Рогатый папа (СИ) - Лира Екатерина

Вот и все. Все кончено.

Я медленно опустилась на колени и зарыдала. Я же сама сказала ему, что не желаю с ним отношений. Сама говорила про плохой фундамент и его предательство. Так отчего мне сейчас так плохо? Отчего у меня чувство, что это именно он меня бросил? Или это и есть боль от осознания предательства?

…Дни потекли за днями. Я чувствовала себя чертовым зомби. Репетиции, концерты, больница. Все тот же «Алмаз-мед», кто бы сомневался, куда меня отвезёт незнакомый до этого водитель, нанятый Германом.

Улыбчивый простой парень. Он представился Тимуром и говорил за нас двоих, потому что я в основном молчала.

Пару раз я пыталась задать интересующие меня вопросы, например, не знает ли он, где Антон, или где живет Герман Игнатьевич после того, как лишился дома. Один раз даже в лоб спросила, к какому виду нечисти он относится.

Но Тимур так ни разу ни на что и не ответил, он настолько ловко переводил темы, мастерски уходил от ответов, что сомнений в его нечеловеческом происхождении просто не оставалось. Так заговаривать зубы не умели, мне кажется, даже прожжённые адвокаты.

Так и проходили мои дни.

С утра я выходила из дома. Садилась в машину к Тимуру, он подвозил меня к черному входу в театр, откуда я уже спешила на репетицию.

Первое время напряжение между мной и остальными коллегами еще сохранялось. Особенно на фоне увивающейся за мной Ксюши с вдруг полностью изменившимся характером. Коллеги шарахались от собственной тени, ожидая от меня мести. Приходили не выспавшимися, плохо танцевали, ходили с синяками под глазами.

А я многозначительно на них смотрела, чтобы не расслаблялись, и улыбалась о чем-то щебетавшей над ухом Ксюше. Она была еще одним доказательством

того, что я поступила правильно, расставшись с Нагицким. Гипноз полностью изменил ее, хоть и не сказать, что в худшую сторону.

Впрочем, слухи о том, что я больше не в фаворе, распространились очень быстро, и напряжение потихоньку спало. Коллеги сразу стали относиться ко мне куда теплее.

Все, кроме Ксюши, поскольку та крутилась вокруг меня еще с того самого дня, когда вампир сделал ей внушение.

– Ох, неужели поссорились?! – охала девушка в один из дней. – Но вы такая красивая пара! Вы просто обязаны быть вместе. Герман Игнатьевич ведь никому до этого таких знаков внимания не оказывал. Спал-то со многими, но то только секс был. А у вас-то… любовь!

Ее глаза увлажнились, и она шумно шмыгнула носом.

– Ну ничего, пусть он только попробует с кем-нибудь еще замутить, мы этой мымре темную устроим! – радостно предлагала она.

Я чуть не поперхнулась от ее предложения. Видимо, все же на характер девушки внушение вампира не повлияло. Она по-прежнему осталась такой же деятельной и агрессивной.

Хотя, впрочем, чему я удивлялась? Нежные цветочки редко оканчивают балетную школу и уж тем более получают значимые роли.

Тему моего расставания я не хотела обсуждать ни с кем, а тем более – устраивать кому бы то ни было «темные», но зато окружающим, похоже, поговорить было больше не о чем.

Спасибо Светке, она помогала отгонять не в меру любопытных и поддерживала меня как могла. Впрочем, сама она, хоть и пыталась это скрыть, видимо, наконец нашла свое счастье. Ходила довольная, хоть и заспанная все время, туманно намекала на какого-то богатого красавца, обратившего на нее внимание.

– Кажется, твой новый кавалер спать тебе совсем не дает, – шутила я, наблюдая за ее бледным лицом и порой подрагивающими от усталости ногами на репетициях. – Отдыхать тоже нужно, даже от отношений.

– О, нет. Я и так слишком долго одна была, – отмахивалась Светка.

Мне оставалось только поддерживать ее в ответ и желать счастья.

Тем более что теперь практически каждый считал своим долгом подойти и выразить сочувствие уже мне. Хоть порой это и было весьма притворно и наигранно. Даже Галка, которая еще недавно воротила нос, мило улыбалась, когда говорила:

– Ох, надеюсь, с роли тебя теперь не снимут. Если постановщик решит, что ты не в фаворе, может в последний день передумать ведь! Какой ужас! – хотя мне, напротив, казалось, что она лишь мечтает о том, чтобы меня сняли.

– Роль! Точно! Мы же еще не отпраздновали твою новую роль! – тут же подхватила Ксюша, и тем же вечером в репетиционном зале оказались целый ящик шампанского и пакет с фруктами.

И пусть фужеры были пластиковыми, балетным, кажется, было все равно, что праздновать.

– У кого-то День Рождения?

– Может, это оперные проставляются? Там у кого-то свадьба была, кажется.

– Налейте и мне!

Да я и сама бы ни за что не догадалась, что являюсь виновницей торжества, если бы Ксюша не взобралась на скамейку и громко не объявила всем, что это все в честь моего будущего триумфального выступления в «Спартаке».

– Ирочка Эльтова! Поднимаем бокалы за тебя! До фестиваля осталось меньше месяца, скоро в наш город съедутся балетные со всего мира! Столько судей, конкурсантов, танцоров! И все они будут смотреть на тебя! А мы тебе все поможем и все вместе завоюем первое место с нашей постановкой! Ура!

Нестройный хор голосов поддержал ее, фужеры почти моментально опустели, парни открыли еще пару бутылок, подливая содержимое.

Я притворилась, что делаю глоток, взяв несколько виноградин из пакета с фруктами.

– Тебе подлить? – Костя отсалютовал мне открытой бутылкой.

– Я все еще на таблетках, – нашлась я, вспомнив о том, как соврала ему в клубе. Это было совсем недавно, а кажется, уже прошло столько времени.

– Оу, да ладно тебе, – неожиданно начал уговаривать он. – Ведь это в честь тебя. Да и столько репетиций в последние дни, концертов. Тебе просто необходимо расслабиться. Может, сходим куда-нибудь?

И, не слушая возражений, он снова попытался долить мне шампанского.

– Ты почти ничего не выпила! – обиженно вздохнул он.

– Не пьешь? – бестактно ляпнул кто-то из девушек. – Беременная?

Эти слова потонули в общем хохоте, но пару подозрительных взглядов я все же получила, как и шепоток, прошедший по залу.

Если эти слухи дойдут до нашего постановщика, с фестивальной ролью я пролечу. У нас в театре было негласное правило – как только кто-то беременел, с ролями прощался до самых родов. А после родов быстро в форму возвращались лишь единицы.

Чтобы не дать слухам расползтись еще больше, посмеялась вместе со всеми и снова пригубила бокал.

В этот момент вдруг раздался стук в дверь, и внутрь заглянул парень в красной форме с логотипом цветочного магазина.

В руках он с трудом удерживал огромный букет белых роз.

– Это, наверное, тебе! – ткнула меня локтем в бок Ксюша.

От ее тычка я не смогла удержать наполненный до краев фужер ровно, и часть пролила на себя, моментально промочив верх репетиционного костюма.

Ксюша виновато потупилась, а затем прошептала так, чтобы слышала только я:

– Ой, извини… Но я же говорила, он все поймет, и вы помиритесь. Помнишь?

– Светлане Любимовой, – громко произнес курьер, вчитываясь в карточку, прикрепленную к цветам. – Она здесь?

Все тут же повернулись к зардевшейся Светке, побежавшей принимать букет, и наконец забыли обо мне.

– Пойду в раздевалку, переоденусь и вернусь, – пояснила я Ксюше, отставляя фужер в сторону.

На выходе улыбнулась Светке, показав большой палец. Вокруг подруги уже собралось несколько девушек, желавших узнать имя таинственного дарителя.

– Это тебе случайно не Герман Игнатьевич прислал? – донеслось до меня уже в коридоре. – А то после Эльтовой его еще ни с кем не видели. Признавайся давай, Любимова…

Окончание фразы потонуло в общем хохоте.

Я невольно замедлила шаг, как молнией поражённая этой мыслью.

Светка встречается с Германом? И именно он сейчас и прислал ей букет? Да ну… быть не может! Или может?..

В ушах зазвучал ее чуть визгливый высокий голос:

«…Это было полгода назад. Может, больше. Один-единственный раз…»

Чему я могу удивляться, если они уже спали?