Укушенная (ЛП) - Грей Джордан Стефани

Однако Син одёргивает рубашку, словно это всего лишь порез от бумаги.

— Не сейчас, — говорит он. — Здесь небезопасно.

Правда.

Но я оглядываюсь в поисках объяснения, почему. Бородатые мужчины вернулись к своим кабинкам и разговорам. Бармен протирает свою вечно грязную стойку. Каликс в туалете. Почему?..

Син отступает на шаг, его руки убираются от меня в мгновение ока.

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной, — произносит девушка, и моё тело мгновенно наполняется ужасом.

Я застываю и отказываюсь оборачиваться.

Стук каблучков по песчаному полу становится всё громче и громче, словно начинающийся вой сирены, предупреждающей о торнадо. Эвелин Ли приближается к Сину, держа в руке стакан, наполненный какой-то густой зелёной слизью, и смотрит на меня с ненавистью тысячи пылающих солнц.

— Меня не было три минуты, а она уже здесь? — Эви тычет стаканом Сину в грудь. — Прими своё проклятое зелье. Надеюсь, это больно.

— Ты ранишь меня, Эви, — сухо говорит Син, хотя тут же втирает слизь на своё плечо. Рана… закрывается. Именно так. Я хмурю брови, а Эви закатывает глаза. Положив руку на высокую талию своей чёрной мини-юбки, она втискивается между мной и Синклером.

— Какое интересное совпадение, что я встретила тебя здесь, Ванесса, — говорит она приторно-сладким голосом. — Это твоё любимое местное развлечение? — Она оглядывает грязь, запыленность и копоть вокруг. — Это определённо похоже на место, которое ты часто посещаешь.

Син отодвигает её в сторону, пусть всего на сантиметр, и выдавливает из себя смешок.

— Дамы, как бы мне ни нравилось, что вы обе ссоритесь из-за меня, я действительно должен потребовать, чтобы вы расслабились. В конце концов, мы находимся в спокойном месте. — Он лучезарно улыбается, будто это не самая большая ложь, которую он когда-либо говорил. Эви прищуривает свои покрасневшие глаза, глядя на него.

— Ты всегда должен вести себя как полный кретин?

— Могу обещать тебе, что это не притворство, — процедил Син сквозь зубы.

— Наша помолвка запомнится надолго, — говорит Эви, и теперь настала её очередь покопаться в откровенной нечестности.

Син кивает.

— Дети наших внуков будут рассказывать о нашем славном деле.

Ложь.

— Не могу дождаться, когда мы с тобой соединимся, — говорит Эви с совершенно невозмутимым видом.

Ещё одна ложь.

К сожалению, от этих косвенных признаний мне не становится легче. Если только Син не найдёт убедительных доказательств сегодня вечером, эти двое будут помолвлены через две недели. Даже если они этого не хотят, даже если они всё время будут брыкаться и кричать, они будут вместе до конца своих дней. И я либо буду наблюдать за развитием событий, либо останусь Волком-Одиночкой, брошенным умирать. Я кладу руку на живот, желая унять приступ тошноты и желчи. Но нет. Светлые волосы Сина падают на его потрясающие красные глаза. Его острый подбородок напрягается в очередной фальшивой улыбке. Он красив. Я чувствовала его руки на своем теле, его язык, его губы. И, боже, он прекрасен, но он не мой.

Я отступаю к бару, оставляя их препираться, и в оцепенении сажусь на табурет.

«К чёрту моё будущее, Ванесса».

Но он не мог сделать это без причины. Син бросает на меня взгляд и хмурится. К этому времени Эвелин уже отворачивается от него и занимает столик напротив моего места у стойки. Но он стоит, разрываясь между нами двумя. Разрываясь между ожидаемым и правильным. И Эви… она тоже не в восторге от всего этого. Я знаю, что она не выбрала бы Сина, если бы могла с этим справиться. Она — хулиганка. Она причинила мне боль. Она, чёрт возьми, пытала меня и угрожала мне смертью. Но она также просто девушка, попавшая в неприятную ситуацию.

Она также просто девушка.

Я прикусываю губу, размышляя. Размышляя о том, какое решение может оказаться самым глупым в моей жизни. Но мои ноги двигаются сами по себе, и я встаю и подхожу к стулу рядом с ней. Когда я сажусь, она смотрит на меня, моргая, и её розовые губы автоматически кривятся в усмешке.

— Эви, — говорю я, отчаянно стараясь говорить ровно. — Могу я задать тебе вопрос?

Она подпирает подбородок наманикюренной рукой. Её ногти переливаются разными оттенками алого и бордового.

— Нет.

Я сдерживаю крик разочарования, нацепив на лицо умиротворяющую улыбку, и всё равно задаю вопрос. Это тот вопрос, на который я давно хотела получить ответ. Который не давал мне покоя несколько месяцев. Тот самый, на который она никогда бы не ответила посреди двора, окруженная их законами, принципами и высокими ожиданиями.

— Эви. — Я готовлюсь к худшему. Ради правды. — Неужели ты… это ты убила мою подругу?

Син подходит к нам, выдвигает стул и садится на него задом наперёд, но она не смотрит на него. Её пристальный взгляд прожигает меня. Через меня. Секунды теперь кажутся часами, и мои руки дрожат тем дольше, чем дольше они простираются перед нами. Моя нога отталкивается от пола.

Эви наклоняет голову. Она открывает рот.

Однако из-за занавески раздаются четыре резких шага и мгновенно прерывают наш разговор. Она валится, как дерево. Эви оборачивается и замечает своего брата, а я оборачиваюсь и замечаю Каликса, и правда застревает у нее в горле. Теперь я стараюсь не плакать. Я была так близко. Так близко к тому, чтобы оставить эту проблему в прошлом и раскрыть настоящую тайну. Настоящую опасность. Это не может быть Эви. Она не могла убить Селесту из-за глупой ссоры, когда вокруг нас сплелась паутина заговора. Смерть Селесты не могла быть такой уж бессмысленной.

Каликс и Эрик возвращаются из туалета и садятся за стол рядом с нами, их тела слишком высоки, чтобы уместиться на деревянных стульях. Эрик фыркает, сгорбившись и отчаянно стараясь ни до чего не дотронуться голыми руками.

— Мы нашли твоего кузена слоняющимся по пляжу, — говорит Эрик Каликсу. — Есть идеи, почему? Он утверждает, что вышел на вечернюю пробежку, но я на это не куплюсь.

— Думаю, ты путаешь некоторые факты, — лениво возражает Син. — Ты не нашёл меня… ты набросился на меня.

— Я исцелила тебя, — говорит Эви, и в её голосе больше скуки, чем когда-либо. — И ты даже не сказал «спасибо».

— Ты проткнула меня серебряным кинжалом. Я никогда не скажу тебе спасибо.

— Честное слово, это была ошибка. Мы думали, что ты — убийца, — говорит Эрик, потягиваясь и чуть не ломая стул под тяжестью своих мышц. — С тех пор, как ты, похоже, бродил по тому самому месту, где погиб инструктор Альварес.

— Я бегал по пляжу, — говорит Син.

— Конечно, так и было.

— Син наслаждается временем, проведённым вдали от замка, — оправдывает его Каликс. — Он часто ходит на пробежки.

— Точно, — фыркает Эрик. — Наш дорогой Принц Волков с таким же успехом может быть триатлонистом.

— Не говори глупостей, — говорит Син. — Триатлонисты катаются на велосипеде и плавают. Я просто волк, который наслаждается хорошей пробежкой.

— Скажи «волк» громче, — огрызается Эви. — Боюсь, что бармен тебя не услышал.

Син смеётся.

— Ты же не боишься человека, не так ли?

— Я боюсь выпустить тебе кишки на глазах у одного из них.

— Эвелин, дорогая, у тебя терпение, как у дрессированной собаки.

— А у тебя мозги одной из них, — парирует она.

Я смотрю, как они спорят, все четверо, с многолетней историей, и это напоминает мне о ссорах в кафетерии с Селестой. О долгих поездках на машине, о жарких днях на пляже и спорах о картах и солнцезащитном креме. Боже, я скучаю по ней. Я скучаю по семье. Я ссутуливаюсь на своём стуле. Каликс тоже по большей части молчит, но даже он не может удержаться, чтобы не вмешаться в разговор.

— Я не обвиняю тебя в том, что ты серийный убийца, — говорит Эви. — Я просто спрашиваю, почему ты оказался здесь, на пляже, в ночь полнолуния?

— Прекрати допрашивать его, — рычит Каликс.

— Нет, не останавливайся, — говорит Син, его мышцы напрягаются, когда он скрещивает руки на груди. — Продолжай. Копай себе могилу поглубже.