Рассвет Оникса (ЛП) - Голден Кейт

Лилии в каменных вазах украшали помещение. Откуда они взялись? Нежные белые цветы играли в мягком свете свечей.

Красиво.

А еще — знойно.

Около миллиона градусов и удушье. Я попыталась сесть. Мне нужен был свежий воздух, прямо сейчас.

Теплые широкие руки удержали меня.

— Постарайся не шевелиться, — пробормотал Кейн, его голос был твердым, как сталь. — Все почти закончилось.

Я хныкала и отворачивала лицо от него, в голове был туман, а в животе тошнота. Голова кружилась, мне было жарко и холодно. Мне нужна была вода.

— Я принесу тебе побить. — Его знакомый запах исчез, и мое горло сжалось от потери. Через несколько мгновений он вернулся и осторожно прижал стакан к моим сухим, потрескавшимся губам.

Резкий всплеск боли отозвался в моей груди, и я задохнулась от мучительной боли.

— Ты мучаешь ее! — прорычал Кейн, но я ничего не могла разглядеть сквозь слепящую боль. Я услышала, как стакан с водой разбился об пол.

— Яд должен быть выведен, мой Король. Это все, что мы можем сделать.

— Пожалуйста, — умолял он. На самом деле умолял. — Тогда, пожалуйста, работайте быстрее.

— Мы пытаемся, но… — раздался женский голос. Страх, прозвучавший в ее голосе, передался мне, и я почувствовал, как дрожь охватывает мое тело.

— Нет, — вздохнул он. Это был почти всхлип.

— Может, и нет…

Самая настоящая, самая пронзительная агония, которую я когда-либо испытывала, пронзила мою грудь, кости, пальцы ног, саму мою душу.

Я закричала в перегретой комнате кровавым, гортанным воплем. Пот капал с моих бровей и застилал глаза.

Я не могла этого вынести. Я не могла, я не могла, я не могла…

— Нет! — прорычал он, и на этот раз клубы скрученных черных теней заполнили шатровую ткань кровати, заглушив весь свет и заливая комнату черной полутьмой.

Призраки в одно мгновение заглушили мои страдания. То, что было мукой, чистой мукой, теперь стало… ничем. Онемение, холод, ничто. Я потянулась к Кейну, испытывая облегчение и смятение, но нашла лишь быстрое и тяжелое успокоение сна, когда мои глаза закрылись.

***

Резкая боль пронзила мою спину. Я открыла глаза и оказалась в незнакомом месте.

Или, что еще хуже, в слишком знакомом месте, где я не была уже много лет.

Я смотрела на темный деревянный пол в рабочем сарае Пауэлла. Не было смысла смотреть на дверь или окна. Я знала, что они заперты, что я в ловушке внутри. Я приготовилась к новому удару боли, но его не последовало. Я подняла голову и тут же пожалела об этом. Пауэлл стоял надо мной с ярко-красным лицом и рычанием, подняв ремень.

— Слабая девчонка, — сказал он, брызгая слюной. Слезы полились по моим щекам, сопли пузырились у носа.

— Я трижды просил тебя на этой неделе не играть на кухне, — сказал он, и его голос гулко отдавался от стен холодного пустого сарая. Я не хотела трусить, но ничего не мог с собой поделать. Я сжалась в комок, надеясь, что моя спина скоро перестанет пульсировать от боли. Я знала, что лучше не говорить.

— Ты меня бесишь. Заставляешь меня учить тебя таким образом. — Он был прав. Он обижал только меня, потому что я была хуже всех. Почему я не могу быть сильнее? Умнее? Я ненавидела, что все, что он говорил обо мне, было правдой.

— Ты — яд в нашей семье, Арвен. Ты убиваешь свою мать.

Когда он поднял руку, чтобы ударить меня снова, я закричала, умоляя его остановиться, но никто меня не услышал.

***

— Шшш, Арвен. Никто не причинит тебе вреда. С тобой все будет хорошо.

Я всхлипывала и рыдала, плача от боли.

Пожалуйста, прекрати, думала я. Я больше не могу.

— Что прекратить? Арвен? — Он был взбешен. Испуган.

Но и я тоже.

***

Кровать была похожа на шелковую ванну, окутывая меня простынями и оставляя невесомой. На кровати с четырьмя столбиками лежали слои нитей, а в карманах проглядывали мерцающие огоньки. Я не замечала раньше камина, но переменчивое, танцующее сквозь балдахин пламя успокаивало. Откуда-то из инструмента доносилась медленная колыбельная. Призрачные и завораживающие ноты витали по комнате, словно лунный свет. Мне захотелось петь. Или, может быть, плакать.

— Ты проснулась, — сказал Кейн из угла комнаты, который я не могла увидеть.

Мои глаза наполнились слезами от мягкого звука его голоса.

Меланхоличная песня прекратилась, и я услышала, как он положил что-то на пол.

Что я видела перед тем, как потерять сознание? Образы черного, похожего на туман дыма, окутывающего меня, убаюкивающего во сне, были туманны, но я знала, что видела их. Ощущения — они не были похожи ни на что, что я чувствовала раньше. Не как магия, не как зелье. Как будто что-то просочилось в мою душу и облегчило мои страдания. Это было какое-то темное и извращенное милосердие.

Кейн медленно подошел ко мне и провел своей прохладной ладонью по моему лбу. Это было восхитительно. Я прильнула к нему, как животное, и потерлась горячим лицом о его руку.

— У меня есть для тебя кое-что еще лучше.

Я хныкала от потери контакта. Кровать сдвинулась и Кейн оказался рядом со мной, притянув мое тело к себе и положив холодный компресс на мой лоб. Это было похоже на рай, и я отвернула лицо, чтобы он мог провести рукой по шее, плечам, рукам…

Мои глаза распахнулись.

— Что на мне надето? — Я слышала, как невнятно я произношу слова.

Кейн покраснел. Он был таким милым.

— Спасибо, пташка. Ты в одной из моих рубашек. Это была все, что у меня было.

Я уткнулась лицом в его тело, прижимая к груди свое ноющее запястье на его груди.

— Ты теплый, — сказала я.

— Не такой теплый, как ты. Твой жар не спадает.

Я хмыкнула.

— Арвен, — продолжил он. — Почему ты была в лесу сегодня ночью? — Он сделал паузу. Его несчастные глаза были полны страдания. — Я мог потерять тебя.

Он прижал мое запястье к себе, как будто оно было очень хрупким. Мое сердце заколотилось.

— Я пытался найти тебя. — Я подняла глаза и встретила страдальческим выражением лица. Я протянула руку к его взъерошенным бровям и коснулась его виска.

— Все в порядке, я достала то, что мне было нужно.

— И что же это было?

— Для моей матери. Чтобы исцелить ее.

Кейн кивнул, но я могла сказать, что он не понимает, о чем я говорю.

— Спи, пташка. Я буду рядом.

Так я и сделала.

***

Я проснулась от вздрагиваний и задыханий. Оглядевшись в поисках источника, я поняла, что эти гротескные звуки исходят от меня. Был полдень, и я чувствовала себя как свинья, жарящаяся на вертеле. Я вцепилась в простыни и стала ворочаться, ища хоть какое-то облегчение от гор одеял, поглотивших меня целиком. Я перекатилась на твердое тело и по знакомому запаху поняла, что это Кейн. Он пах как потное кедровое дерево. Если бы его облили виски и подожгли.

— Очевидно, мне нужно принять ванну, — сказал он, его голос был приправлен сном.

Мне пришлось прекратить это делать — из-за лихорадки я не могла отличить свои мысли от слов. Я бредила, все вокруг расплывалось, и мне казалось, что я что-то бормочу. Черт бы побрал эту лихорадку.

Ответный смех Кейна сотряс матрас под нами. Уф. Неужели я тоже сказала это вслух?

— Почему ты в моей постели? — спросила я. Я хотела сказать язвительности, но вышло как у потерявшегося ребенка.

— Вообще-то, ты в моей постели.

Я осталась при своем мнении.

— Почему я в твоей постели?

Кейн снова рассмеялся, ярким и искренним смехом, который что вызвало ухмылку на моем измученном лице.

— Как хорошо, что ты вернулась, хотя бы ненадолго.

Я не знала, куда себя деть, но все равно улыбнулась.

— Не за что.

— Ты можешь поесть? — Он собрался покинуть кровать в поисках, но я обхватила его руками и ногами, как виноградная лоза.

— Не уходи, — жалобно попросила я. Все было в порядке. Я примирилась с этим после смерти.