Четвертый брак черной вдовы (СИ) - Лакомка Ната

По нежному лицу Катарины промелькнула тень.

— Никто не приходил. Так получилось, что у моих мужей не было родственников.

— Совсем никого? — уточнил Хоэль. — Такое разве бывает?

— Люди умирают, даже если вам кажется, что это странно, — ответила Катарина. — Зачем вы заговорили о мертвых в такой замечательный день? Простите, но я не хочу больше говорить об этом.

— Хорошо, не будем, — тут же согласился Хоэль. — Что вы будете делать до вечера?

Катарина пожала плечами:

— Прогуляюсь по саду, потом почитаем с Лусией, закончим вышивку Почему вы спрашиваете?.. А — она постаралась скрыть усмешку, догадавшись о причине. — До вечера в любом случае еще долго, добрый дон, и я советую набраться терпения.

— Я постараюсь изо всех сил, — заверил он ее. — Но больше никуда не сбираетесь? В гости там? В церковь?

Получив заверения жены, что день она проведет дома, Хоэль успокоился.

— Пойду, посплю часок-другой, — проворчал он, поднимаясь с дивана. — Глядишь, и вечер наступит быстрее.

Катарина проводила его взглядом и занялась своими делами.

Что он там делал в мансарде, она не знала, но точно не спал, потому что время от времени замечала его то в окне второго этажа, то бродившего по садовым дорожкам недалеко от фонтана.

— Он смотрит на тебя, как на очищенный апельсин! — не вытерпела Лусия, заметив Хоэля в очередной раз. — И почему он ходит рядом? Как привязанный! Как ягненок на веревочке!

«Скорее, дракон на ленточке, — сказала мысленно Катарина, наклоняя голову, чтобы скрыть улыбку — На подвязке».

Внимание Хоэля было ей приятно, что уж скрывать. И она с особым волнением ждала ужина и долго прихорашивалась перед зеркалом, предвкушая, как муж будет поглядывать на нее — искоса, опаляя взглядом.

Конечно же, платье на ней было опять черное, но с глубоким вырезом и кокетливой шнуровкой спереди, открывающей белоснежную нижнюю рубашку.

Но к ужину Хоэль не вышел, и в мансарде его не оказалось. Лусия заметно этому обрадовалась, а Катарина постаралась скрыть разочарование. Компаньонка болтала, не переставая, и это было даже хорошо — Катарине не нужно было отвечать, Лусия прекрасно справлялась сама, словно читая монолог из уличной пьесы. Говорила она о платье нового фасона, что заказала у модистки, о последнем письме настоятельницы, но не смогла удержаться и вспомнила про Хоэля:

— Очень надеюсь, что он сбежал, — сказала она, прежде оглянувшись — не стоит ли за спиной ужасный герцог. — Не хватало нам его одного, так он еще своих головорезов сюда позвал! На твоем месте я припрятала бы драгоценности получше. Мало ли что.

«Я предпочитаю уходить так же, как прихожу», — вспомнила Катарина слова мужа, сказанные в садовом доме. Как он пришел к ней? Неожиданно. Ворвался в ее жизнь, не предупредив, ничего не сказав. Вдруг он и уйдет так же? Ничего не сказав?..

Попрощавшись с Лусией, она прошла в свою спальню и остановилась у окна, снимая черную кружевную наколку.

— Может, хоть свечку сначала запалите? — раздалось из угла.

Катарина ахнула и обернулась. В кресле возле кровати сидел Хоэль — вольготно развалившись, забросив ногу на ногу.

— Вы хоть бы кашлянули, чтобы предупредить, — сказала Катарина.

Хоэль тут же кашлянул дважды.

— Да, благодарю вас, — кивнула она, пряча улыбку. — Несколько запоздало, но сойдет. Итак, вы пришли — она замолчала, вопросительно глядя на мужа.

— Вам прекрасно известно, для чего я пришел, — сказал он, поблескивая глазами.

— Могу только догадываться.

— Не играйте со мной, донья, — он так стремительно вскочил из кресла, что Катарина не успела глазом моргнуть, как обнаружила мужа стоящим рядом.

Она попятилась — но не от страха, а от неожиданности. Нет, такой порыв не мог испугать ее, наоборот Ей было удивительно приятно. И было чертовски приятно ощущать это.

Поймав себя, что она уже и думать стала в таких же фривольных выражениях, как ее муж, Катарина положила ладонь на грудь Хоэлю — жест одновременно и упреждающий, и подбадривающий, и сказала:

— Может, вы хотя бы разрешите зажечь свечи?

— А может, к черту свечи? — спросил он хрипло, накрывая ее руку своей рукой. — Просто покажите, что на вас

— Тише, — Катарина приложила палец к его губам. — Я обязательно сдержу свое обещание. Сядьте в кресло

Хоэль подчинился с недовольным ворчанием. Он поплелся обратно и сел в кресло, мрачно подперев голову.

— Какой вы нетерпеливый, — попеняла ему Катарина. — И я вовсе не играю с вами, даже не пойму, что вы пытаетесь поставить мне в упрек.

Он промолчал, а Катарина зажгла одну свечу, вторую, бросила на мужа быстрый взгляд и улыбнулась, зажигая третью свечу. Хоэль следил за женой, не отрываясь, пока она расставляла подсвечники на столе и зеркале, и опускала штору.

— Почему вы так смотрите на меня, добрый дон? — спросила Катарина невинно, хотя уголки ее губ подрагивали

— Как же можно на вас не смотреть? — ответил Хоэль, пожирая Катарину глазами. — Я ведь говорил, донья, я год жил, как великий постник. Мне с вами совсем непросто, но я держался — изо всех сил, смею заметить.

— И я ценю ваше терпение

— Правда?

— и рассчитываю на него и впредь.

Намек был понят, и Хоэль откинулся на спинку кресла, подавив вздох:

— Но красные чулочки-то покажете?

— Я ведь обещала, — Катарина вышла на середину комнаты и приподняла платье, открыв ноги до щиколоток.

— Вы их надели! — он оживился, увидев красные ажурные чулочки. — Эх, если бы я знал!..

Огорчение его было таким очевидным, что Катарина рассмеялась в голос.

— Потешаетесь надо мной? — Хоэль вскинул голову, с подозрением хмурясь.

— Почему вам все время чудится насмешка? — спросила Катарина, приподнимая юбку до середины икр, и с удовольствием наблюдая, как муж тут же уставился на ее ноги. — Так что бы вы сделали, если бы знали?.. — юбка поднялась уже до колен.

— А? — переспросил Хоэль, подавшись вперед.

Катарина проявила милосердие и больше ни о чем не спрашивала, потому что уже показались подвязки с гранатовыми слезками. Еще немного — и откроется полоска кожи между краем чулка и шелковыми нижними штанишками.

В комнате повисла напряженная тишина, только слышалось тяжелое дыхание Хоэля и потрескивание свечей. Катарина сама была взволнована не меньше мужа. Взволнована, возбуждена и очарована. Ну кто бы мог подумать, что суровый вояка, насмешник и невежа так чувствителен к красивому женскому белью. Или так чувствителен к белью, что надето на ней?

Она решила поддразнить его и чуть опустила подол, но Хоэль сразу же протестующее замычал, вскинув руку.

— Хорошо, хорошо, — сказала Катарина с притворным смирением и подняла юбку так, что подвязки оказались видны во всей красе — атласные, расшитые жемчужинками, особенно яркие по сравнению с белой кожей. — Как вам этот комплект? — она повернулась боком, покачав бедрами. — По-моему, гораздо красивее, чем тот, что собирались купить вы.

Хоэль облизнул губы, а потом медленно скользнул по женщине взглядом — снизу вверх.

— Но я пока оценил только то, что снизу, — сказал он, и от его приглушенного голоса Катарину пронзила сладкая дрожь. — Снимите платье. Совсем.

— Насчет платья речи не было, — возразила Катарина, отпуская подол. Черная ткань с легким шелестом скользнула вниз и скрыла даже кончики туфелек — как и полагается уважаемой вдове.

— Вы сказали, там, — Хоэль указал взглядом на лиф платья Катарины, — все такое же красивое. Я хочу посмотреть. Немедленно.

— Думаю, надо остановиться на этом

— Сегодня у вас шнуровка спереди, служанка не понадобится, — заявил Хоэль, ерзая в кресле. — И вообще Вы покорная жена, если мне память не изменяет? Муж требует — жена подчиняется.

— А вы требуете? — почти прошептала Катарина.

Ей показалось, что муж заколебался. Во всяком случае — опустил ресницы, словно раздумывая. Катарина смотрела ему в лицо, и мыслей не было никаких. Словно человеческое существо превратилось в существо первобытное, живущее не разумом, а инстинктами. Как близко она сейчас чувствовала мужа. Как будто поглаживала не взглядом, а рукой его смуглую щеку, подбородок с ямочкой, твердые, крепко стиснутые губы. Вот бы он немного приоткрыл их, улыбнулся — у него замечательная улыбка. И смех чудесный — задорный, заразительный Губы — рубины, зубы — жемчуг. Ах, как бы ей хотелось стать вором, чтобы украсть и эти рубины, и эти жемчуга