Надежда Тальконы (СИ) - Корешкова Евгения

— Сам? — ужаснулась девочка, пытаясь вывернуться так, чтоб видеть его лицо. — Да тебе же совсем немного оставалось учиться!

Кадав оторвал от себя легкое тельце. Приподнял, взяв за плечи, поставил посреди маленькой прихожей.

— Подожди ты! Дай мне хотя бы раздеться. Я мокрый весь. Все хорошо. Поверь, все очень хорошо! — и пожалел, что сегодня за обедом бездумно уничтожил сухой десерт. — Вот бы сестренка обрадовалась сладостям.

— Ты обедал сегодня?

— Да, конечно.

— Вот и хорошо. А то у нас сегодня на ужин лишь компот. У меня вчера выходной был. Я в горы ходила. Ягод принесла. И трав на заварку. На зиму сушить.

Кадав резко выпрямился с ботинком, зажатым в руке.

— Что значит «выходной»? А школа?

— Я на Стекольном работаю, на конвейере. Меня папин друг устроил. Помнишь, когда отец был жив, он еще приходил к нам? А мама убирается по заказам.

Кадав молча переоделся в застиранный до белесости тренировочный костюм и, не заходя в комнату, начал набирать номер на старом, даже без экрана, инфокоме. Хоть ему и обещали сутки свободного времени, но денег на полет в Талькдару у него не было. И рассчитывать на мать не приходилось. Нужно было срочно искать разовую работу. Неважно какую. Лишь бы заработать достаточную сумму.

Он объявил вечером матери, какую работу нашел в Талькдаре, не особо вдаваясь в подробности отбора, от которых у несчастной женщины, пожалуй, стало бы плохо с сердцем.

Весь следующий день он, до кровавых мозолей на руках, грузил песок на заводе. Лишь в сумерках приплелся домой и плюхнулся на свою кровать за занавеской в глубокой нише стены. Маленькое подобие третьей комнаты в квартире. И только забылся в тяжелом сне, как почувствовал, что сестра испуганно трясет его за плечо, пытаясь разбудить.

— Кадав, Кадав! Вставай, тебя требуют к инфокому. Это из Талькдары. Просыпайся.

Он соскочил с кровати и, еще толком не проснувшись, отозвался:

— Да? Это Кадав Граси. Я слушаю.

Незнакомый тихий голосок звучал предельно вежливо. — Кадав Граси? Я — Альгида, служанка Рэллы Надежды. Рэлла Надежда велела сообщить Вам, что на Ваше имя зарезервирован билет на любой из утренних рейсов на Талькдару. Вам нужно будет обратиться к диспетчеру вашего космопорта. Билет оплачен, так что не беспокойтесь. И постарайтесь не очень задерживаться.

— Да! Да, конечно! — почти закричал он в ответ. — Спасибо!

И только потом уже проснулся окончательно.

— Вот так! О нем позаботились!

Мать, провожая его утром, настаивала, чтоб он немедленно, как только попадет в Талькдару, сходил в Храм и зажег светильник, чтоб отблагодарить Защитницу. А он стоял и с бессильной горечью смотрел, как резко, преждевременно состарилась мать, какое изможденное и очень маленькое, чуть не с кулачок, сделалось у нее лицо.

Он оставил им почти все деньги что заработал на разгрузке, и прибыл в космопорт первым же рейсом со Стекольного.

Девушка диспетчер, как только он предъявил ей свое удостоверение, очень мило улыбнулась ему:

— Да, Праки Кадав. Ваш заказ был принят. Вы полетите ближайшим рейсом?

Он растерялся настолько, что не сразу смог произнести что-либо внятное. Впервые в жизни к нему обратились таким образом. Он, Кадав Граси со Стекольного и вдруг ПРАКИ! И, запоздало сообразив, что девушка терпеливо его ждет, поторопился с ответом.

— Да, да, конечно…

— О, Небо! — думал он, глядя в иллюминатор люфтера. — Теперь у меня есть работа. И какая! Я в лепешку расшибусь, лишь бы Рэлла Тальконы была мной довольна!

И опозорился этим же вечером.

С первого же дня их с Бернетом по одному забирал суровый Баток Найс слишком недовольный их появлением во дворце и, ворча, доучивал тому, что должны были знать и уметь телохранители, гоняя до изнеможения.

Бернет ушел первым. А Рэлла Тальконы решила погулять по парку. Кадав вместе с Альгидой сопровождали ее. У озера Рэлла Тальконы указала на привязанную к причалу маленькую лодочку.

— Поехали, покатаемся?

Кадав сел на весла. Первые же гребки отозвались в ладонях такой острой болью, что он стиснул зубы и, как можно ниже, наклонил голову, про себя молясь, чтобы Рэлла Тальконы, (сохрани Защитница!), ничего не заметила по его лицу. Но практически сразу его окликнули:

— Ну-ка, посмотри на меня, пожалуйста.

В спокойном голосе не было строгости, скорее любопытство.

Кадав, повинуясь, поднял застывшее лицо, стараясь не сбиваться с ритма гребли.

— И чего же именно я не должна замечать?

В глазах новоявленного телохранителя плеснулся испуг.

Рэлла Тальконы продолжала внимательно смотреть на него, чтоб меньше чем через минуту тихо попросить.

— Остановись.

Лодка по инерции продолжала скользить по глади озера.

— Покажи руки. — Кадав, как не слышал, продолжал стискивать весла. — Ладони покажи, говорю. — Тон становился более настойчивым. Ему, неотвратимо краснеющему неровными пятнами, пришлось подчиниться.

— Ничего себе! Вот уж не поверю, что ты умудрился натворить это лишь сейчас. И чем таким ты вчера дома занимался?

— Песок на заводе разгружал.

— Ну, знаешь ли… Смой кровь.

Он подчинился.

— Покажи ладони.

Показал.

— Да! Гоже! — и тихий, с металлом в голосе, приказ: — А ну, марш из-за весел!

— Но…

— Быстро!!!

И, поменявшись с ним местами, стала сильными гребками разворачивать лодку к берегу. Кадав готов был сгореть со стыда. Он чуть не плакал. Сесть за весла ему так и не дали до самого берега.

Рэлла Тальконы обернулась к служанке:

— Приедем, возьмешь в аптечке регенератор и обработаешь ему руки, чтоб завтра кожа окрепла. — Девушка согласно кивала.

И всю прогулку Кадав ходил на шаг позади, чувствуя, что виноват беспредельно. Ему доверились, а он… О, Защитница, не оставь своей милостью!

И вечером, получив разрешение быть свободными, лежал на кровати в одной на двоих с Бернетом комнате справа из прихожей Рэллы Тальконы (Дверь слева вела в комнату Альгиды.)

Он пристыжено молчал и внимательно разглядывал у себя на левом запястье джанерский браслет незнакомой конструкции. Как им пользоваться парням объясняла Альгида, на руке у которой был в точности такой же браслет. Она рассказала, что такие браслеты во дворце кроме императорской четы еще у телохранителей его Мудрости Алланта и Праки Найса, чтоб, при случае, всегда была возможность связаться друг с другом.

11

К празднику готовились заранее. Альгида уже дважды упрашивала свою Праки принять модельеров, чтоб обсудить детали платья для торжества.

Перед самым праздником на прием попросился старый ювелир и принес роскошный комплект давно обещанных украшений в дополнение к уже подаренным серьгам: два браслета, колье и диадему, сделанных в стиле детского амулета Надежды, который она так и продолжала носить. Та же тема — синего цветка, посвященного Защитнице.

С утра планировалась Торжественная служба в главном Храме Талькдары, а затем праздничный прием во дворце. Отныне Аллант становился законным Императором Тальконы.

И он вместе с Найсом старался примерно объяснить Надежде, как именно будут проходить события этого дня, чтоб ей было легче ориентироваться в напряженной обстановке и напоминал, ЧТО ИМЕННО в какой ситуации ей нужно будет говорить или делать. Она ощутимо злилась, хотя и пыталась сдерживаться. Все эти церемонии были ей поперек горла.

День коронации выдался, как на заказ, тихий и солнечный. Храм был переполнен. Люди стояли вплотную друг к другу, по видимому, заняв места еще с самого рассвета.

Надежда, ступая на шаг позади второго телохранителя Алланта, прошла по узкому проходу, оставленному специально для них, к алтарному возвышению. Справа на нем, окруженная сотнями еще не горящих светильников, стояла статуя Защитницы. Место слева было предназначено для Императора и Рэллы Тальконы. Именно отсюда, обращаясь к своему народу, Император должен был произнести традиционную молитву. Так было принято.