Сара Ней
Тяжелое падение
ГЛАВА 1
Холлис
— Спасибо за обед, пап. — Я наклоняюсь и целую отца в щёку. Его кожа загорелая от времени, проведённого на поле для гольфа.
— Очень рад, что смог тебя увидеть. Ты слишком занята для своего старика в последнее время.
Старик? Едва ли. Мой отец — воплощение молодости и жизненной силы, благодаря нескольким пластическим операциям, филлерам и стратегически правильно размещённому ботоксу. Он и моя мать, с которой тот развёлся десять лет назад, едва ли могут управлять мышцами своего лица, но кто я такая, чтобы судить?
Папа улыбается (или точнее пытается это сделать).
— Малышка, хочешь проводить меня до офиса?
Бросаю взгляд на вход на бейсбольный стадион, разглядывая его из окна своей машины — подарок на окончание колледжа — и внутренне вздыхаю. Нет, на самом деле я не хочу провожать его внутрь; это займёт ещё час, не меньше. Мне придётся здороваться с каждым уборщиком, административным помощником, тренером, игроком и сотрудником, мимо которых мы пройдём по пути в его кабинет, расположенный на другом конце Земли, по коридору и направо.
Уф!
— Да, конечно, у меня как раз есть время.
На самом деле у меня нет времени, но я не могу отказать отцу.
Не хочу рисковать столкнуться с Марлоном Деймоном, игроком первой базы и бывшим парнем. Парнем? Ну назвать его так можно с большой натяжкой, учитывая, что «встречаться» с ним было эмоционально изматывающе, играло на всех моих неуверенностях и в итоге заставило меня чувствовать себя дерьмом. Удобно, что он всегда забывал свой бумажник. Часами не отвечал на сообщения. Всегда опаздывал. Последней каплей стало, когда тот «одолжил» мою машину и был сфотографирован, пристающим к проститутке, хотя кто вообще обратил на это внимание? О, только таблоиды и их миллионы и миллионы читателей, вот кто! К счастью, никто не знал, что это была моя машина, так что моё имя не было вымазано в грязи, но это могло бы случиться.
К счастью, Марлон больше не моя проблема, не мой парень, но у меня нет ни малейшего желания рисковать и видеть его в этом здании ни вчера, ни сегодня, ни завтра.
Чёрт, чёрт, чёрт.
Папа отстёгивает ремень безопасности и вылезает из моего белого внедорожника, жестом приказывая охране подойти и поиграть в парковщика, пока я беру свою сумочку, телефон и бутылку с водой.
Придерживая юбку своего платья, я тоже вылезаю, следуя за папой. Несколько болельщиков собралось у ворот — как обычно, в надежде увидеть или встретить игроков, которые выйдут на улицу. У нескольких из них плакаты, у одного или двух — именные футболки. Все они широко улыбаются, когда видят, что папа направляется к ним, его дорогой серый костюм блестит на солнце.
Он пожимает несколько рук. Позирует для нескольких фотографий.
Кладёт руку мне на поясницу, чтобы провести через службу безопасности, когда мы, наконец, оказываемся внутри. Я кладу свою сумочку, воду и телефон на ленту конвейера для сканирования. И, схватив всё на другом конце, следую за папой через главный этаж.
Мы находимся в задней части здания, на противоположной стороне от торговых лотков, и направляемся в сторону кабинетов руководителей. Стук моих каблуков отдаётся эхом по бетону под нашими ногами, потому что коридоры практически пусты.
Сегодня пятница, и у «Чикаго Стим» неделя отдыха. Возможно, некоторые игроки приехали сюда потренироваться, но точно не ради игры, так что все, кто здесь находится, должно быть клерки или офисный персонал. Возможно.
Будем надеяться.
Я скрещиваю пальцы за спиной, и мы попадаем в стеклянный коридор, в котором находится папин офис. Стекло, стекло и снова стекло. Он открывает дверь и придерживает её для меня.
— Спасибо, папочка. — Я называю его так время от времени, просто чтобы доставить старику удовольствие. Как будто я снова ребёнок, и он действительно заботится обо мне, хотя я уже взрослая, с настоящей взрослой работой, оплачиваю мои собственные взрослые счета, и время от времени получаю удовольствие от бесплатного обеда.
Не вините меня!
Нас приветствуют все и вся, в основном подлизы, пытающиеся сохранить доброе отношение папы, но мало кто знает, что на самом деле у него его нет. Когда его бизнес взлетел, а за ним последовали деньги, он стал настоящим напыщенным болваном. Когда тот пробился на самый верх карьерной лестницы и, достаточно угодив моему деду, смог занять должность генерального директора в «Чикаго Стим», его эго раздулось до эпических размеров.
К счастью для меня, я не живу за счёт отца, поэтому мне не приходится целовать его задницу, как всем остальным. Как, например, моей сестре Фионе или брату Люциану — оба находятся под папиной опекой, оба во власти его кошелька.
Но не я.
Я не богата и не состоятельна — даже близко нет, — но прекрасно живу. У меня есть своя маленькая квартирка, я сама оплачиваю счета и не работаю на своих родителей.
Переступаю порог и иду к плюшевому креслу напротив его стола. Сажусь и оглядываюсь по сторонам, затем наклоняюсь вперёд, вожусь с металлическим пресс-папье на его рабочем столе. Оттягиваю один из шариков и наблюдаю за тем, как он стукает другой, качаясь туда-сюда, как маятник.
Тик, тик, тик.
— Холлис, прекрати, пожалуйста.
Вот тот папа, которого я знаю — теперь, когда мы за закрытыми дверями, он проявляет нетерпение.
— Если не хочешь, чтобы кто-то к нему прикасался, почему это у тебя на столе? — Я не могу перестать его подкалывать; это слишком просто.
— Это очень дорогое произведение искусства.
Я наклоняю голову и кривлю губы.
— Правда? Потому что, клянусь, в «Шарпер Имидж» точно такая же штука продаётся за тридцать баксов.
Папино лицо краснеет.
— Холлис Максин.
Я вздыхаю, отпуская серебряный шарик ещё раз, затем полностью останавливаю маятник и закатываю глаза. Папа такой нервный.
Он уже сидит, перебирая бумаги. Надевает очки для чтения, а затем смотрит на меня.
— Какие у тебя планы на остаток дня?
Ах. Он пригласил меня сюда и уже хочет от меня избавиться. Отслужила своё — многие видели, что он ведёт себя как заботливый отец, — и теперь я ему не нужна. Простите, что говорю с горечью, но мой отец — засранец.
Я сдерживаюсь, чтобы снова не закатить глаза, и разглаживаю ткань юбки.
— Ну, учитывая, что мне пришлось взять перерыв, чтобы пообедать с тобой, я, пожалуй, вернусь на работу.
Папа поднимает взгляд.
— Это бы не было проблемой, если бы ты работала в компании, как твой брат и сестра.
Ну уж нет.
— У меня всё хорошо, но спасибо. — Я предпочитаю жить своей собственной жизнью, а не когда надо мной властвуют и используют в качестве эмоционального шантажа.
Он ворчит.
— Чем именно ты там занимаешься?
Я чувствую, как раздуваются мои ноздри и напрягается позвоночник.
— Я младший редактор в издательстве.
Мы обсуждали это не меньше миллиона раз, и я не склонна к преувеличению. Что, чёрт возьми, он думает, я делаю весь день? Знаю, что он знает, что не платит за мою квартиру и не покупает бензин для моей машины. Да, да, это машина, которую он мне купил, но что мне оставалось делать — отказаться от неё? Только дурак откажется от бесплатного автомобиля — что делает целее мой счёт в банке.
— Что значит «младший»?
— Это значит... — Я делаю паузу, чтобы собраться с мыслями. — У меня всё ещё нет большого количества собственных клиентов, и кто-то должен следить за тем, что я делаю, за книгами, которые выбираю, но в остальном я получаю большую свободу выбора. — Мой ответ расплывчат, но я знаю, что он не слушает, так зачем же утруждать себя объяснениями?
Папа снова ворчит.
Возможно, это не такая шикарная работа, какую он хотел для меня, но достаточно респектабельная, чтобы тот не стеснялся хвастаться мной перед своими друзьями и коллегами, хотя и пытался выдать меня замуж за нескольких отвратительных отпрысков упомянутых коллег и друзей.
