Укушенная (ЛП) - Грей Джордан Стефани

— О, как обычно, — небрежно отвечает Син, ничего не подозревая. — Кровяная колбаса, печень, жареные конечности, отрезанные от заключённых, которых мы держим в темнице.

Я ничего не могу с собой поделать, я запинаюсь.

— Т-ты… ты шутишь.

Синклер сначала не отвечает, но потом оглядывается через плечо и подмигивает. Я закатываю глаза и, пыхтя, спешу поспеть за его широкими, быстрыми шагами.

— Отвратительная задница.

— Ты бы видела своё лицо, — говорит он, его плечи трясутся от сдерживаемого смеха. — Не могу поверить, что ты решила, что я из тех мужчин, которые объедаются человеческим мясом.

— Я не уверена, к какому типу ты относишься, — честно говорю я. — Насколько я знаю, ты монстр-каннибал, который собирает обрезки ногтей в заколдованную банку.

— Во-первых, это отвратительно и в высшей степени оскорбительно. Я бы никогда не потратил волшебную банку на ногти. Во-вторых…

Его слова обрываются, когда мы приближаемся к двум охранникам в холле. Один из них выглядит как человек, одет в толстую кожаную одежду с поясом, перевязанным поперёк его массивной груди, и медальоном размером с кулак в центре. Герб с изображением ворона, пожирающего червя. Другой, однако, вонзает длинные когти в каменный пол и скалит клыки на любого, кто осмеливается встретиться взглядом с полностью изменившимся Бетой. Они стоят перед золотой дверью, украшенной звёздным светом.

Когда Синклер проводит меня мимо, Бета склоняется в глубоком поклоне, и охранник следует его примеру, пробормотав:

— Принц Синклер.

Син не утруждает себя ответом, и мы продолжаем идти. Однако, когда мы оказываемся достаточно далеко, я спрашиваю:

— Что это была за комната, которую они охраняли?

— Покои королевы. — Он смотрит на меня и указывает дальше по коридору, на другую комнату, где на страже стоит один Бета-волк, прежде чем его рука опускается и касается моей поясницы. — Это моя, если я тебе когда-нибудь понадоблюсь по какой-либо причине. Например, посреди ночи, когда тебе одиноко, может быть, нужна помощь, чтобы расшнуровать корсет…

Я громко, драматично вздыхаю, и его улыбка на мгновение становится шире, как будто он не может её сдержать. Будто ему нравится выводить меня из себя. И, возможно, так оно и есть. Внутри у меня что-то шевелится, тепло, похожее на искренность, окутывает моё сердце. Син, кажется, не презирает меня, как все остальные, но внешне он всё равно не будет моим другом. Не таким, как Уна. И даже не таким, как Порция.

Принц Синклер.

Принц.

Мы продолжаем идти по коридорам, и мне кажется, что мы бредём по густой мокрой грязи. Перед играми в волейбол тренер Мёрфи усаживал меня и моих товарищей по команде на шаткие трибуны спортзала и раскладывал большой громоздкий телевизор. После уроков мы часами просиживали там, просматривая записи наших соперниц, в то время как тренер Мёрфи что-то писал маркерами на экране. Мы выявляли слабые стороны каждой девушки. Их сильные стороны. А затем проводили мозговой штурм, чтобы выработать точную стратегию, необходимую для того, чтобы победить их на корте. Конечно, этот корт совсем другого типа, и те стратегии заключались в том, чтобы подбрасывать мяч таким образом и следить за флангом Аманды, а не следить за выходами и за кровожадными охранниками и их постами, но всё же. С тех пор как меня вытащили с пляжа, я забыла обращать внимание. Подумать только. Делать что-либо, кроме как реагировать.

Больше нет.

— Не мог… не мог… бы ты показать мне больше? — спрашиваю я Сина, когда мы оказываемся в коридоре, где никого нет. — Где живут остальные? Повсюду ли расставлена охрана? Для чего предназначены остальные комнаты?

Принц Синклер Севери, представитель двора Королевы Волков Северной Америки, не может защитить меня, но он может, по крайней мере, дать мне инструменты, чтобы я могла защитить себя.

Он, кажется, тоже это понимает и в одно мгновение увлекает меня вглубь коридора, где в неуместном камине ревёт полуночно-синее пламя.

Тихим, но от этого не менее приятным голосом он говорит:

— Стражники служат Королеве Волков. Они остаются снаружи её покоев, тронного зала, комнаты трофеев, моей комнаты, когда меня нет поблизости, и в местах общего пользования по ночам. В противном случае оборотни, особенно представители знати, должны защищать себя сами. У нас, конечно, есть солдаты, но они тренируются для войны с мятежными стаями или охотниками, но никогда против тех, кто находится при их собственном дворе. Если ты сама наймёшь охрану, это будет означать, что ты не думаешь, что королева сможет защитить тебя, и это будет расценено как государственная измена.

— Понимаю.

Я прикусываю губу, размышляя и обдумывая стратегию, в то время как этот неуместный камин рядом с нами пышет жаром.

У покоев королевы. Иногда Сина. Но не остальных. Не тех, кто был на пляже. Возможно, есть доказательства, которые нужно собрать. Если этот двор так привержен своим законам, то должен быть способ выяснить, кто убил Селесту, и кто незаконно укусил меня. Должен быть способ вынести им обвинительный приговор.

Учитывая, что у меня нет сил, поддержки и знаний, это действительно единственный реальный путь вперёд.

— Все, кроме меня, живут на втором этаже?

Син качает головой, скрестив ноги и прислонившись к стене.

— Второй этаж предназначен для членов королевской семьи и некоторых мест общего пользования, которые чаще всего использует королева. Третий этаж предназначен для Альф, а также для тебя, дорогая, особенная Ванесса, — кокетливо говорит он, — а четвёртый этаж предназначен для Бет. Башни используются для большинства занятий, а первый этаж предназначен для массового посещения, с несколькими гостиными, чайными, кухней и, конечно же, лестницей, ведущей в лагуну и подземелье.

Я перестаю слушать, когда слышу, что третий этаж предназначен для Альф. Это значит, что Эви на моём этаже. У неё были средства проникнуть в мою комнату и каким-то образом испачкать кровью мою грудь — по крайней мере, у неё был доступ. И у меня также есть доступ, чтобы узнать, где находится её комната.

Я могла бы обыскать её.

Я не уверена, какие доказательства ищу, но, возможно, там что-то есть. Что-то, что могло бы привлечь её к ответственности и отомстить за Селесту…

— Хорошо, — уныло произносит Син, прерывая поток идей, проносящихся в моём мозгу. — Ты готова?

— Готова?

— Завтракать? — спрашивает он и машет рукой у меня перед носом. — Первый приём пищи за день? Бекон? Сосиски? Ветчина?

Верно.

— Ты только что перечислил три вида мяса.

— Потому что я умираю с голоду, и я — оборотень, и как бы мне ни хотелось провести весь день, глядя на тебя, дорогая, мне действительно нужно поесть. — Син притягивает меня к себе и пинает нижнюю, бесформенную плитку камина. Прежде чем я успеваю обдумать его слова или ту честность, которая зарождается в моей груди от них, камин… стонет. Я отскакиваю от него и прижимаюсь к другой стене. Это коридор. Это коридор, и, как и всё в замке, это не должно быть возможным. Земля сотрясается. И очаг медленно начинает сворачиваться сам в себя, открывая широкий прямоугольный проход, ведущий в огромную комнату.

— Что за…?

Пальцы Сина вплетены в мои, и он успокаивающе, по-дружески, сжимает их.

— Надеюсь, ты знаешь разницу между вилками для креветок и вилками для салата.

— Не знаю, — говорю я глупо. Нервно.

Син смеётся, и смех этот звучит так искренне, так ободряюще, что я делаю шаг. Затем ещё один. Выражение лица Сина снова становится похожим на принца, но он не отпускает мою руку, пока мы официально не входим в Большой зал. А потом я остаюсь одна.

Через несколько секунд я встречаюсь взглядом с тремя десятками самых красивых и, бесспорно, опасных людей, с которыми я когда-либо имела несчастье быть рядом. Я делаю глубокий вдох. С дрожащими губами срываются эти слова.

Большой зал вполне мог бы стать моей собственной камерой пыток, обставленной как роскошный банкет. Длинные столы беспорядочно окружают массивный круглый стол, покрытый бархатными скатертями и сверкающий золотым серебром. Со сводчатого потолка свисают люстры, свечи из сладкого пчелиного воска мерцают между декоративными бронзовыми розами и шипами. На металлических ветвях сидят вороны, и мне требуется время, чтобы осознать, что они ненастоящие. Несокрушимые птицы щебечут и каркают сладким утренним пением, прежде чем громко взмахнуть крыльями и взлететь к следующей люстре.