Рогатый папа (СИ) - Лира Екатерина

«Мы, конечно, в театре, но с театральностью явный перебор. Что за детский сад?»

Когда он вошел за девушкой, она сидела на скамейке, торопливо развязывая ленты на пуантах.

– Взрослые люди проговаривают проблемы и решают их. Что случилось? – он старался, чтобы это звучало спокойно и рассудительно, но вышло как нравоучение.

– Взрослые люди не лезут в чужую жизнь и чужие проблемы, – пуанты полетели в большую спортивную сумку. – Выйди, мне надо переодеться.

– Чужую жизнь? Ты мать моих детей, так что чужой для меня быть не можешь!

Больше всего бесило, что он понятия не имел, что сделал не так. Вернее, вариантов было так много, что он даже не знал, на что подумать.

– Это мои дети. Моя жизнь. И мое тело, – отчеканила она.

– Ошибаешься, моя дорогая, – несмотря на попытки сохранить самообладание, делать это было все сложнее и сложнее. – Как минимум, дети общие…

Ирина вскочила со скамейки, бесстрашно смотря ему прямо в глаза. Лицо раскраснелось, а по щеке катилась крупная слезинка.

– …Ирочка, пожалуйста, скажи мне, что случилось?

Ее губы дрогнули, будто она придумала хорошую шутку.

– Хочешь знать? – она грустно усмехнулась. – Я вот тоже хочу знать. Скажи, с тобой что, ни одна женщина по собственному желанию не соглашалась спать, и ты решил применить гипноз ко мне? Остальных ты так же соблазнял?..

Он чувствовал, как все мускулы на лице окаменели. Как внутренности сковало холодом. Она не должна была узнать. Не должна.

Все, чего он хотел сейчас – это умолять ее о прощении, объяснить, что гипноз был ошибкой, и второе и тем более третье свидание, на котором они и зачали детей, не были ложью или притворством.

А то, с чего все началось… она была просто совсем иной, чем все, с кем он привык иметь дело. Слишком честная, слишком принципиальная. И… он не справился. Выбрал легкий путь, думая, что внутри она все же такая же, как и прочие его пассии. Что влечение – лишь уязвленное самолюбие, вызванное отказом. Как же он ошибся!

– …Молчишь? Что, нечего сказать? – ее голос дрожал. – Ну же, просто признай уже, какой ты конченый урод! Скажи это вслух!

Ее трясло, слезы катились по лицу, губы побелели, но она продолжала сыпать оскорблениями.

– И после всего этого ты посмел снова прикасаться ко мне?! Меня тошнит от воспоминаний о вчерашней ночи, ты понял?!

Он должен был промолчать. Просто обязан. Оправдания были сейчас бесполезны. Но, видимо, защитная реакция оказалась чем-то на уровне инстинктов. И это было тем, о чем он пожалел практически сразу, как произнес:

– Ты же такая упёртая, неприступная, высокомерная и истеричная. Тебя же выдержать можно, только если в гипноз погрузить.

Ее рука была на удивление тяжелой. Щеку неприятно защипало, затем другую.

«Ей сейчас гораздо больнее», – мелькнула беспокойная мысль, когда Ирина начала в неконтролируемом приступе ярости хлестать его по щекам. Он позволил ей сделать пару ударов. Ей просто необходимо было выпустить пар, чтобы хоть на мгновение почувствовать какое-то подобие отмщения. Но когда посчитал, что она может навредить себе гораздо больше, чем ему, перехватил ее руки, завел за спину, прижимая девушку к себе.

– Дорогая моя, – зашептал он ей на ухо, чтобы, инстинктивно прислушиваясь, Ирина хоть чуть-чуть успокоилась, – скажи, а ты не боишься, что я решу, что тебя действительно эффективнее держать под гипнозом?

Глава 19

Все пошло не так. Я хотела услышать, что все это ложь, что никакого гипноза не было. Но первая же его реакция сказала обратное.

– Дорогая моя, – несмотря на все произошедшее, его дыхание все еще отзывалось мурашками по коже. – Скажи мне, а ты не боишься, что я решу, что тебя действительно эффективнее держать под гипнозом?

Словно делая слова весомее, по его губам скользнул раздвоенный язык, а на голове показались рога. Глаза потемнели, став нечеловечески черными.

Кажется, еще никогда я не чувствовала себя настолько униженной и раздавленной.

Словно не только он сам, но и все его тело говорило: «Вот он я. Не человек. Волшебное существо. И что ты можешь мне противопоставить? Просто смирись со своей участью».

И это вызвало новую волну злости. Да как он вообще смеет так говорить?! Смеет перечеркивать все то хорошее, что между нами было?

– О, да, – ядовито отозвалась я. – Только это тебе и остается. Ты привык, что все покупается за деньги, и, получив первый же отказ, повел себя как капризный ребенок, которому отказали в новой игрушке, потому что у него их и так уже миллион. Дети для тебя будут очередной игрушкой.

Нагицкий поджал губы, весь его вид говорил о том, что он внутренне борется с собой.

– Ирочка, я понимаю, что ты сейчас зла, рассержена… – видимо, он все же решил сменить тактику и перейти от запугиваний к уговорам.

– Да черта с два ты понимаешь, что я сейчас чувствую! – громче, чем следовало, произнесла я, снова пытаясь вырваться из его хватки. – Если бы не ты…

– Не пытайся сейчас свалить все на меня, – вновь не выдержал он. – Я знаю, что поступил подло, но неужели ты сама не понимаешь, что в наших свиданиях было из-за гипноза, а что – твоим личным выбором?

Я замолчала, пытаясь вспомнить свои ощущения, когда впервые согласилась пойти с Германом. Часть образов была словно в тумане, но наше третье свидание и то, как вечер плавно перешел в ночь, я помнила хорошо.

И то, как тогда мне искренне не хотелось, чтобы это все заканчивалось, ведь все было даже слишком идеально. Вот только, проснувшись наутро и испугавшись собственных чувств, я решила, что это надо заканчивать. Мне казалось, что еще один-два таких вечера, и я просто-напросто влюблюсь. Беззаветно, безнадежно. А затем он бросит меня, как бросал всех, с кем встречался до этого. Поэтому я решила разорвать отношения первой.

Вот только мою задумчивость мужчина, очевидно, понял как свою победу. Его губы изогнулись в удовлетворённой улыбке:

– Умница, сообразила. Не расстраивайся. Грехопадение весьма приятная штука, – его руки притянули меня к себе, его губы скользнули по моей шее.

По коже пробежали приятные мурашки. Еще чуть-чуть, и он поцелует меня, и я не смогу не ответить. А ответив – не смогу не простить, несмотря на то, что внутри все по-прежнему ныло от предательства. Сердце щемило тоской так, что хотелось самой сделать себе больно, лишь бы физическая боль затмила душевную.

– Нет, – коротко, но твердо произнесла я, отстраняясь от него.

– Ирочка…

– Нет, – повторила и качнула головой, будто ставя точку. – Неважно, лгал ли ты мне все время. Важно то, что все это началось со лжи и предательства. А на плохом фундаменте ничего хорошего не построишь.

Лицо Германа исказила настоящая мука, брови сдвинулись к переносице. На миг мне показалось, что он снова начнет угрожать подвергнуть меня гипнозу, но вместо этого мужчина сделал шаг назад.

– Хорошо. Между нами все кончено, я понял тебя, – от того, как это прозвучало в его устах, у меня перехватило спазмом горло. На глаза навернулись слезы.

Мне хотелось снова накричать на него. Залепить пощечину, кинуть в него пуантом. Что угодно, лишь бы только не слышать этот холодный тон, этот сухой приговор.

– Но… – Нагицкий, казалось, уже взял себя в руки, надевая на лицо маску отчужденности. Ни рогов, ни странного языка, даже, кажется, ростом стал чуть меньше. – Ты по-прежнему носишь моих детей. От них я отказываться не намерен. Сегодня планировалась твоя поездка к доктору. Это необходимо в любом случае. Плюс, вокруг тебя все еще слишком много странных совпадений и несчастных случаев. Я буду наблюдать за тобой.

Я заторможенно кивнула, просто потому, что говорить уже не могла.

Ощущения были такие, будто из груди вынули сердце, и теперь я вовсе не слышала, как оно бьется.

А Герман, тем временем, кивнул каким-то своим мыслям и вышел из раздевалки.