Меня охватывает адреналиновая решимость. Если вспомнить, что было до момента, когда я оказалась в теле императрицы, я узнаю, что произошло.
Я снова варю зелье. На этот раз — никто мне не помешает.
Котелок, вода, растопка, пузырьки на фоне темного металла — высыпаю травяной порошок, помешиваю ложкой.
Я снимаю его с огня, как только оно закипает. Не могу ждать.
Я сажусь за стол, сжимаю кружку в руках. Сердце бешено колотится. Я должна узнать. Я делаю глоток. Горячая терпкая жидкость обжигает глотку, но я не останавливаюсь. Не жду, допиваю все.
Сначала ничего не происходит. Но я не волнуюсь. Это уже было. Надо подождать.
И вдруг… Всё начинает искажаться. По коже будто проходится ветер, хотя ему неоткуда взяться внутри таверны. Перед глазами появляются красные всполохи. Тело бросает в жар, точно огонь проходится по коже.
В прошлый раз все было не так, и это беспокоит меня, но тревога мелькает лишь на задворках уплывающего сознания. Тело цепенеет, замирает, я вся будто каменею. В животе скручивается острая боль. На лбу выступает испарина. Кажется, я стону, но уже не уверена, мой ли это голос.
Что-то идет не так. Это… не те ощущения!
Я пытаюсь пошевелиться, но мышцы не слушаются меня. Темнота перед глазами сгущается и вытесняет красные огни. Обволакивает и укрывает, как черное тяжелое удушливое одеяло.
48
Тишина.
Я буквально чувствую её. Осязаю. Она плотная, густая, тягучая.
Затем приходит запах. Аромат старых книг окутывает меня мягким облаком — тёплый, пыльный, с примесью воска и выцветших чернил.
Картинка появляется последней. Я в библиотеке. Темно, только одинокие свечи в канделябрах отбрасывают дрожащие отблески на деревянные стеллажи, уставленные книгами и свитками.
Я здесь не впервые. Мои руки сами нащупывают привычные углы стола, шершавый кожаный переплёт, чуть потрёпанный от времени. Я помню это место.
Кажется, я что-то искала… Что именно?
Встаю и двигаюсь вдоль шкафов с книгами. Пальцы пробегают по корешкам, но разум отказывается вспоминать цель. Что-то важное. Что-то срочное. Я наверняка целенаправленно пришла сюда.
В дальнем углу, куда свечи едва достают жидким светом, стоит высокий шкаф с рассыпанными на нижних полках манускриптами. Я иду туда, ведя пальцами по прохладному дереву.
И вдруг…
Раздается звук шагов. Цокот обитых металлом каблуков по деревянному паркету.
Кто-то вошёл. Их двое.
Дверь не хлопнула, не скрипнула. Эти люди двигаются осторожно, точно заговорщики.
Меня не видно, и я не двигаюсь. Я даже не знаю, зачем, но прислушиваюсь, ловя каждый скрип половицы.
Первый — мужской, уверенный, твёрдый, но сдержанный. Я узнаю этот голос. Альфред — советник императора, который яро настаивал на моей скорейшей казни.
— Ты собрала письма? — спрашивает он.
Я напрягаюсь, до боли сжимаю пальцами деревянную полку.
— Да, отец, у меня их целая шкатулка! — воркует второй голос, женский, тонкий, с приторной сладостью.
Это же… Джина! Моя подруга и… дочь Альфреда! Я судорожно глотаю воздух, едва не выдав себя. Что за письма? О чём они говорят⁈
— Тогда наш заговор можно будет выполнить, — рокочущим довольным голосом отвечает Альфред.
Голова начинает гудеть, будто кровь хлынула к вискам. Заговор? Мурашки колючие катятся по спине.
— Когда это случится, отец? — с горячим придыханием спрашивает женский голос. — Мне уже не терпится! Мы так долго к этому шли!
Я прижимаю руку к губам, чтобы не выдать себя.
Что-то ломается внутри. Всё, что я знала о дворце, переворачивается с ног на голову.
— Сначала нужно подставить Аделину, — говорит Альфред, размеренно, будто пересказывая уже обговорённый план. — Эта курица всё равно ничего не поймёт.
Курица⁈ Это я-то⁈
Но факт — они говорят обо мне.
Кровь стынет в жилах.
— Потом твой выход, Джина, — деловито продолжает Альфред. — Отравишь императора, и мы взойдём на престол.
Я вцепляюсь в полку так, что ногти царапают дерево.
— Вместе, отец, — голос Джины звенит от восторга и нетерпения.
— Конечно, дочь моя, — Альфред мягко смеётся. — Я стану регентом, и мы разделим бразды правления.
Нет. Нет, это не может быть правдой! В ушах поднимается гул крови.
Я должна рассказать Эдварду. Срочно! Он вот-вот должен вернуться во дворец!
Я осторожно делаю шаг назад, но половица предательски скрипит. Всё мгновенно замирает.
— Чш-ш! — зловеще шипит Альфред.
Они поняли, что здесь кто-то есть! В душе разгорается паника, сжимает горло холодными пальцами. Я должна бежать!
Я со всех ног бросаюсь к выходу, но сзади раздаётся резкий голос Альфреда:
— Кто здесь⁈
Я не отвечаю, бегу к двери, выскакиваю в коридор.
И бегу. Мне нужно к мужу! Сказать, что против него готовится заговор! Предупредить!
Коридоры пусты. Никого. Ноги в кожаных ботильонах для верховой езды цокают по каменным плитам. Подбираю юбки как могу, но они все равно мешают сделать широкий шаг! Поворот. Коридор тянется, как змей, пустой и тёмный. Тяжелые шаги Альфреда с металлическим звоном эхом повторяют мои и отдаются от каменных стен. Дыхание сбивается. Паника затапливает душу.
Лестница в покои мужа! Наверх.
Я знаю, куда нужно добежать.
Эдвард всегда приземляется на верхнем балконе. Если доберусь туда, спасусь. Эдвард не даст меня в обиду и выслушает!
Я взлетаю по лестнице, но за спиной все ближе и ближе шаги Альфреда. Я не оборачиваюсь, бегу как могу, но уже чувствую, что мне не уйти.
Дыхание рваное, сердце грохочет в груди.
Мне остается один последний марш. Последний рывок, небольшая площадка — и дверь в императорскую спальню. Добежать бы!
Я успеваю поставить ногу на верхнюю ступень, и вдруг грубая мужская рука резко хватает меня за запястье. Рывком разворачивает.
Альфред прожигает меня полным ледяной ненависти взглядом, но лицо холодное, в глазах расчетливый блеск.
Я открываю рот, чтобы закричать, но он дёргает меня на себя и шепчет тихо и холодно:
— Ты слишком много знаешь.
Рывок — и мир кружится. Все летит вверх тормашками вместе со мной.
Лестница мелькает перед глазами. В какой-то момент голову пронзает острейшая боль, кажется, я слышу хруст собственного черепа, а потом наступает тьма.
Густая, непроглядная тьма.
49
Эдвард
Ночь. Лишь единичные огоньки в редких деревеньках или городках проносятся подо мной и остаются далеко позади. Свистящий в ушах ветер. Ледяной воздух обтекает меня плотным потоком. Но драконы не боятся холода. Тем более, когда в груди у них пожар.
Я погружен в мысли и не замечаю, когда мои когти уже вгрызаются в перила балкона. Я пролетел полстраны туда и обратно и должен быть совершенно вымотанным, но во мне опять просыпается неуёмная жажда действия.
Но надо действовать осторожнее, чтобы не спугнуть подлинного преступника. Он должен пребывать в полной уверенности, что я всё еще подозреваю жену в измене.
Мне срочно надо переговорить с Фарквалом, но так, чтобы о беседе не прознали заговорщики. Я слишком расслабился за последние годы, потерял бдительность. Моя самоуверенность позволила прорасти семенам заговора у меня под боком.
За свою жизнь я не боюсь, но Аделина… Как бы она ни хорохорилась и не огрызалась — она человек, а значит, злодеям избавиться от нее не составит труда. Черт побери! Да если бы меня сегодня какое-то предчувствие не привело в Зеленую, то…
Отгоняю страшные мысли. Тут надо мыслить холодно и трезво. Собираюсь.
Кому из соратников я могу доверять? Пожалуй, лишь Фарквалу. Достаю из секретного ящика стола шкатулку с заряженными драгоценными и полудрагоценными камнями в оправе. Это переговорные артефакты.
Таких сейчас не делают. У меня в шкатулке то, что осталось. Они уже совсем слабые. Заряда хватит на полминуты, поэтому надо четко сформулировать запрос. Беру черный опал в серебряной оправе-паутинке, согреваю в ладони и представляю Джозефа Фарквала.
