Перья столь порочные (ЛП) - Зандер Лив

Посеяв ненависть к себе в его сердце, которая лишь росла с годами.

— Возможно, нам суждено лишь закончить в эмоциональной трагедии…

— Маленькая голубка, — прошептал он с солёным поцелуем в губы, прежде чем выпрямиться и приложить свои к моему уху, — любовь — это трагедия.

Я ненавижу, что люблю тебя.

Глава 35



Малир

Прошлое, Тайдстоун

Лёгкие горели, пока я мчался сквозь густую рощу, искривлённые стволы деревьев сливались в одно расплывчатое пятно перед глазами, пока я бежал, обезумевший от страха. Каждый вдох был словно глоток стеклянных осколков, когда ледяной воздух сталкивался с моей раскалённой, хрипящей грудной клеткой. Лихорадка… должно быть, это была лихорадка.

На следующем шаге скрытый корень зацепился за мою ногу, рванув старые порезы и воспалённые раны. Я споткнулся, не сумев удержать равновесие. Мир перевернулся, и я плечом со всего размаха ударился о твёрдую землю. Голова врезалась в трухлявый останок поваленного ствола, и боль вспыхнула белым пламенем по всему черепу.

— Малир! — Лорн со стонами оказалась рядом, наклоняясь ко мне, одной рукой придерживая свой вздувшийся живот, другой хватая меня за руку, тряся. — Вставай! Мы должны… — Её взгляд резко метнулся назад, туда, откуда мы пришли, на дикий вой. — На нас спустили гончих. Мы должны добраться до вершины скалы, Малир. Сейчас же!

Несмотря на тошноту, несмотря на озноб, терзающий вспотевшую кожу, я заставил себя подняться, отбрасывая дезориентацию и боль. Да, мы должны добежать до высокой части утёса и прыгнуть. Истощённые, но это наш единственный шанс на смену облика. Или шанс на смерть, если не получится — мысль о том, что моё тело разобьётся о камни, почти утешала.

Ещё один вой.

Паника вплелась в каждое сухожилие, пока мы бежали дальше, солоноватый вкус свободы был так близко, но отравлен ядовитым страхом поимки. Сердце колотилось в груди, сбивчиво и нестройно, отбивая бешеный ритм, гулом отдававшийся в ушах и дрожью проникая в обессиленные кости, в этот исхудавший, обтянутый кожей скелет, каким я стал.

Когда Лорн отстала, я взял её за руку, но тащить её быстрее было невозможно. Одной рукой она прижимала к себе это грязное, нерождённое полукровное ублюдочное семя, что они в неё вбили, другой — судорожно цеплялась за равновесие, перебираясь через стволы, лианы, валуны. Но это ненадолго.

Если нас размажет о скалы — оно умрёт.

Если она обратится в своём состоянии — оно умрёт.

И больше никогда не будет другого…

И тут смех. Яркий, беззаботный. Он донёсся снизу, из залива, — звук, который я почти забыл за всё это время в мертвенной тишине подземелий. Он врезался в мои чувства, словно оскорбление панике… пока вдруг не начал её развеивать. Отчаянный бег остановился, взгляд невольно притянуло зрелище внизу, и рука Лорн выскользнула из моей.

На пляже, в лучах уходящего солнца, девочка кружилась среди белых гребешков волн. Босые ноги взбивали в воздух брызги песка, а за ней тщетно бежала какая-то женщина. Дыхание перехватило при виде её — светлые пряди вихрем разлетались вокруг лица в каждом повороте, и что-то странное потянуло глубоко под рёбрами.

— Малир… — Лорн остановилась в нескольких шагах впереди, отчаяние застыло на её избитом лице, она звала меня жестом. — Что ты делаешь? Беги!

Да, я должен был бежать.

Я никогда не должен был останавливаться.

Но глаза снова нашли девочку, хотя сознание плыло, а тело пошатывалось. Я смотрел, как она кружится среди стаи чаек, её лёгкость так резко контрастировала с той тьмой, что грызла меня изнутри. Её беззаботная невинность ударила по моему истощённому лицу, её смех эхом напомнил обо всём, что отняли у меня её сородичи. Она была одной из них.

Человек.

И всё же я хотел простить ей даже это.

Потому что она была невыразимо прекрасна, пробуждала во мне такие реакции, что я чувствовал себя грязным, осквернённым, слишком порочным рядом с ней. Она — совсем иная. Ещё ребёнок, плоская, худенькая, без единого намёка на женственные изгибы. Но почему же я не мог отвести взгляд?

— Ах ты, дитя! Что ты творишь? Волосы! Волосы твои! — женщина сзади пыталась схватить девочку, но та всякий раз ускользала. — Немедленно верни ленты назад!

— Нет! Ненавижу, когда они стянуты! Хочу, чтобы были распущены! Смотри, Риса! Вон там! — Она указала вверх, на птицу, летевшую в небе над бухтой, её полёт словно повторял девичий танец. — Видишь, как быстро летит та белая чайка?

Мои уши уловили нечто в её голосе, и я поднял взгляд к небу над заливом. То была не чайка… белый голубь.

Как она.

— Ах ты, дитя! Да если хоть пальчик о ракушку порежешь, у матушки мигрень начнётся. Живо в замок! Сейчас же… ой нет, только не вздумай убегать от меня! Твоя мать не велит тебе бегать! — Женщина тщетно гналась за девочкой к каменистой тропе, что вела наверх. — Галантия!

Имя поднялось с пляжа, взвилось к моему слуху, будто каленое железо, и впаялось в сознание, прожигая его, словно горячка. Четыре слога — как похоронный звон для того странного наваждения, что обволокло меня.

Галантия.

Дочь Брисдена.

Я слышал это имя в подземельях, и теперь осознание обрушилось на меня, как цунами, ледяной удар лишил дыхания, вытеснив странный жар, оставив лишь сырой, скрежечущий холод. Контраст был ошеломляющим: умиротворённое видение девочки против кошмарного эхо её имени. Как могла богиня показать мне столь завораживающее создание, наделив его именем моего личного демона?

Она — Брисден.

Иллюзия рзлетелась вдребезги, её осколки вонзились глубоко, прорастая семенами ярости, что стремительно расцвела в неистовую ненависть. Ненависть, которой я прежде не знал. Огонь злобы разгорелся во мне — к этой девочке, к её беззаботным пляскам в то время, как я был растоптан, искалечен и сломан заживо.

Мой взгляд следил за лёгкой фигуркой Галантии, пока она убегала от волн и поднимаясь извилистой тропой… прямо ко мне. Пульс забился хищно, предвкушающе. В надежде, что она подойдёт достаточно близко, чтобы я мог выплеснуть наружу леденящую ярость, терзавшую моё сердце.

— Малир, нам нужно идти, — голос Лорн прозвучал как отчаянный шёпот, но он канул в пустоту. — Кто-то идёт.

Да.

Она идёт.

Ко мне.

Весь мир сузился до тропы, по которой словно невидимой рукой вела её судьба. Маленькая белая голубка, добыча, с каждым неосознанным шагом приближавшаяся ко мне. Я почти ощущал хрупкий вес её черепа в своих ладонях, слышал воображаемый хруст — и это была бы моя симфония катарсиса.

Я хотел убить её!

Тёмное удовлетворение дрогнуло в груди, когда я глубже вжал своё потное, прикрытое лишь тряпьём тело в ствол берёзы, шепча самому себе:

— Иди ко мне… ещё шаг, и я сверну тебе грёбаную шею, маленькая белая голубка.

Я затаился, стоя на лезвии ножа, жизнь девочки висела на волоске, и руки ныли от нетерпения перерезать его — там, где мои тени уже были слишком слабы, чтобы сделать это за меня. Сладость её смеха звенела в воздухе, как горькая насмешка, разжигая ненасытную жажду мести. Галантия из рода Брисден должна заплатить за грехи своего отца. Хисал станет её гибелью.

Мир словно замедлился, зависнув в парадоксальном мгновении, когда время стало и ничем, и всем сразу. Она была так близко — протяни руку, и я коснусь её. Я слышал её дыхание, чувствовал вибрацию радости, пробегающую по земле под моими ногами.

Моя рука протянулась.

Тело наклонилось вперёд.

— Ох, — сказала она и присела к пучку клевера, повернувшись ко мне спиной. Вытянула одинокий белый цветок. — Такая красивая ромашка, тебе не место тут одной. Пойдёшь со мной в комнату.

— Галантия! — голос женщины, раздавшийся поблизости, подлил масла в огонь ненависти. — Псы выпущены! Мы должны вернуться, пока твой отец нас не нашёл!