Перья столь порочные (ЛП) - Зандер Лив

О, он найдёт свою дочь. Найдёт её маленькое тело без движения на земле, с вывернутой шеей и пустыми глазами.

Я подался вперёд.

Я поднял руку.

И вдруг странная сила стиснула мою грудь, словно обруч, выжимая из лёгких воздух. Рука задрожала, лоб покрылся потом, подлесок перед глазами поплыл. Всего лишь лихорадка. Это не могло быть ничего, кроме неё.

Сделай это.

Убей её!

Я протянул руку к её шее и палец скользнул ниже. Кончик коснулся растрёпанного гнёздышка золотых прядей, слишком нежно, чтобы она заметила. Они были такими мягкими, такими яркими.

Богиня, за что? Почему она так красива?

Рука дрожала всё сильнее.

Мышцы свело судорогой.

Беззвучный рёв ярости прорезал меня изнутри. Я хотел убить её. Хотел! Но не мог. Не мог, чёрт возьми, не мог!

И за это я ненавидел её ещё сильнее.

Первобытный рык вырвался из моей груди — она обернулась, вскрикнула, повалилась и в панике, отбивая ногами землю, поползла прочь. А я снова рванул к утёсу. Сердце колотилось о рёбра, как зверь в клетке, будто само пыталось вырваться, как и я — из этого места, из этой памяти, из-за этой… девчонки.

— Лорн! — Я нащупал её ладонь в темноте паники. Хватка была ледяной, но именно в ней оставалась единственная точка реальности. — Не отпускай мою руку, слышишь? — наши пальцы сцепились до боли. — Никогда не отпускай.

Я бросил последний взгляд на Галантию — умница, что рванула обратно к пляжу. И развернулся к зияющей пропасти утёса. Падение в пустоту — свобода или смерть. Или и то, и другое сразу.

И мы прыгнули.

Солёный плеск ударил в израненные ступни. Крик вырвался из горла, часть страха, часть дикого восторга. Изменение произошло так же естественно, как дыхание. Кожа лопнула, уступая место гладким чёрным перьям, тело выгнулось, перекроилось, и вот — во всплеске теней моя воронья стая закаркала.

Рядом летели вороны Лорн.

Мы били крыльями в унисон, наше карканье сливалось с грохотом волн.

И с эхом смеха — мучительной мелодией, что навсегда будет напоминать мне о девочке, которая должна была умереть от моих рук.

Глава 36



Себиан

Наши дни, замок Дипмарш

Восемь дней.

Восемь ебаных дней насмарку, пока я отмораживал задницу — три ушло на перелёт на север и почти вдвое больше на то, чтобы вернуться туда, где мне и стоило оставаться изначально. Какой бы кривоглазый следопыт ни донёс о том, что Домрена якобы видели за стенами Аммаретта, — этот идиот стоил мне восьми ночей, проведённых на продуваемых всеми ветрами насестах вместо того, чтобы греться между тёплых бёдер Галантии. Узнаю, кто это был, — ощиплю наголо!

Потому что Домрена там не оказалось.

Я смахнул тонкий слой снега с наплечников кирасы и зашагал по коридору, глядя на дверь в покои Галантии. Солнце только-только вынырнуло из-за белых макушек сосен, что стояли стеной на восточных болотах, так что она, возможно, ещё спала. Надеюсь. Мне не терпелось нырнуть под одеяло, обнять её сзади и утонуть в её тепле. Но не раньше, чем я узнаю имя этого кретина-следопыта…

Я вошёл в покои Малира без приглашения, уши тут же дёрнулись от странного звука. Нет, не от шелеста пергамента — ясно было, что он уже сидел за столом: последние недели его мучила бессонница. Это был его приглушённый смех, хриплый, словно он выплеснул его в комок ткани. Я слышал его смеющимся всего дважды — и оба раза думал, что у него едет крыша.

В тот миг, когда я переступил порог его комнаты, ноги приросли к полу вместе с моим сердцем, будто стужа севера последовала за мной домой. Галантии не было в её покоях… потому что она сидела у Малира на коленях. За. Его. Столом.

— Я опять всё напутала, да? — спросила она, оглядываясь через плечо, в одной лишь длинной рубашке да с чёрным шарфом, свободно обвивавшим шею. А ещё на них был накинут шерстяной плед Малира. Сюрреалистичная картина, но она не исчезала, сколько бы я ни моргал. — Эти две так трудно различимы.

— На первый взгляд — да, — отозвался Малир, ведя её руку с зажатым пером по пергаменту. — Но если присмотреться к этому изгибу… Чувствуешь? Буква «зэ» короче и более округлая снизу, будто ленивый крен на лёгком утреннем ветру. Буквы древнего Вэра основаны на движениях в полёте. Ещё раз.

Галантия кивнула, и её светлые пряди соскользнули с плеч, пока она снова вела перо. Сосредоточенная, она провела линию, замерла, потом взглянула на него.

— Получилось? — спросила она с дерзкой улыбкой.

Уголки губ Малира дрогнули, он провёл языком по зубам, и, к моему ужасу, это оказался не оскал, а настоящая, чёрт возьми, улыбка.

— Сделать «зэ»? Нет. Но после пяти кружек вина кто-нибудь косоглазый вполне мог бы принять это за «гэ».

Галантия рассмеялась.

Малир рассмеялся.

Какого хрена здесь вообще происходило?

Чем дольше я смотрел, тем тяжелее становилось моё дыхание. С каких это пор Малир проводил время с Галантией не за тем, чтобы мучить или трахать её? Что произошло за эти проклятые восемь дней, что он теперь гладил её волосы не рывком, а мягко, пальцами по затылку? И почему он опустил лицо к её лицу, прикрыв глаза, словно собирался…

О боги. Он целовал её.

Мои лёгкие сжались, отказываясь впустить хоть глоток воздуха, пока перед глазами не потемнело от нехватки кислорода — я не мог смотреть, как он жадно берёт её рот. Как он встаёт вместе с ней, роняя стул и сбрасывая плед, усаживает её на пергамент, задирает рубашку, стягивает штаны и раздвигает её бёдра. Всё это время целуя её, так, что их стоны врастают друг в друга.

Он целовал её.

Я втянул воздух, задыхаясь, вытирая ладонью липкую тяжесть в груди, что не желала отпускать. Она же не моя… никогда не могла быть моей. Какое право я имел претендовать на неё? Никакого. Какое право вмешиваться? Тоже никакого.

И всё же я сделал шаг в комнату, сжимая грудь, будто этим мог вытолкнуть оттуда чужую руку.

— Уж больно весело у вас с утра.

Галантия вздрогнула от моего голоса, найдя меня ореховыми глазами.

— Себиан!

— Рановато ты вернулся, — сказал Малир, и его тон показался мне чересчур ровным, хотя, по крайней мере, у него хватило приличия спрятать член и натянуть ей рубашку. — Я не ожидал тебя ещё два дня.

— Ясное дело, нет, — только и сказал я, окинув взглядом сначала комнату, потом его гнездо. Брошенные кубки. Свечи, догоравшие до фитиля. Блюда с фруктами и хлебом. Белёсые слизистые разводы по чёрным подушкам и одеялам. Богиня, помоги, они что, восемь дней подряд трахались в его гнезде? — Кто из следопытов сообщил о том, что принца Домрена видели за стенами столицы? Ублюдок ведь не был на севере.

Малир помог Галантии соскользнуть с письменного стола, затем посмотрел на меня с такой скучающей миной, что мне захотелось врезать ему.

— Его знамёна.

— Что?

— Следопыт заметил… его знамёна… — отчеканил он, будто я был конченым тупицей, пока Галантия шла ко мне. — В донесениях никогда не упоминался сам Домрен. Ты прекрасно знаешь, что разведчики обязаны держаться на безопасной дистанции, так что подтвердить или опровергнуть его присутствие внутри его же знамён невозможно.

В левом глазу дёрнулся нерв.

— Хочешь сказать, что я потратил восемь ебучих…

Галантия обняла меня. Слишком коротко, слишком натянуто.

— Я так рада, что ты вернулся невредимым.

Невредимым? Мне понадобилось меньше пятнадцати минут, чтобы понять: Домрена там нет. Потом я повернул обратно, с бесполезным колчаном и яйцами, отмороженными к херам. И Малир даже не счёл нужным упомянуть об этом?

Я втянул воздух сквозь злость в груди.

Вины её в этом не было, и я поднял руку, чтобы прижать Галантию к себе сильнее. Богиня, как же я хотел схватить её, укрыться с ней под одеялом и провести утро внутри неё. Но прежде чем мои пальцы коснулись её плеча, она отступила на шаг, унося с собой всё то тепло, в котором я так отчаянно нуждался. Почему такая холодна?