Блэкторн (ЛП) - Джессинжер Джей Ти

К тому времени, как Кью подъезжает на «Кадиллаке», Беа уже спит. Он осторожно поднимает ее и укладывает на заднее сиденье, подложив под голову пальто вместо подушки.

Когда мы отъезжаем, я замечаю Дракулу в плаще, который стоит в одиночестве в тени корявого дуба на другой стороне улицы и провожает нас пронзительным ледяным взглядом.

Глава двадцать девятая

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

МЭЙВЕН

Когда мы приезжаем, в поместье Блэкторн темно, тихо и мрачно, а его громоздкий силуэт едва различим на фоне окружающего леса. Внутри в воздухе витает дымный аромат полыни и наперстянки.

Эсме и Давина удалились в свои покои, оставив гореть только свечи из пчелиного воска в нишах на стенах большой комнаты. Они отбрасывают тени, которые, кажется, движутся независимо от источников света.

Кью относит Беа наверх, в ее спальню, а я иду следом. Как только он укладывает ее на кровать и оставляет нас наедине, я смачиваю полотенце и вытираю с ее лица зеленую краску. Я снимаю с нее обувь и накрываю ее маленькое тело одеялом, укутывая ее, пока она переворачивается на бок, что-то бормоча во сне.

Луна вторая или третья запрыгивает на кровать и сворачивается пушистым белым клубочком у ног Беа, не сводя пристального взгляда с двери спальни.

Измученная, я возвращаюсь в свою комнату, раздеваюсь и принимаю душ, подставляя себя под струи горячей воды и желая, чтобы они смыли все мысли о Ронане.

Мне не настолько повезло. К тому времени, как я вытираюсь, переодеваюсь в пижаму и забираюсь в постель, у меня такое чувство, будто мое сердце грызет стая голодных крыс.

Вот почему я больше не хотела сближаться с мужчинами. Эта мучительная боль прямо в груди. Однако, когда я увидела Ронана с той брюнеткой, мне стало не просто больно.

Это, без сомнения, доказало, что, сколько бы я ни убеждала себя, что он для меня ничего не значит, он навсегда вписал свое имя в мое сердце, как никто другой.

Нравится мне это или нет, но я принадлежу ему.

Я подтягиваю колени к груди, натягиваю одеяло на голову и уже начинаю засыпать, когда голос Беа возвращает меня к реальности.

— Мам?

Я откидываю одеяло и смотрю на нее. Бледная и напуганная, она стоит у моей кровати в лунном свете, проникающем через окна.

— Да, милая? Ты в порядке?

— Можно я сегодня посплю с тобой?

— Что случилось?

— Это из-за мальчиков.

Встревоженная, я сажусь и включаю прикроватную лампу.

— Каких мальчиков?

— Маленьких черноглазых мальчиков в лесу, — отвечает дочь нервным шепотом. — Они просто стоят и смотрят на меня.

Я вздыхаю с облегчением, поняв, что в кустах нет толпы школьников, подвешивающих оскверненных пластиковых кукол. Затем провожу руками по лицу и вздыхаю.

— О, милая. В лесу нет никаких мальчиков. Это просто лунный свет играет с тобой злую шутку. Давай вернемся в постель.

Я встаю, беру ее за руку и веду обратно по коридору в мою старую спальню. Беа забирается в постель и натягивает одеяло до подбородка. Я целую ее в лоб, задергиваю шторы и поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Может, сначала заглянешь под кровать?

Это на нее не похоже. Обычно она ничего не боится. Я видела, как дочь смотрела документальные фильмы о серийных убийцах с кровавыми фотографиями с мест преступлений, а потом спала как младенец.

Может быть, это из-за того, что произошло раньше. Заблудиться в зеркальном зале, это может напугать для кого угодно.

— Конечно.

Я опускаюсь на колени и заглядываю в темноту под кроватью. Там только клубок кошачьей шерсти.

Когда я поднимаюсь и улыбаюсь ей, она замирает с широко раскрытыми глазами.

— Что такое?

Глядя куда-то мимо меня, Беа шепчет: — Они уже позади тебя.

Мое сердце уходит в пятки, я оборачиваюсь. Комната пуста.

Когда я снова поворачиваюсь к дочери, она накрывает лицо одеялом. Все ее тело дрожит.

— Ты сегодня спишь со мной, милая. Пойдем.

Не знаю, кто из нас двигается быстрее, но не успеваю я досчитать до десяти, как мы уже возвращаемся в спальню и устраиваемся под одеялом в моей кровати.

Даже при включенной лампе и несмотря на усталость, я не могу заснуть, пока черное небо за окном не светлеет и рассвет не прогоняет все тени, скрывающиеся в самых дальних уголках комнаты.

Утром Беа ничего не помнит о мальчиках, которых она видела в лесу. Она просыпается в постели рядом со мной и не понимает, как она тут оказалась. Когда я говорю ей, что она испугалась, дочь непонимающе смотрит на меня.

— Чего?

— Неважно. Это был всего лишь сон.

Беа смотрит на меня так, словно я все это выдумала, и уходит в свою спальню, а кошка следует за ней по пятам.

За завтраком тетушки улыбаются.

— Доброе утро, милая, — весело говорит Эсме, ставя передо мной кружку ароматного чая, когда я сажусь за стол. — Тост? Или блинчики?

— Я лучше приму аспирин.

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Я допоздна засиделась с Беа. Ей приснился кошмар.

— Бедняжка. Не могу вспомнить, когда со мной такое в последний раз случалось. Я сплю как убитая. Должно быть, она вчера съела слишком много конфет.

Я хмуро смотрю на тетю, пока она идет к шкафу за тарелкой.

— Тебе на прошлой неделе приснился плохой сон.

Эсме поворачивается и смотрит на меня с явным недоумением.

— Змеи, помнишь? Тебе снился кошмар, в котором по всему дому ползали большие черные змеи. Ты дважды говорила, что тебе это снилось.

Тетушки удивленно переглядывается между собой, а затем Эсме мягко говорит: — Нет, милая. Мне не снились змеи. Я бы точно это запомнила.

— Тетушка Ди, — настаиваю я, — ты же помнишь. Мы все были здесь, на кухне, когда она нам это сказала.

Та молча качает головой из стороны в сторону.

Встревоженная, я смотрю на мутную жидкость в своей чашке и беспокоюсь, что со мной происходит что-то серьезное. Сначала кровотечения из носа. Потом головные боли. А теперь я придумываю целые разговоры?

А что насчет дурного сна, который приснился Беа прошлой ночью и который она не помнит?

Или это тоже было игрой моего воображения?

Я осторожно прикасаюсь ко лбу, гадая, не разъедает ли мой мозг опухоль, и говорю себе, что это всего лишь стресс, но не могу до конца убедить себя в этом.

Остаток дня я не в себе, поэтому решаю выйти из дома и подышать свежим воздухом. Я оставляю Беа делать уроки с Кью, беру шерстяное пальто с вешалки у двери и выхожу в туманный пасмурный день. Я иду, засунув руки глубоко в карманы, пытаясь привести мысли в порядок, чтобы во всем разобраться. И так сильно погружена в свои размышления, что, когда наконец поднимаю голову, понимаю, что забрела глубоко в лес.

Примерно в четверти мили от меня из-за деревьев выглядывает высокий каменный шпиль церкви. Думаю, это старая церковь Крофтов. Должно быть, я нахожусь на их территории.

Я останавливаюсь и долго смотрю на шпиль, собираясь с мыслями и позволяя своему учащенному пульсу замедлиться. Должно быть, я все это время направлялась сюда, к месту, где все началось, когда умерла моя мать, сама того не осознавая.

Я словно сделана из железа, а церковь – это магнит, который непреодолимо притягивает меня.

Я делаю паузу, чтобы собраться с духом, а затем продолжаю путь.

В этой части леса пугающе тихо и спокойно. Единственный звук, который можно услышать, – это хруст сухих сосновых иголок под ногами. Не слышно ни щебетания птиц в кронах деревьев, ни уханья сов, ни шелеста ветвей, ни радостного журчания ручья неподалеку.

Кажется, что лес затаил дыхание.

Старая заброшенная церковь стоит посреди поляны, на которой нет деревьев, но все заросло сорняками и дикими травами. Ее известняковые стены местами потрескались и осыпаются, а где-то покрыты толстым слоем зеленого мха. Витражные окна потускнели и разбились, а шпиль выглядит так, будто в любой момент может обрушиться на покатую крышу.