Надежда Тальконы (СИ) - Корешкова Евгения

— Нет, почему же. Завтра мы поедем на верфь. Утром на приеме был ее владелец и умолял, чтобы некая, почти легендарная, но удивительно бесшабашная личность соизволила присутствовать при спуске на воду нового судна. И я, как представитель власти тоже… И вел он себя, надо сказать, очень странно. Ему очень хотелось, чтоб ты приехала, и в то же время, он почти панически боялся встретиться с тобой.

— И как его зовут, твоего судостроителя?

— Покс. Роди Покс.

— И он такой полненький и лысоватый?

— Да. — Откровенно удивился Аллант. — Ты его знаешь?

— Знаю. Довелось, как-то встретиться в неофициальной обстановке. Он меня не узнал и повел себя не очень прилично. Неудивительно, что сейчас он запаниковал.

— Это что-то новенькое. По крайней мере, я не помню, чтобы ты что-нибудь об этом рассказывала. — Аллант на глазах свирепел. — Но ты же знаешь, что бывает за неподобающее отношение к Членам Императорской династии! — Тебе нужно было сразу доложить мне! И почему промолчала твоя служанка?

— Я запретила ей говорить. Дело давнее. Все произошло примерно через месяц после того, как мы прилетели на Талькону. Он еще не обязан был знать меня в лицо, тем более что я была в джанерской форме, с Альгидой и одним охранником.

— Все равно! Он ответит!

— Нет! Ты думаешь, что почти год ожидания кары — наказание недостаточное? Лучше сообщи, чтоб завтра он не выходил меня встречать, а дождался в своем кабинете. И лучше, если бы мы встретились один на один. По-моему, портить репутацию руководителя, даже такому неприятному типу, как он, вовсе ни к чему.

— А не слишком ли ты мягка, дорогая? — криво усмехнулся Аллант. — Так ты, пожалуй, распустишь всех подданных.

— Ничего. Сделай, пожалуйста, как я просила. Уж лучше иметь за спиной по гроб благодарного придурка, чем справедливо наказанного врага.

И Покс был действительно бесконечно благодарен и рад, что остался жив и даже не потерял свои верфи.

Он готов был преподнести в подарок Посланнице любое из своих строящихся и готовых судов.

Надежда ограничилась очень маленьким катерком, почти моторной лодкой.

И так как Аллант категорически запретил ей не только летать выше уровня атмосферы, но и нырять тоже, она не нашла себе другого занятия, кроме как, вызвав Матенса, заняться переоснащением своего маленького суденышка.

Теперь, к очередному недовольству Алланта, Надежда целыми днями пропадала с телохранителями, служанкой и Матенсом в ангаре на берегу океана, периодически позволяя себе не являться на обед.

Эта авантюра, в результате которой от подаренного суденышка родным остался только корпус и некоторые детали внутренней отделки единственной маленькой каюты, продолжалась две недели.

Матенс постарался на славу. Он поставил принципиально новый, очень мощный двигатель и гребные винты, все, естественно, своего изобретения. Довел сбалансированность судна почти до идеала. Укрепил корпус легчайшей пластиковой прокладкой.

На время покраски Надежду с Альгидой вежливо, но очень настойчиво выдворили из ангара, справедливо утверждая, что беременность и краска — вещи абсолютно несовместимые.

Пришлось довольно долго слоняться по берегу, изнывая от скуки и нетерпения.

Но, когда потом Матенс торжественно распахнул двери ангара, их глазам предстало бело-голубое чудо с надписью на борту «БРИЗ». Название придумала Надежда в память об отце и его далекой планете.

Но в первый рейс Надежду не взяли. И, втроем, телохранители и Матенс, не пропадая из зоны видимости, вытворяли с бедным суденышком Бог весть что. По возвращении на берег, Матенс, с гордостью творца, объявил Надежде, что утонуть на этом произведении искусства можно теперь лишь теоретически.

Надежда с утра чувствовала себя не очень то… и Аллант приказал ей остаться в постели, да таким тоном, что противиться она не смогла. И умел же Аллант периодически быть суровым и непререкаемо властным! Наверное, это талант, совершенно необходимый в его жизни. И, в результате, в гости к Матенсу Аллант полетел один, а Надежда осталась дома и, мало того, в постели, из которой Аллант приказал ей раньше обеда не подниматься.

Наверное, стоило пользоваться моментом и наслаждаться покоем и одиночеством, пока окружающие воспринимали это как неизбежность и дозволенную привилегированную слабость беременной женщины. Так, пожалуй, можно и окончательно избаловаться, но Надежда была даже благодарна слишком заботливому супругу за незнаемую прежде негу позднего пробуждения. Никто не посмел ее побеспокоить, даже верная и обычно немного назойливая Альгида не появилась до вызова. Не иначе, тоже строгий приказ Алланта.

Обедала Надежда у себя, раз уж выпала редкая возможность хоть поесть спокойно, без нарочитой показной церемониальности, излишних перемен блюд и многочисленных, слишком любопытных глаз.

Она так и не смогла преодолеть себя и ближе сойтись с дамами высшего дворцового круга. Перед каждым светским мероприятием Надежда болезненно морщилась и безнадежно спрашивала у мужа, а нельзя ли ей каким-либо образом избавиться от присутствия на празднике или приеме. И каждый раз уступала Алланту, обреченно обещая, от начала до конца церемонии вежливо общаться с подданными и непринужденно (Ага! Непринужденно?!) вести необходимые беседы на светские темы. Хотя сейчас ей уже не надоедали так настойчиво, как до коронации. Титул Посланницы надежно защитил ее от этого общества. Если Рэллу Тальконы еще можно и желательно было видеть в светских кругах, то Посланница была недоступна и фанатично почитаема.

Аллант вернулся четко к ужину. Он еще не произнес ни слова, но Надежда уже по бодрому блеску глаз безошибочно определила, что поездка оказалась удачной.

И Аллант, позволив себе пренебречь правилами этикета, плюхнулся на диван с ногами, даже не разуваясь.

— Как там дела у Матенса? — Не утерпела Надежда, присаживаясь рядом.

— А по разному. На заводе — прекрасно, скоро все будет готово к пуску. Матенс там практически безвылазно. Он, похоже, и ночевать может остаться в цеху, где-нибудь в уголке на подстилке, безо всякого ощущения неудобства. Я к нему в особняк заглянул. Дом получился вполне даже симпатичный. Строители почти закончили. Я им высказал кое-какие пожелания по отделке интерьера. Матенс ведь не догадается, ему все всегда хорошо и ладно. Обслугу всю распустил. Что хотят, то и творят. Хозяйку бы туда нужно, чтоб всем руководить. Пора, пожалуй, женить нашего электронного гения. Как думаешь, его можно уговорить?

— Да. Конечно. Я съезжу, настрою его на нужный лад.

— Теперь у меня забота — подобрать ему подходящую жену.

— Чтоб Матенса не обижала?

— Вот именно. Только где ее, такую, найдешь?

— Погоди, у меня, кажется, есть один вариант. Дотерпи до завтра, я все уточню и доложу, как положено Императору Тальконы.

— А сегодня не скажешь?

— И не подумаю! Может быть, она не согласна.

— А кто-то собирается еще и согласия спрашивать?

— Естественно. Мы же не врага женить собрались. Ему с ней всю жизнь придется общаться. Как же иначе!

— Ну, ладно, ладно, убедила. Делай, как знаешь. И еще придется подумать над его будущим титулом, чтоб все было вполне прилично.

— Вот уморил! — рассмеялась Надежда. — Матенс — титулованная особа! Почти как я. И никто и звать никак, и здрассте вам…!

— Что хоть ты! — Немедленно возмутился Аллант — выдумала тоже!

— Вот именно! Такое — только что выдумать и можно — сплошная ирония. — И тут же сменила тему: приказывай накрывать к ужину. Я голодная как сто хищников. Замешкаешься и тебя съем, и начну прямо сейчас. — Надежда с игриво-яростным рычанием метнулась к Алланту и сделала вид, что грызет ему горло.

Аллант шутливо откинулся на спину, вполне поддерживая игру.

Перед тем как лечь спать Надежда Аринда вышла к Бернету, не вызывая по браслету, а дважды стукнув в дверь комнаты охранников костяшкой согнутого указательного пальца. Он появился на пороге немедленно и встревожено замер, ожидая приказа.