Судьба самозванки (ЛП) - Джонс Амо

Кто. Черт возьми. Из этих людей это сделал бы. Только двое. Агро и Один.

Кто-то пинает меня по ноге, и я поднимаю взгляд, чтобы увидеть как Синнер смотрит на меня.

‒ Убирайся нахуй из своей головы.

‒ Я ее больше не чувствую, ‒ я позволяю словам слететь с моих губ, хотя мне хочется прожевать их и выплюнуть.

В комнате воцаряется тишина.

‒ Ты уверен, Найт… ‒ Ледженд заговаривает первым. ‒ Ты уверен, что тебе просто… наконец-то не удалось разорвать связь, как ты хотел?

Я не хотел этого. Или хотел, но это было раньше, это было в самом гребаном начале. Даже когда я ненавидел ее, когда я забрал ее и запер, когда я думал, что она забрала у меня того, кого я любил, и когда она хотела оставить меня, чтобы уйти к Бену, я все еще хотел ее, я просто не знал, что это я. Я думал, что это связь, заставляющая меня чувствовать то, кем я был.

Я был чертовски неправ.

Это был я.

Я действительно хотел ее.

Я действительно люблю ее.

‒ Он не разрывал связь, ‒ Крид привлекает всеобщее внимание, но его глаза не отрываются от двери. ‒ Он завершил ее.

Наконец его глаза перемещаются на мои.

‒ Я увидел это в его голове в тот день, когда он впустил меня, чтобы поделиться со всеми нами правдой о смерти Темперанс.

‒ Найт? ‒ в тоне Синнера больше разочарования, чем я когда-либо слышал, поэтому я смотрю на него. Он смотрит долго и пристально, на его лице появляется легкая хмурость.

Я не рассказал своему близнецу, а я рассказываю ему все. Ему больно, и он хочет знать почему. Он заслуживает этого. Все мои братья заслуживают.

‒ Я знал, что если люди узнают, кто она такая, для нее все будет кончено. Они никогда не примут ее как свою королеву. Была только одна вещь, которую я мог дать ей в этой жизни, и я дал это.

‒ Ее дух, ‒ дышит Ледженд.

Я киваю, переводя взгляд обратно на дверь.

‒ Ты видел его? ‒ удивляется Син.

Несмотря ни на что, моя губа подергивается.

‒ Она была бы свирепой, если бы у нее была хоть малейшая возможность выяснить, что живет у нее под кожей.

Острая боль пронзает ребра, и я глубоко вдыхаю, приветствуя ее.

Мать никогда не подавала признаков боли, у нее тоже никогда не было черных вен.

Голова Крида резко поворачивается в мою сторону.

‒ Мы собираемся выбраться из этого, и когда мы это сделаем, мы найдем того, кто забрал ее у тебя, брат. Им это с рук не сойдет. Это, блядь, начнется, как только мы покончим с этим, ‒ Ледженд указывает на потолок. Как только я собираюсь открыть рот, чтобы ответить, шаги эхом отдаются от стен. Сапоги шлепают по лужам, а затем раздается отчетливый стук каблуков по бетону.

‒ Их двое. Женщина. Магдалена? ‒ шепчет Синнер, прислушиваясь к лязгающему звуку веревки, ударяющейся о потолок.

‒ Не-а. Не может быть. Она мстительная стерва, но ей есть что терять.

‒ Верно, ‒ отвечает Крид, как раз в тот момент, когда дверная ручка дрожит, и все остальное вокруг меня исчезает, потому что тот, кто войдет в эту дверь, только что подписал себе смертный приговор.

‒ Здравствуйте… братья.

Двадцать пять

Лондон

Я лежала в гамаке, который Хайде повесила для меня на самой дальней опушке леса, не знаю как долго, пытаясь разобраться в некоторых вещах, происходящих в голове, какими бы болезненными и запутанными они ни были… Я думаю, что кое-что из этого я поняла.

Ночью Найт вошел в ту комнату в святилище, он не только стер боль и мое знание о связи между нами, он принял это.

Моя злая, сломленная пара принял меня. Он привязался ко мне.

Моя связь жива, его притязания завершены.

Черные вены вдоль моего тела и сама кровь, которая течет во мне, пропитаны им.

Мой дух пробудился.

Эту часть себя, которую он не должен был отдавать мне, но отдал, даже если не мог открыть свою собственную.

Он отдал мне всего себя, а затем отпустил, насколько мог, зная, что это означало, что он никогда не поднимется к своему высшему «я». Никогда не станет королем, которым он должен был быть. Он сделал это для меня, девушки, которую, как он клялся, ненавидел. Это было недостаточно правдиво или сильно.

Девушку, о которой он сказал, что не хочет.

Он солгал. Мне и самому себе.

Найт освободил меня из тюрьмы, в которой я обвиняла судьбу, запершую меня, закрывшись со стороны решетки, из которой он освободил меня.

Я вижу его в своей голове, слышу его в своих мыслях теперь, когда барьер в сознании разрушен, но я не понимаю того пустого оцепенения, которое чувствую от него прямо сейчас. Почему ему больно? Почему он оплакивает потерю меня?

Он решил отпустить меня.

Вот в чем заключалось ухаживание. Он не мог считать меня своей королевой, и он знал это, поэтому был готов взять другую.

Он, вероятно, сделал это в ту минуту, когда меня больше не было у него перед глазами, напоминая о том, чего он хотел и чего не мог иметь.

Мыслей, смешанных с невыносимой болью, которая не принадлежит мне, слишком много, поэтому я использую свой новообретенный щит, чтобы блокировать это, но в тот момент, когда он исчезает из моего сознания, боль усиливается. Она становится такой сильной, что я перекатываюсь, с глухим звуком падая на землю.

Я тяжело дышу, зарываясь руками в грязь, когда колющее ощущение пронзает меня, и я с криком запрокидываю голову назад.

Крик, который обрывается, когда кусты позади меня предупреждающе шелестят. Развернувшись, я замираю.

В шести дюймах от меня. Их зубы острые, а глаза дикие. Они выглядели бы, как люди, если бы только не чудовищные черты лиц.

Они вампиры.

Кровь в венах бежит быстрее, сильнее пульсирует в горле, и я, клянусь, что мой дар, как будто насмехается над ними. Заставляя подойти ближе, но этой сучке нужно остыть.

Я не могу справиться с шестью вампирами одновременно.

Я даже не уверена, что смогу выдержать одного!

Они все кружат вокруг в полной форме. Моя связь с разумом Найта говорит, что они не просто вампиры, они из тех, кто рожден от Демонов, со временем излеченных, чтобы стать именно такими ‒ злыми. В глубине их глаз нет искупления, только мучение. Жадность. Злоба.

‒ Так, так… ‒ хрипит один из них и медленно наклоняется, протягивая руку, чтобы коснуться меня своим длинным бесцветным ногтем. ‒ Что Дракон притащил сюда…

Я отбрасываю его руку, свирепо глядя на уродливое существо.

‒ Кое-что, что не для тебя.

Он хихикает, откидываясь назад и держась за живот. Остальные члены его маленького клана смеются, как гиены. Деревья гнутся от ветра, когда серое небо смотрит на меня сверху вниз. Мрачное. Бесцветное и ядовитое. Этот остров ‒ фотография, сделанная в сепии, невидимая невооруженным глазом.

Прежде чем я успеваю ответить, что-то острое впивается в шею, и я замираю, мышцы парализует. Я медленно поднимаю руку, дотрагиваясь до копны густых, немытых черных волос. Жир скользит по пальцам, и я медленно сжимаю их в руке и отстраняюсь с громким криком, ее зубы все еще вонзенные в мою вену.

‒ Сука, мать твою! ‒ я кричу сквозь стиснутые зубы, отталкивая девушку. Это все. Вот так я умираю, потому что у меня нет возможности бороться с ними. Кровь хлещет из раны на шее, и если это не убьет меня, то это сделают эти жаждущие крови животные.

‒ О нет… ‒ хрипит вампирша на земле, ее явно охватывает ужас, когда ее дрожащие руки медленно поднимаются к губам. Ее глаза расширяются, ледяной ужас ясен, как день, когда она смотрит на меня, ее стая медленно отступает с каждой секундой.

Страх пробивается сквозь листья, кружащиеся у моих ног, и по какой-то причине, которую я не знаю, я не бегу. Она смотрит на меня, кожа вокруг ее глаз смягчается, и она медленно опускается на четвереньки.

‒ Прости меня, королева. Ибо мы не знали.

‒ Что? ‒ я дышу, мир наклоняется, пока я не теряю равновесие. Земля, становящаяся все ближе и ближе ко мне, ‒ это последнее, что я помню, прежде чем все вокруг погружается во тьму.