Невеста для полковника (СИ) - Ф. Татьяна

Из всего, что она умела, боги оставили ей лишь способность наводить морок, да заговаривать воду, чтобы та не леденила кости, когда нужно смыть с тела грязь. Зима, как назло, решила прийти в этом году пораньше, заранее прислав своих гонцов, замораживающих ноги и руки, что не были прикрыты одеждой. По своей наивности, Сати думала, что могла бы попросить помощи у людей, которым помогала, но перед ней закрывали двери. Единственная женщина, у которой Сати не смогла снять даже головной боли, недовольно фыркнула и всучив той буханку позавчерашнего хлеба, выпроводила из дому и сказала больше не приходить, раз ничего не может.

Лес кормил, но кормил мало, да еду еще и поискать надо было. Постоянная тошнота не позволяла долго ходить по нему и все чаще Сати забывалась голодным сном. Без своей силы она действительно оказалась никому не нужна.

Посидев немного, хайраг выпрыгнул в темноту ночи, а через несколько дней пришел солдат с корзинами полными еду, от запаха которой тут же скрутился в бараний рог желудок. Тяжело сглотнув слюну, Сати дождалась, пока Костя отвернется, быстро вытащила кусок осетинского сыра и жадно вцепилась в него зубами.

Потом аккуратно вытащив небольшой пирожок, съела его уже в землянке, после чего тихо вышла на поляну. Костя рассказывал про свою семью, долго, с такой теплотой и любовью, что Сати немного позавидовала той, что он возьмет в жены. Наверняка это будет девушка из богатого именитого рода, что не посрамит чести мужа своего, и будет ему верной женой до конца жизненного пути, и родит ему здоровых сыновей и дочерей, что будут радовать его. Сати тихонько села рядом, слушала его голос и грелась возле костра.

Вдруг из кустов выскочил хайраг. Сати вскочила, и попыталась отогнать лиса, боясь, что тот причинит солдату вред. Они, хайраги, могут это сделать, если что-то будет не по ним. Но лис деловито подошел к костру и поймал пастью кусок мяса, брошенного Костей. Она посмотрела на ухмыляющегося мужчину и поняла, что он не первый раз кормит этого лиса. Хитрый хайраг! Что ты задумал?

Лис наелся и убежал. От сердца Сати отлегло. Раз хайраг не причинил вреда сейчас, значит просто забавляется. Она снова прислушалась к тому, что говорил Костя. От него веяло спокойствием, и на какое-то время она забыла, что скоро зима, придет холод и ей надо будет думать не только как пережить морозы, но и выносить новую жизнь. Ведь только после родов сила вернется к ней, а до этого момента она беззащитна.

Словно прочитав ее мысли, Костя сказал, что привез ей теплое одеяло. Ей? Одеяло? Она не выдержала и буквально на цыпочках подбежала к корзине. В одной из них действительно лежало свернутое одеяло. Она коснулась пальцами мягкой ткани и нежно провела по ней ладонью. На глаза навернулась слеза, она торопливо вытерла ее рукой, шмыгнула носом и вдруг почувствовала резкую боль на голове. Тут же рассыпались волосы по плечам и спине. Она резко обернулась и увидела, как рыжий лис подбежал к солдату и выплюнул тому под ноги ее ремешок для волос. Сати в немом удивлении распахнула глаза, надеясь на то, что Костя не обратит на него внимания, но когда тот поднял ремешок и внимательно вгляделся в него, отчаянно зашептала:

— Ууу, противный хайраг! Зачем ты сделал это?! Чего ты хочешь?!

Мужчина поднял взгляд на корзины, но Сати казалось, что он смотрит именно на нее. Неужели морок исчез?

Константин

Сердце кольнуло нехорошее предчувствие. Сати не разбрасывается вещами, которых у нее можно по пальцам пересчитать. С ремешка я перевел взгляд на корзины и… началось.

В американском кинематографе есть такой жанр, гордо именуемый хоррором, когда страх нагоняется не столько смыслом происходящего, а его постепенным нагнетанием. Поморгав, и обязательно с треском, гаснут лампы. Сами по себе захлопываются двери, отрезая все выходы. Кто-нибудь или что-нибудь начинает завывать. Камера дергается, где-то на фоне звучит рваная музыка, похожая скорее на набор нот, нежели стройное их звучание. И по идее зритель должен захлебнуться от ужаса, но, когда видишь подобное в тысячный раз, начинаешь откровенно скучать. Так и сейчас, когда в небе сверкнула молния, осветив темную бесформенную фигуру — напоминаю, волки продолжали выть — я жутко обрадовался. Звезды меня услышали.

Подул ветер, подняв искры костра в воздух и немного приглушая его интенсивность. Где-то вдалеке к волчьему хору присоединился филин. Даже захотелось удобнее устроиться и запустить руку в попкорн.

Дальше пошли спецэффекты. На секунду наступила тьма, далее последовала вспышка молнии, темная фигура ненамного стала ближе, и так несколько раз, пока между нами не осталось и пары метров.

Не было видно лица, лишь развевались длинные волосы, но не от ветра, а так будто хозяйка находилась в воде. Замолкли волки с филином, и в установившейся могильной тишине прозвучал низкий, грудной голос, от которого, по идее, должно стыть сердце.

— Уходи и не возвращайся!

Честно? Хотелось заржать, но я тактично сдержался. Склонился к рюкзаку, нарочито медленно покопался в нем, вытащил что-то завернутое в фольгу.

— Знаешь, что бы сказала моя бабушка сейчас? — спросил я, распаковывая блестящий материал и надкусывая пирожок с творогом. — Напугала банника* голой задницей.

— Тебе здесь не место! — после некоторой заминки продолжила вещать фигура, правда с меньшим энтузиазмом.

Я дожевал пирожок, вытер рот салфеткой, убрал ее в специальный пакет для мусора и, положив подбородок на сцепленные в замок ладони, оперся локтями на колени. Улыбнулся и сказал:

— Я тоже так думаю, поэтому собирай вещички, едешь со мной.

— Что?! — голос фигуры резко изменился.

Иллюзия спала. Передо мной стояла Сати, маленькая, испуганная и какая-то до странности похудевшая. Резко обозначились скулы, исчезли щеки, которые и раньше не были особо пухлыми, потрескались губы, ставшие еще более темными из-за запекшейся крови.

— Ну здравствуй, бухенвальдский крепыш, — прокомментировал я, прокашлявшись от удивления и пробежавшись по закутанной в те же тряпки, что раньше, фигуре. — Решила сесть на диету?

— На что? — снова не поняла меня девушка.

Ну да, она, скорее всего, даже такого слова не знает.

— Зачем решила худеть? — перефразировал я свой вопрос.

— Я не решила! — возразила Сати, и в ее ответе промелькнули те нотки наставничества, с каким она говорила со мной раньше.

Я поднялся и уже посмотрел на нее сверху вниз. Разноцветные глаза сверкнули, отразив отблеск костра. Невероятные по своей насыщенности, настолько глубокие и красивые, они выбили из колеи и вышвырнули на задворки сознания то, о чем собирался ее спросить. Рука потянулась к густым волосам, таким мягким на ощупь и очень кудрявым, словно их завивали специально. Большой палец скользнул по еще более заострившемуся подбородку. Сати моргнула и едва слышно выдохнула. Черт, оказывается, скучал, внезапно понял я и, обхватив тонкую шею, притянул к себе. Губы, сухие и горячие, были со вкусом осетинского сыра, и меня заполнило какое-то странное чувство удовлетворения. Нет, скорее удовольствия. Почему? Потому, что осетинский сыр принес я?

Я с трудом оторвался и, продолжая держать ее голову ладонью, шутя спросил:

— У тебя найдется комната для уставшего путника?

— Ты…ты…тебе нужно уйти, — прошептала девушка, закрыв глаза.

— Я не хочу уходить, — прикоснулся своей головой к ее лбу.

— Но ты должен! — возразила она.

— Почему? Ты хочешь, чтобы я ушел?

Глаза в глаза, рот в рот, одно дыхание на двоих.

— Нет, — звучало так, словно она сдалась.

— Так почему прогоняешь? — еле слышно спросил я.

— Я Налкудта, тебе со мной нельзя… Со мной никому нельзя …

— Почему?

— Иначе ты станешь таким же не нужным, как и я.

— Чушь и ерунда! — воскликнул я. — Ты мне…

Я запнулся, глядя на Сати, дикую, отвергнутую своими, не наученную жить с людьми. Я собрался сказать ей, что она нужна мне. Безусловно, благородный мотив, достойный героя в какой-нибудь романтичной книге. А имею ли я право на то, чтобы взять на себя такую ответственность? Человек — это ведь не щенок, его нельзя просто так взять к себе домой. У домашнего питомца не спрашивают, хочет он к тебе или нет. Его просто ставят перед фактом и спасение животного только в его способности безусловно любить, даже если ты страшен как черт, туп как пробка и забываешь его вовремя покормить. Сати не щенок, она даже не ребенок, хоть и выглядит недокормышем. Она женщина, которая может вовсе и не хотеть быть со мной. Будь у нее характер более гибкий и покладистый, она бы поддалась давлению — а именно это я сейчас собирался делать — и поехала за мной, и может даже из чувства благодарности делила постель, а до этого бы обязательно дошло. Я не мальчик. Когда рядом красивая желанная женщина, мысль о том, как бы поиметь ее, будет преследовать постоянно, Но вот в чем загвоздка. Спать только потому, что партнер сильнее, и ты ему обязана, потому что живешь в его доме и ешь его еду, омерзительно. И мне совсем не хотелось бы оказаться в положении, бл…, доминанта. Но мне, кажется, «повезло», характер у Сати, упрямый как у горного барана.