Укушенная (ЛП) - Грей Джордан Стефани

Мы мчимся по дороге, минуя все без исключения ориентиры на острове, и сердце у меня замирает в горле. Чёрное обвивает кожу Каликса, как пальцы скелета — как пальцы Смерти — и Син… Где же он?

Он должен страдать, истекать кровью, быть один. Наш план провалился. Наш план провалился, и теперь они умрут. Чёрт. Я сжимаю руки в кулаки и быстрее бегу по улице, оставляя Каликса позади. Он зовёт меня, говорит, что всё в порядке, но это не так. Но это так. Лёгкий декабрьский ветерок из Флориды развевает мои волосы. Город пахнет океаном, грязью, сажей, потом и людьми. И я должна была бы скучать по этому, я должна была бы подумать о том, чтобы сбежать домой к отцу, но эти запахи больше не принадлежат мне. На этом острове с мигающими уличными фонарями и мерцающими неоновыми вывесками совсем не чувствуешь себя как дома. Возможно, потому, что я вижу больше, чем раньше, я замечаю капли росы, образующиеся на высоких фонарях, пятна крови на земле, обшарпанные фасады бензоколонок и салунов с пористым, растрескивающимся деревом и шероховатым металлом.

Я слышу беспорядочный шум изнутри.

Я слышу… крики.

Резко останавливаясь посреди дороги, я наклоняю голову. Каликс уже слышит это и, пока мы разговариваем, направляется к бару. Местная забегаловка с рождественскими гирляндами, развешанными на покосившемся деревянном навесе, и двумя массивными дверями салуна, которые едва ли могут заглушить звуки драки.

Син.

Его внутренний голос звучит кристально чисто, когда он говорит:

«Если ты собираешься нанести удар, по крайней мере, приложи к этому больше усилий».

Я мчусь за Каликсом, сердце колотится где-то в горле, ногти впиваются в ладони. Мы врываемся в бар, вышибая двери, выставив кулаки и готовые к драке. Но… мы оба с визгом прекращаем погоню, и я врезаюсь в спину Каликса.

Какой бы опасности мы ни ожидали, это не… это.

Вывеска с пивом вспыхивает яркими красными и синими красками над барной стойкой, на которой расставлены бутылки со спиртным, а алкоголь капает на пол. Син выпивает шот с четырьмя здоровенными мужиками с седыми бородами до животов, а затем отходит от них.

— Давай, — говорит он. — Ударь меня ещё раз.

Я моргаю. Мужчина в кожаной жилетке и обрезанных джинсовых шортах бьёт Сина кулаком в грудь, но это не производит никакого эффекта, кроме смеха Сина.

— Видишь, — говорит он. — Я же тебе говорил.

— Что это за трюк? — спрашивает один из мужчин.

Син шевелит пальцами.

— Ты никогда не узнаешь. — Он поворачивается на барном стуле, опрокидывая в рот ещё немного янтарной жидкости, прежде чем замечает нас. Возможно, у Сина есть поддельное удостоверение личности, о котором я никогда не знала. — О! — кричит он. — Мой кузен! Моя любимая! Поприветствуйте их всех.

Как ни странно, все приветствуют.

Это явно не принуждение, потому что они как бы ворчат, произнося слова, но, тем не менее, Син, кажется, очаровал каждого человека в этом баре одним своим обаянием. Ну, каждого человека, за исключением Каликса и меня. Бородатые мужчины расходятся, хватая бутылки с ликёром по своему выбору, и направляются к красным лакированным кабинкам в глубине зала, но Каликс выходит вперёд, направляясь прямо к кузену.

— Что, чёрт возьми, с тобой происходит? — спрашивает Каликс, подхватывая Сина со стула и поднимая его на ноги за воротник его самой обычной рубашки поло. — Ты пьян?

Син легонько похлопывает кузена по руке… и тут замечает кровь. Чёрная кровь высыхает на рубашке Каликса, на его руке, пулевое ранение зажило, но следы остались, и Син тычет в него пальцем, подёргивая носом.

— Почему ты весь в чернилах?

— Это кровь, — рычит Каликс. Он швыряет Сина обратно на стул, и тот на мгновение пошатывается, прежде чем выпрямиться со всей грацией и ловкостью кошки, которая в данный момент использует свою девятую жизнь.

— Прошу прощения, — говорит Син. — Откуда мне было знать?

— Может быть, благодаря сделке наших матерей. Той самой, которой наши жизни связаны друг с другом.

— Я был занят, — говорит Син невнятно. — И люди услышат тебя, если ты продолжишь кричать. — Я делаю шаг вперёд, выходя из тени Каликса, и Син тянется ко мне. — Честно говоря, кузен, я ожидал от тебя чуть меньше мелодрамы.

Мышцы Каликса напрягаются. Он выглядит так, словно вот-вот вырвется из собственной плоти… или, может быть, превратится в волка. Но он глубоко дышит, и его челюсть напрягается. Его голос понижается так, что его слышим только мы.

— Я мог бы убить тебя.

Син притягивает меня к себе, его рука, липкая от старого горького напитка, обхватывает моё запястье. Я в замешательстве смотрю на него сверху вниз. Это… не входило в наши планы. Это совсем не похоже на наши планы. Но когда я хмуро смотрю на него, он быстро отводит взгляд, достаёт из бара бокал с янтарным алкоголем и осушает его одним глотком.

— Убив меня, ты покончишь с собой, и даже ты не настолько самоотвержен.

— Испытай меня, — говорит Каликс.

Син морщит лоб, и его нос снова подёргивается. Он оглядывается на меня и убирает растрепавшиеся волосы с моего затылка.

— Ванесса, дорогая, почему от тебя снова пахнет, как от моего кузена?

Я бы отстранилась от него, но его хватка крепка, как у кандалов, и его большой палец мягко проводит по изгибу моего запястья. Это лёгкое движение, осторожное. Я совсем не чувствую опьянения. Но я всё равно смотрю на него. Это не входило в наши планы, и я действительно не хочу объяснять, почему на мне повсюду аромат Каликса. Ещё меньше мне нравится, что я не чувствую его на себе.

— Потому что мне пришлось тайком вывезти её из замка, чтобы мы могли найти тебя, когда мои вены начали темнеть, — яростно говорит Каликс. — Мы думали, ты умираешь.

Син не обращает внимания на своего кузена. Он невозмутимо говорит:

— Ну, я-то точно не умираю.

Каликс рычит. Син игнорирует это. Опуская руку вниз по моему запястью, он переплетает наши пальцы и сжимает.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает он меня. В этом идеальном, красивом голосе нет ни капли алкоголя, и у меня кружится голова. Я прислоняюсь к барной стойке, чтобы не упасть.

Что происходит?

— С ней определённо не всё в порядке. Она, — Каликс указывает на меня, — только что впервые встретилась со своим отцом с тех пор, как стала одной из нас. Тебе следует поговорить с ней. Может быть, объяснишь, какого чёрта ты здесь делаешь, потому что она, кажется, шокирована не меньше меня. — Мне Каликс говорит: — Я собираюсь прибраться, чтобы не привлекать ещё больше внимания.

— Да, — говорит Син, — потому что семифутовый, огромный девятнадцатилетний парень обычно очень незаметен.

* 7 футов = 2,13 м

Выругавшись, Каликс топает к чёрной занавеске, отделяющей бар от туалета. Как только он исчезает из виду, хватка Сина усиливается. Я даже не успеваю спросить его, что происходит, как он спрашивает:

— Ты видела своего отца? — Его голос излучает самообладание и абсолютную трезвость.

Он не пьян. Но он в баре.

Почему?

Я качаю головой, быстро моргая, чтобы избавиться от замешательства.

— Он… он был на дежурстве, а Каликс управлял внедорожником как гонщик Формулы-1, чтобы добраться до тебя. Мой отец остановил нас. — Я отпускаю его руку и отступаю на дюйм. — Почему ты здесь, Син? Почему рука Каликса начала разлагаться? — Мой голос срывается. — Я думала… я думала, ты умираешь.

Лицо Сина вытягивается, и он бросает взгляд на чёрную занавеску, прежде чем встать. Убирая волосы с моего лица, проводя ладонями по моим щекам, он говорит:

— Мы не можем говорить об этом здесь. Я обещаю, что со мной всё в порядке. — Но… нет. Раскалённая добела комета взрывается у моих рёбер. Он лжёт.

— Син…

Его затуманенные вином глаза сужаются, и я… я чувствую это. Медный запах боли. Кровь. Он пытается отстраниться от меня, но я цепляю пальцем воротник его рубашки и оттягиваю его назад. Син резко выдыхает, когда я показываю глубокий порез, багровеющий над белой костью его плеча. О мой Бог. При виде этого у меня резко, неистово скручивает желудок. Серебро. Это должно было быть нанесено серебром. Он… он мог бы…