— Что?

— Ты уверен, что она твоя пара?

У Хакона кровь застыла в жилах.

— Она не моя пара, — выдавил он одними губами.

Орек фыркнул, явно не убежденный.

— Поэтому ты стоишь здесь и смотришь так, словно хочешь напасть на фейри. И рычишь громче, чем твоя собака.

Только тогда Хакон осознал, что его грудь сотрясается от тяжелых вибраций рычания. Он прикусил язык, заглушая звук, но его зверь не сдавался полностью. У него болело горло от напряжения, которое он сдерживал в себе.

— Я сам не знал, есть ли у меня зверь, будучи полукровкой, — сказал ему Орек. — По большей части он спал. До той ночи, когда я зашел в палатку с запасами и нашел Сорчу.

Слова, словно заклинание, пытались отвлечь внимание Хакона от леди Эйслинн и фейри. Он услышал предупреждение и, что еще хуже, правду, прозвучавшую в признании Орека.

Он знал, какая опасность вот-вот надвигается.

— Он знал, что я не могу оставить ее там. Он знал, что я не могу позволить ей отправиться домой одной. Он знал, что она та, кого я хочу. Как бы я ни пытался его остановить, зверь знал. Похоже, твой зверь тоже знает.

— Она не моя пара, — повторил Хакон, скорее для себя, чем для Орека. Слова комом застряли у него в горле.

— Пока нет. Но знай, мой друг, что, начавшись, этого уже не остановить.

— Знаю, — вот почему ему придется забыть о своем глупом увлечении. В Дундуране много прекрасных женщин — любая была бы лучшим, более безопасным выбором, чем наследница Дарроуленда, женщина, которой он никогда не сможет обладать.

Он хотел хорошей жизни, простой жизни с семьей. Он не хотел интриг или сложностей.

И все же я хочу ее.

За исключением того, что его никогда не приняли бы в качестве ее пары. Возможно, для Сорчи, дочери рыцаря и йомена, это было прекрасно, но для дочери вождя? Никогда.

Он был глуп только потому, что допускал такую мысль.

— Я знаю, какой это ад, когда супружеская связь остается безответной. Что бы ты ни выбрал, решай. Ты должен быть уверен.

Хакон почувствовал, как сухожилия на его шее натянули кожу, когда он стиснул челюсти, сдерживая рык разочарования.

Гребаная судьба, так не должно было быть!

Все внутри него, все его надежды, мечты и устремления взметнулись под натиском зверя, который уже был уверен. Он чувствовал, что разрывается надвое, между двумя желаниями, двумя судьбами, и беспокоился, что стоит на краю пропасти, слишком высокой и опасной, чтобы в нее броситься.

Что на самом деле могло ожидать его, если бы он прыгнул? Ни единого варианта, что она была бы его парой, в безопасности и комфорте в усадьбе, которую он построил бы для нее.

Этой мечте никогда не суждено сбыться.

Значит, она не может быть твоей парой.

Правда пронзила его до мозга костей, до самого его духа. Его сердце треснуло от напряжения.

Хакон ошеломленно наблюдал, как леди Эйслинн и Алларион пришли к какому-то соглашению. Фейри проводил ее обратно и, поклонившись Сорче в последний раз, одним изящным движением запрыгнул на спину Белларанда, описав дугу плащом.

— Миледи, — произнес он нараспев, и затем единорог повернулся к лесу.

Никто не произнес ни слова, пока эти двое не скрылись между деревьями.

Сорча выдохнула.

— Ну, это было нечто.

— Чего он хотел? — спросил Хакон, не в силах сдержать отчаянный лай в голосе.

Он чувствовал, что все смотрят на него, но ему было все равно. Ему нужен был ответ, как следующий вдох, неведение ползало по нему, как кусачие муравьи.

— Он хочет заявить права на заброшенное поместье на северной стороне леса, — сказала леди Эйслинн с непроницаемым выражением лица.

— Скарборо? — переспросила Сорча.

— Да. Он снова отправит мне прошение. Предыдущие, должно быть, потерялись… или отец забыл их отправить. Мне придется разобраться с этим.

Ее ответы были достаточным утешением, чтобы загнать зверя обратно в клетку его ребер. С усилием его гнев остыл, и урчание в груди утихло.

Когда он взглянул на Орека, его друг лишь серьезно посмотрел в ответ.

Больше не нужно ничего говорить.

— Нам следует вернуться до наступления темноты, миледи, — сказал один из рыцарей.

Леди Эйслинн согласилась, и так были сказаны слова прощания и даны обещания о будущих визитах. Хакон по-человечески пожал руку Ореку и получил легкий поцелуй в щеку от Сорчи. Все дети Брэдей в последний раз похлопали Вульфа по спине и добились от леди Эйслинн обещания еще большего количества подарков в ее следующий приезд.

Хакон протянул руку, чтобы помочь ей забраться в двуколку. Она без колебаний взяла ее, проведя своей ладонью по его. Дрожь пробежала от его руки вниз по позвоночнику, и он не смог удержаться от глубокого вдоха, впитывая ее сладкий аромат.

Судьба, я глупый самец.

Он забрался вслед за ней, дети захихикали, увидев, как двуколка покачнулась под его весом. Устроившись, они помахали на прощание, когда рыцари сели на коней.

Легко взмахнув поводьями леди Эйслинн вернула их на дорогу, по пути домой в Дундуран.

День давно пошел на убыль, и стемнеет еще до того, как они доберутся до окраин города. Тем не менее, Хакон не воспринял бы это как должное — он знал, что немного времени с ней успокоит его.

Он открыл рот, чтобы задать ей вопрос, побудив обсудить что-то из ее интересов, когда она первая повернулась к нему, ее глаза блестели от любопытства, и сказала:

— Расскажи мне все, что ты знаешь о фейри — и единорогах.