Четвертый брак черной вдовы (СИ) - Лакомка Ната

Катарина оглянулась, но Хоэль все так же стоял на улице и смотрел ей вслед.

Только когда экипаж скрылся за поворотом, Хоэль направился обратно в торговые кварталы, насвистывая бравурный марш. Настроение было замечательным, а предвкушение вечера дарило особую радость. Неужели, правильная донья решила стать немножко, совсем чуть-чуть неправильной? А если мечтать — то и вовсе решила поозоровать.

Книжную лавку он нашел быстро и сразу спросил у торговца:

— Есть стихи этого стихоплета, который нравится всем дамам?

— Гарсиласо де ла Васо? — тут же угадал лавочник. — Конечно, добрый дон. Все его сочинения вы можете найти у меня.

— Дайте такую книгу, которую донны покупают чаще всего.

— Вам на подарок? Сейчас же подберем.

Хоэль не стал разубеждать торговца, что на эту книгу у него будут иные планы, и терпеливо ждал, пока тот перебирал крохотные томики книг — не больше ладони. Облокотившись на прилавок, он лениво посматривал на улицу в раскрытое окно и вдруг заметил кое-кого, кто привлек его особое внимание.

— Вот этот сборник, добрый дон — начал торговец, но Хоэль его не дослушал.

Бросив на прилавок пару монет, он схватил книжку болтуна Гарсиласо и поспешил вон.

По улице, не спеша и поигрывая распущенными волосами, шла та самая цыганка, что наговорила ему и Катарине ужасов про близкую смерть. Но Хоэля интересовали сейчас вовсе не предсказания. Припрятав книгу за пазуху, он пошел следом за цыганкой и нагнал ее сразу, как только она свернула в переулок, подальше от людных кварталов.

— Здорово, красавица, — сказал Хоэль, обгоняя ее и преграждая путь. — Вот так встреча — не иначе, улыбка судьбы.

Цыганка ничуть не испугалась и не удивилась, увидев его.

— Хочешь, чтобы Нана погадала? — спросила она, уперев кулак в бедро. — Заплати — и всю правду скажу.

— Скажешь, — пообещал Хоэль, — правду и бесплатно.

Он схватил ее за руку повыше локтя и мигом затолкал в ближайшую подворотню:

— Ну что, бесовское отродье, навела тогда на нас с женой своих дружков?

— Нана зарабатывает честно, — ответила цыганка хладнокровно, даже не пытаясь освободиться. — Я предупреждала, что смерть рядом.

— Ты еще и помнишь, кому что врала! — лживо изумился Хоэль и встряхнул женщину. — Кто это был, отвечай. Или отправлю за решетку и сгною там. Я, между прочим, герцог. Одно мое слово

Нана окинула его взглядом с головы до ног и расхохоталась.

— Ты — герцог?! — спросила она, когда смогла говорить.

— А что смешного? — нахмурился Хоэль. — Я ведь не шучу

— И Нана не шутит, — сказала она резко. — Отпусти. Иначе одно мое слово — и сам окажешься за решеткой. Драконам там самое место.

— Ты что болтаешь — фыркнул он, но пальцы разжал.

— Говорю, что знаю, — сказала цыганка со значением. — Глаза у Наны есть, и ума достаточно.

Хоэль отпустил ее, но с места не сдвинулся, по-прежнему загораживая цыганке путь. И смотрел очень уж мрачно, словно решал — свернуть ей голову сейчас или еще поговорить.

— Зря ты меня подозреваешь, красавчик, — сказала ему Нана, поводя плечами и покачивая золотистыми грудями в глубоком вырезе кофты. — Мы здесь чужаки. Приехали на пару недель, скоро уедем. Да и не сошли с ума нападать на таких, как ты.

— А ты откуда знаешь? Видела таких, как я? — спросил Хоэль глухо.

Цыганка прищурилась, глядя ему в глаза:

— Видела. Мерзкие твари.

— Где? Кого? — спросил Хоэль, понижая голос и невольно оглядываясь.

— Кто же у них спрашивает имя? — усмехнулась цыганка. — Он был знатный идальго. Очень знатный. Но кто он, я не знаю. Он встретился нам в Баэсе, лет шесть назад. Искал кого-то, но не нашел. Зато забрал мою мать, она ему понравилась. Хорошо танцевала, сказал.

— И где сейчас твоя мать?

— Кто же ее знает? — цыганка прислонилась спиной к стене, поглядывая томно. — Пришла через год, с кошельком золота, перекочевала с нами в Толедо и там пропала. Ей никогда не нравилась бродячая жизнь.

— Что-то рассказывала, где была? — продолжал допрашивать Хоэль.

Нана без слов протянула руку вверх ладонью. Порывшись в кошельке, Хоэль нашел пару медяков и положил на розовую ладошку.

— Ну? — спросил он, волнуясь.

— Нет, ничего не рассказывала, — невозмутимо сказала цыганка, пряча монеты. — Она вообще была молчунья, моя матушка.

— Обманщица! — не выдержал он.

— Но тот, кто следил за вами на площади, он не был молчуном, — тут же охладила его пыл гадалка.

— Чертова девка, — ругнулся Хоэль сквозь зубы, но сразу попридержал гнев. — Говори же. Как он выглядел?

— Идальго, — объявила цыганка.

— Для тебя все идальго.

— Нет, этот — настоящий идальго. Лица не видела, он был в маске. В плаще, в шляпе. Но маска была особенная

— Да не томи, — не выдержал Хоэль и добавил еще мелкую серебряную монетку. — Какая маска? Черная, с блестящими камнями?

— Маска Красного Плута, — ответила цыганка.

Он задумался, а цыганка наблюдала за ним, кривя в усмешке пунцовые губы.

— Может, это он и был? Красный Плут? — подкинула она идею. — Пришел за твоей женой.

Хоэль вскинулся, как от удара и сказал с угрозой:

— Язык попридержи. Моя жена — святая женщина.

— Святых не бывает, — рассмеялась цыганка ему в лицо. — Особенно рыжеволосых, с таким милым личиком.

— Ты что-то слышала? — догадался Хоэль.

— Слышала, — она приблизилась к нему почти вплотную, таинственно поблескивая синеватыми белками глаз. — Он заплатил золотом головорезам из квартала ткачей и сказал: «Убейте женщину».

Жители Тьерги испытали новое потрясение, когда увидели, как опальный генерал Хоэль Доминго, который вдруг стал четвертым мужем Черной Вдовы дель Астра, мчался по улицам города с прытью, достойной зайца.

Это было неприлично, крайне неприлично! Во-первых, герцогу (пусть и ставшему герцогом при таких странных обстоятельствах) не пристало носиться туда-сюда, как простолюдину на побегушках. А во-вторых, он чуть не сбил с ног донну Инес и даже не извинился, взлетев на крыльцо Каса-Пелирохо и едва не оторвав дверное кольцо.

Но Хоэлю не было дела до осуждающих взглядов, которыми награждали его горожане, а тем более плевать было на причитания соседки, которая подвернулась ему под ноги. Кто просил ее околачиваться возле калитки? Опять, наверное, подслушивала!

Он ворвался в гостиную, тяжело дыша, и прислонился к косяку, обнаружив жену целой и невредимой, стоявшей возле стола и подрезающей стебли розам. Несколько цветов уже красовались в фарфоровой вазе, и Катарина только-только намеревалась поставить туда еще одну розу.

— Что-то случилось? — Катарина испуганно посмотрела на мужа. — Вы от кого-то убегали? Что произошло? — она отложила ножницы и подошла, тревожно вглядываясь ему в лицо.

— Ничего не произошло, — ответил он. — Вот, решил поразмяться. А то с такой тонкокожей доньей, как вы, и я скоро стану неженкой навроде розового бутончика.

— Думаю, вам это точно не грозит, — она улыбнулась, и в карих глазах загорелись лукавые искорки.

— Ну-у — протянул Хоэль, усаживаясь на диван и дергая за кисти подушечку из красного бархата, — говорят, это заразно, как чума.

— Нежность заразна? — уточнила Катарина.

Хоэль не ответил, и Катарина вернулась к розам. Составляя букет, она посматривала на мужа искоса, ожидая, что тот заговорит. Но все розы были поставлены в вазу, обрезки стеблей собраны, а разговор так и не возобновился.

— По-моему, вы хотели что-то спросить, — невинно заметила Катарина, решив, что выждала достаточно.

— Хотел, — признался Хоэль, — да вот не знаю, как это получше сделать.

— Попробуйте словами, — подсказала Катарина.

— Легко сказать, — он в очередной раз дернул кисть на подушке и оторвал ее напрочь. Повертел в руках и быстро бросил за диван.

— Я заметила, — произнесла Катарина, переставляя вазу на подоконник.

— Это без злого умысла, — запротестовал Хоэль и вдруг спросил: — А что сказали родственники ваших покойных мужей по поводу их денег? Кто-нибудь приходил требовать их обратно в семью?