Эй, дьяволица (ЛП) - Мигаллон Хулия Де Ла Фуэнте

Потом на её лице появляется улыбка.

— Значит, он…?

Я засучиваю рукав и с гордостью показываю ей розу на своём предплечье, там, где плёнка прикрывает новый шип. Он чуть больше остальных — добыча того стоит.

Ее зрачки пробегают по доказательству моего триумфа с почти хищным удовольствием, от которого у меня внутри что-то приятно сжимается. Щекочущее тепло уходит прямо вниз, когда ее подушечки пальцев скользят по коже, повторяя линии вытатуированного стебля.

Он закрывает глаза, сжимает кольцо в кулаке. Вздыхает… а затем смеётся.

Открывает окно и швыряет его в ночь.

— Пошёл ты в ад!

Закрывает створку, на лице — выражение довольного облегчения.

— Ну спасибо, что хотя бы спросила, хочу ли я оставить его себе, прежде чем…

— Ой, заткнись.

Она хватает меня за воротник и с напором целует. Я замираю от неожиданности, затем пытаюсь отстраниться. Открываю рот, собираясь сказать что-то о её клыках и о том, что лучше бы ей держать их подальше от меня, но она беззаботно отмахивается, словно от назойливой мухи, и снова тянет меня за футболку.

— Перестань быть идиотом.

А после этого чудесного признания в любви снова вцепляется в мои губы, запуская пальцы в мои волосы.

— Сегодня ты заслужил узнать, как всё делается по-настоящему.

Кажется, я сопротивляюсь не дольше пары секунд, прежде чем сдавленно выдыхаю, теряя всякое напряжение, и сдаюсь ей.

Я успел забыть. Забыл ту ночь в баре, когда понял, что наши судьбы не были созданы, чтобы выживать вместе. Ночь, когда её кожа пылала под моими пальцами.

Я забыл, что Дьяволица чертовски хорошо целуется. Что её прикосновения и вкус возбуждают меня до судорог. Что это — как глоток расплавленного огня, от которого кровь стучит в висках, пока весь я не сгораю дотла.

Я рычу и прижимаю её к стене, впиваясь пальцами в её волосы. Мы жадно целуемся, будто наши губы стремятся рассказать друг другу всю историю мира — с её страстями, её войнами, её катастрофами.

Я отстраняюсь, чтобы на мгновение взглянуть на неё. Свет луны и далёких фонарей очерчивает линии её лица, высвечивая шрамы, что делают её сегодня похожей на опасную тигрицу. Её губы влажно поблёскивают, и я не могу удержаться, снова захватывая их своими, сгорая от жара внутри.

Чёрт. Я ведь и правда был идиотом, отказываясь от этого.

Я прижимаюсь к ней, медленно двигая бёдрами. Её тихий стон отзывается во мне сладким эхом, будоража кровь. Мне мало. Я хочу слышать её стоны всю ночь.

Она расстёгивает мой ремень. Мои ладони скользят под её футболку, лаская кожу, сминая ткань, пока не сдирают её вовсе. Она делает то же самое с моей. Я с наслаждением играю с её грудью, осыпая поцелуями шею, пока её пальцы ловко расстёгивают мои джинсы. Я избавляюсь от них, одновременно ведя её к кровати, не отрываясь от её губ.

Я собираюсь повалить её, но она останавливает меня, упираясь ладонью в мою грудь, а затем, усмехнувшись, усаживается сверху.

— Я же сказала, сегодня я тебе покажу, как это делается.

Я смеюсь и закатываю глаза. Ну да, ну да. Никто не может превзойти мастера. Но если ей так хочется попробовать…

Я поднимаю руки, показывая, что полностью в её власти, а затем переплетаю пальцы за головой, наблюдая за ней с весёлым ожиданием.

Она избавляет меня от трусов, последнего барьера, между нами. Её пальцы обхватывают мой член, скользят, играют, заставляя дразняще вздрогнуть. Её язык прокладывает путь от моих пресса и груди к подбородку, к шее… к уху, вызывая мурашки на коже.

— Я сотру с твоего лица эту самодовольную ухмылку, — шепчет она.

Я уже собираюсь фыркнуть, но смех застревает у меня в горле, когда её клыки прохладно касаются мочки моего уха. Я застываю. Она медленно ведёт их по моей шее, а затем меняет на лёгкое прикосновение носа и снова — языка. Угроза всё ещё висит в воздухе, и у меня сжимается всё внутри от смеси страха и желания. Я должен был бы оттолкнуть её, но эта игра заводит меня слишком сильно.

Мои пальцы скользят вверх по её бедру, находят узкую полоску ткани, пробираются под неё. Она дрожит, едва слышно всхлипывает, прижимаясь губами к моей шее. Я чувствую, как она становится ещё влажнее, и это возбуждает меня ещё сильнее. Я двигаюсь в том же ритме, что и её рука.

Её губы замирают возле моей яремной вены. Её рот приоткрыт, дыхание горячее и прерывистое. Она жаждет этого, я чувствую. И, на мгновение, я закрываю глаза, позволяя этому случиться.

Но ничего не происходит.

Я открываю глаза. Она отстранилась. Сбрасывает с себя нижнее бельё и усаживается на меня сверху.

Я не уверен, был ли я когда-либо настолько твёрдым. Одного её прикосновения достаточно, чтобы моё тело вздрогнуло, ожидая.

Прикусив губу и не отводя от меня тёмного, вызывающего взгляда, она медленно опускается вниз, принимая меня внутри себя. Я стискиваю простыню, сжав кулаки, а мышцы напрягаются, пока я не выдерживаю и не подаюсь навстречу, жадно жаждая её, отчаянно нуждаясь в ней.

Когда, между нами, не остаётся ни миллиметра пустоты, она замирает. Сжимает мышцы, вырывая из меня низкий, хриплый стон. Улыбается мне краем губ, и я понимаю, что этой ночью она собирается пытать меня, получая от этого удовольствие.

Она берет свои скомканные кружевные трусики и засовывает мне в рот.

— Чтобы тебя не услышало половина Майтауна, охотник.

И если боги существуют, я клянусь, что они замирают, глядя вниз, когда она начинает двигаться. Потому что, если кто-то и превратил секс в искусство, культ и религию — так это Дьяволица.

Чёрт. Надо было позволить ей делать со мной всё, что угодно, ещё с первого дня.

На её третьем оргазме я кончаю так, будто это впервые в моей жизни. Безумно.

Она усмехается, вытягивает из моих губ трусики, позволяя мне наконец вдохнуть.

Я всё ещё ощущаю приятные разряды в теле, когда прикусываю губу и сжимаю её бёдра, удерживая её крепче.

— В следующий раз, когда захочешь трахнуть кого-то ещё, вспомни, что ты вся моя, — пробормотал я, опьянённый удовольствием. Конечно, я вовсе не зол из-за списка её любовников, что мы сегодня узнали.

Она смеётся, шлёпает меня по щеке и складывает губы бантиком, делая вид, что мне сочувствует.

— Так ты ещё и собственник. Ну, хочешь добавить к списку ещё какую-нибудь добродетель?

Я не в состоянии выдать внятный ответ, так что только издаю слабый, бессмысленный звук капитуляции.

Она снова смеется и, оставаясь внутри меня, продолжает двигаться. Кажется, в итоге ненасытной тут оказался вовсе не я.

Сначала я ничего особенного не чувствую, но она умудряется вновь довести меня до состояния боевой готовности и подарить себе еще два оргазма за мой счет, прежде чем я кончаю во второй раз.

Теперь, будучи окончательно удовлетворенной, она ложится рядом с моим измученным телом. Ее пальцы лениво блуждают по татуировкам на моей груди, вздымающейся с каждым тяжелым вдохом. Я ловлю ее руку и сплетаю наши пальцы.

— Слушай, Дьяволица, ты прямо кобылица 33-го уровня, да?

Думаю, она поняла намек, потому что весело фыркает. Кладет голову мне на плечо, и мы просто молчим. За окном начинается дождь, первые лучи солнца лениво пробиваются сквозь стекло.

Я усмехаюсь и крепче прижимаю ее к себе. Мои слова тонут в ее груди, когда я впиваюсь в нее зубами:

— Так сколько бывших мне нужно отловить в неделю, чтобы ты так меня трахала?

Ее смех сотрясает наши тела.

Клыки спрятаны, и я ловлю ее взгляд перед тем, как поцеловать. И между поцелуями, между прикосновениями, мой верный товарищ, отважный солдат, вновь выстраивается в строй.

Я держу ее крепко, позволяя себе медленный, вдумчивый ритм. Наши лица близко, губы соприкасаются, рука все еще сжимает ее ладонь.

Иногда я чувствую странное покалывание, иногда не чувствую почти ничего. Возбуждение то приходит, то уходит, но я все же дарю ей спокойный оргазм — долгий, выдохнутый со стоном, с запрокинутой головой и закрытыми глазами. И, хоть и немного, но мой член все же успевает оставить в ней свое присутствие.