Надежда Тальконы (СИ) - Корешкова Евгения

И вот в таком, не внушающем расположения виде, Кадав отправился в город, переоформлять регистрацию для матери и сестры по новому адресу, пока, так ничего и, не сказав домашним. Он только попросил сестренку, на счастье не успевшую уйти в школу, остаться сегодня дома, найти ему коробку со всеми документами и привести в порядок его форму, чтоб вечером можно было надеть.

В полутемном коридоре Управления Регистрации вдоль стены жались уже около десятка посетителей. Кадав записал на мониторе фамилию и адрес матери, подождал, пока экран дважды мигнет синим, подтверждая принятую информацию и присел у стены на корточки. Пока еще его вызовут…

Время шло, очередь двигалась медленно и как-то неправильно. Уже прошли трое записавшиеся после него, Кадав это точно помнил, а его и не думали приглашать. Он уже и подремать успел — бесполезно. Если так будет продолжаться, то он точно сегодня ничего не успеет. В двери вожделенного кабинета, нисколько не задержавшись в коридоре, громко шурша блестящим подолом темно-бордовой юбки, величаво вплыла тучная дама с непропорционально маленькой, но приятной головкой. Она почему-то несла на сгибе левой руки темно-желтую плетеную корзиночку, накрытую белоснежной салфеткой. Минут пять спустя, в коридор вышла секретарша и холодно объявила:

— Прием жителей Стекольного на сегодня окончен.

Возражения не принимались. Возмущенно заворчавшие люди начали покорно расходиться.

Кадав еще некоторое время стоял, соображая, что до обеденного перерыва пока далеко. И что, похоже, местные чиновники просто самым пренебрежительным образом относятся к посетителям, в регистрационных данных которых написано — поселок Стекольный: стерпят, перебьются. И возразить никто не посмеет!

Но при таком раскладе событий он, уж точно, не уложится за один день, как планировалось, и матери придется прийти в этот бездушный коридор самой. С ее-то здоровьем!

И с такими мыслями, сам себя взвинчивая, Кадав решительно распахнул дверь кабинета, попасть в который он пытался уже несколько часов.

Рабочей атмосферой тут и не пахло. Зато, очень аппетитно и соблазнительно благоухала еще теплая домашняя выпечка, и та самая дама с монументальной фигурой, разложив пеструю скатерку прямо на рабочем столе мужа, старательно нарезала на куски свой кулинарный шедевр. Секретарша доставала из шкафа слева от двери изящные чашечки дорогого сервиза. А сам владелец кабинета, лет под пятьдесят, с высокими залысинами на круглом черепе, вольготно раскинулся в кресле, выдвинутом из за стола почти на середину кабинета, наверное, потому, что супруга вместе с его креслом за столом по габаритам просто не убиралась.

Он довольно жмурился в предвкушении приятного времяпровождения, по сравнению с которым работа казалась просто каким-то проклятием. Увидев на пороге Кадава, все сначала онемели от такой неслыханной наглости, а потом чиновник буквально взорвался:

— Это еще что! Я же понятно сказал — приема больше не будет! Немедленно покиньте кабинет!

— Да, конечно, — тактично согласился с ним Кадав — как только вы оформите регистрацию моей матери, так я сразу же вас и покину.

Еще бы пару лет назад у него от такого тона обращения к начальнику душа бы от страха оторвалась, а сегодня он был абсолютно спокоен.

— Я вызываю охрану! Владелец кабинета хлопнул ладонью по тревожной кнопке.

— Пожалуйста. Я не уйду без регистрации.

Но когда в кабинет ворвались сразу трое вооруженных полицейских из группы захвата, Кадав в долю секунды понял, что переиграл и сейчас ему придется плохо. Взгляд метнулся по ставшему очень тесным кабинету. У всех троих в руках парализаторы и, если ничего срочно не предпринять, то он даже не сможет сообщить своей Рэлле, что влип в очередную историю.

Еще Кадав успел уловить, что парализаторы у них, на его счастье, широкополосного, а не точечного действия, предназначенные для открытого пространства. В закрытом помещении небольшого объема сложно будет применять такое оружие, не зацепив собственное начальство. Примерно так же, видимо, оценивали ситуацию и охранники, замешкавшись на несколько секунд.

И этого времени Кадаву вполне хватило, чтоб с места, рыбкой, махнуть через стол к окну, за спину пышнотелой даме, испуганно всплеснувшей руками с зажатым в правой столовым ножом. Еще через секунду нож перекочевал в ладонь Кадава и оказался угрожающе прижатым к шее заложницы, под второй подбородок ближе к уху. Она коротко взвизгнула и замерла. А Кадав, надежно укрываясь за ее широкой спиной, сделал два шага назад, отступая в левый угол, к шкафу.

Вот теперь, на некоторое время, Кадав чувствовал себя в безопасности.

Столовым ножом из тонкого металла убить можно было только теоретически, даже кожу не прорежешь — пришлось бы долго и настойчиво пилить. Но чиновник этого, видимо, не знал и панически боялся за жизнь драгоценной супруги.

А она, к немалому удивлению новоявленного террориста, крепко стиснувшего ее левой рукой под необъятной грудью, начала шумно и отчетливо принюхиваться. Ее заворожил ненавязчивый запах дорогого дезодоранта почему-то исходивший от оборванца-террориста и то, как он властно, уверенно и нисколько не больно прижимал ее к себе, такой молодой, сильный, дерзкий… Это пьянило и возбуждало так, как никогда с мужем. И она, несмотря на прижатое к шее лезвие, попыталась хоть чуточкучуть повернуть голову, чтоб попытаться увидеть захватчика.

— Спокойно! Не шевелитесь!

— Дорогой! — не выдержала заложница, громко взывая к окаменевшему супругу. — Я же не могу так вечно стоять! Да оформи ты ему эту несчастную регистрацию! Или я за себя не ручаюсь! Уж я тебе дома припомню! Из-за какой то мелочи ты рискуешь моей жизнью!

После некоторого времени колебаний и шушукающихся переговоров, один из группы захвата исчез за дверью и вскоре вернулся с секретаршей, которая, боязливо и любопытно озираясь, заняла место у компьютера.

Это была самая странная регистрация из тех, которые ей приходилось проводить: знатная заложница и еще этот террорист!

Пока перечитывались и подтверждались личные данные какой-то тетки и девчонки из самых трущоб Стекольного, (да и где еще могут жить заводские конвейерные рабочие), все было привычно и понятно, но когда террорист назвал новый адрес, даже ко всему привычный шеф, не удержался от возгласа:

— Ничего себе! Элитный квартал города. Умеют же люди устраиваться!

— Умеют, умеют… — ворча, отозвался Кадав — оформляйте, давайте.

— Кто владелец дома?

— Я владелец. Кадав Граси.

— Ты? Вы?.. А-а место регистрации?

— Талькдара. Я — охранник.

— Что-то я не слышал, чтоб в охране можно было заработать на покупку дома в этом квартале!

— А может мне премию дали?!

— Все равно — нереально.

— А это смотря кого охранять.

— Назовите имя вашего Праки?

— Я — телохранитель Рэллы Тальконы.

На лице чиновника отразилась сразу целая гамма чувств, и он еще некоторое время молча выравнивал сбившееся дыхание, прежде чем, кашлянув, вкрадчиво спросить:

— Праки Граси, ну почему же Вывы сразу ничего не сказали? Мы бы Вас и без очереди, и безо всяких недоразумений…

— Хотел, как положено.

А чиновник вдруг попросил и причем весьма жалобно:

— Праки Граси, может быть, вы отпустите мою супругу?

— Уберите охранников.

Владелец кабинета быстро замахал руками нагруппу захвата. Охрана оперативно ретировалась.

— Может быть, Вы присядете, Праки Граси, пока секретарша закончит?

От этого неприкрытого подобострастия Кадава начинало мутить. Видимо, на Стекольном все еще помнили случай с кодом 02 в рабочем квартале.

Когда Кадав, наконец, вернулся домой, сестренка гладила его форму, а мать хлопотала на кухне.

Избалованный дворцовыми деликатесами, Кадав не переставал удивляться, как мать, практически из ничего, может приготовить обед. Незамысловатый, без изысков, поданный в старой тарелке с выщебленным краем, но неизменно потрясающе вкусный.