Злата Тайна
Второй шанс для нас, или Любовь вопреки разводу
Глава 1
Если бы мне сказали, что ад — это не огонь и смола, а обычный вечер четверга в твоей гостиной, я бы рассмеялась. Но сейчас я не смеюсь. Я не могу даже дышать. Каждое слово Алексея — как нож, медленно и методично вспарывающий мою реальность.
Он стоит передо мной, мой муж, человек, с которым я прожила двенадцать лет. Его руки засунуты в карманы джинсов, поза расслабленная, будто он говорит о погоде. А говорит он о конце нашей жизни.
— Я ухожу, Ева. К другой женщине. Её зовут Анастасия.
Воздух в комнате стал густым, как сироп. Я слышу биение своего сердца где-то в висках, громкое, неровное. Это шутка? Сон? Но ковёр под ногами слишком шершавый, запах вечернего кофе слишком настоящий. Это происходит наяву.
— К… кому? — мой голос — хриплый шёпот.
— К Насте. Она моя молодая коллега из айти отдела. Всё было не специально, просто… так случилось.
«Случилось». Наша любовь, наш брак, рождение Сони — это стало уже обычной устоявшейся семейной жизнью. А это — просто «случилось». Словно пролил молоко на стол. Не хотел, но уж как вышло.
Я поднимаю на него глаза, впиваюсь взглядом, пытаясь найти в его карих глазах хоть каплю той боли, что выжигает меня изнутри. Но там ничего. Ни искры сожаления, ни тени вины. Спокойная, ровная гладь. Как у человека, который сдал в багаж ненужную вещь и уже забыл о ней.
— У нас же есть Соня, — говорю я, и это звучит как последний аргумент обречённого. Наша дочь, наше солнышко, спит за стенкой и не знает, что её мир рушится.
— Я буду помогать. Алименты, встречи. Всё как положено. Но жить здесь, притворяться… Это уже нечестно. По отношению к тебе, ко мне, к ней.
Он говорит «к ней». Об этой Анастасии. О своей… любовнице. Заботиться о её чувствах теперь важнее, чем о наших.
Он поворачивается, чтобы уйти. Просто взять и уйти, как уходят из кино, когда фильм не понравился.
— Подожди! — крик вырывается у меня сам собой. Я вскакиваю с дивана, земля уходит из-под ног. — Ты просто возьмёшь и уйдёшь? Сейчас? Ночью?
— Чемодан уже в машине, — он не оборачивается. Его плечи напряжены, он хочет поскорее закончить этот неприятный разговор. — Так будет лучше. Проще.
Дверь закрывается с тихим щелчком. Этот звук эхом отдаётся в полной тишине квартиры. Я остаюсь одна. Стою посреди гостиной, вся дрожа, обняв себя руками, будто могу разлететься на осколки.
Не может быть. Этого не может быть. Мы же ужинали вместе два часа назад. Он смеялся над шуткой по телевизору. Целовал Сонечку перед сном. Это сон. Кошмар. Я сейчас проснусь.
Но я не просыпаюсь. Я падаю на колени на тот самый ковёр и зарываю лицо в диванную подушку, чтобы не закричать. Тело сотрясает беззвучными рыданиями. Во рту вкус меди и соли. Предательство. Вот его вкус.
Я не помню, как добралась до кухни. Я сижу за столом, в темноте, уставившись в окно, где горит одинокий фонарь. В голове проносятся обрывки воспоминаний. Наша свадьба. Его лицо, когда он впервые взял на руки новорождённую Соню. Его запах на его стороне кровати, который теперь будет выветриваться. Его смех.
И между этими светлыми картинками — тень. Тень другой женщины. Молодой. Ей, наверное, около двадцати. Я представляю её смех, её прикосновения к моему мужу. К Лёше. Моё сердце сжимается в тисках такой боли, что я начинаю физически задыхаться.
Ночь тянется бесконечно. Каждая минута — это пытка мыслями. Где он сейчас? С ней? Что я сделала не так? Была недостаточно красива? Недостаточно интересна? Я перебираю наши последние месяцы, ища трещины, которые пропустила. Нахожу миллион мелочей. Его частые «задержки на работе». Отсутствующий взгляд. Нервозность. Я списывала всё на усталость. О, Боже, я была такой слепой!
Горизонт за окном начинает сереть. Птицы заливаются предрассветным щебетом, совершенно не представляя, что моя жизнь разрушена. У меня горит лицо от слёз, тело одеревенело от неподвижности.
— Мама?
Я вздрагиваю. В дверях кухни стоит София. Моя девочка, в своём розовом халатике, с растрёпанными после сна косичками. Её большие, его глаза, смотрят на меня с беспокойством.
— Мама, а ты почему не спишь? И где папа? Он уже на работу ушёл?
В её голосе столько детской уверенности в том, что мир — это надёжное и безопасное место, что у меня снова подступает ком к горлу. Как я могу это разрушить?
Я открываю рот, но не могу вымолвить ни слова. Как сказать своей десятилетней дочери, что её папа, её герой, ушёл к другой тёте? Что наша семья больше не семья?
— Папа… папа уехал ненадолго, — выдыхаю я, заставляя себя улыбнуться. Улыбка получается кривой и жуткой. — По делам.
— Ненадолго? Это на сколько?
— Не знаю, солнышко. Не знаю.
Я подхожу, обнимаю её, вдыхая детский запах её волос. Она такая маленькая, такая хрупкая. И она сейчас полностью зависит от меня. От моей силы. Ей не нужна мама, размазанная в истерике по полу. Ей нужна опора.
— Ладно, — говорит она, доверчиво прижимаясь ко мне. — А на завтрак что?
И этот простой, бытовой вопрос возвращает меня на землю. Завтрак. Нужно готовить завтрак. Нужно собрать её в школу. Одеть её, заплести косички. Жизнь, чёрт возьми, продолжается. Она не спрашивает, хочу ли я этого. Она просто диктует свои правила.
— Будет твоя любимая овсянка с ягодами, — говорю я, и голос уже звучит твёрже. — Иди умывайся, я всё приготовлю.
Пока дочь в ванной, я механически ставлю чайник, насыпаю хлопья в кастрюльку, режу банан. Руки сами помнят все движения. А голова продолжает лихорадочно работать.
Мне тридцать три года. Я только что потеряла мужа, веру в любовь и в завтрашний день. Но я не потеряла всё. У меня есть она. Моя Соня. Моё будущее. Моё счастье.
Я смотрю на её растрёпанные косички, торчащие из-за двери ванной, и чувствую, как внутри закипает что-то новое. Не боль, не отчаяние. А ярость. Холодная, решительная ярость.
Он мог сломать меня как женщину. Но он не сломает меня как мать. Я буду жить. Ради неё. И, чёрт побери, ради себя самой. Я найду в себе силы. Я должна.
«Вот твой второй шанс, Ева, — проносится в голове. — Шанс начать всё с чистого листа. Без него.»
И от этой мысли становится одновременно невыносимо страшно и… странно свободно.
Глава 2
Прошла неделя. Семь дней, которые ощущались как семь лет на каторге. Каждое утро я просыпалась с тяжёлым камнем на груди, и на долю секунды мне казалось, что всё было дурным сном. Потом сознание возвращалось, а с ним — ледяная пустота с левой стороны кровати.
Алексей позвонил лишь на третий день. Короткий, деловой разговор. Спросил, как София. Сказал, что переведёт деньги. Голос был ровным, безжизненным, как у робота. Я ждала в его паузах хоть намёка на сожаление, на боль. Напрасно.
— Ты где живёшь? — спросила я, сжимая телефон так, что пальцы побелели.
— Это неважно, Ева. Договорились же — всё цивилизованно.
Цивилизованно. Какое удобное слово, чтобы спрятать за ним своё предательство.
Сегодня суббота. Раньше я любила субботы. Мы завтракали все вместе, потом шли в парк или в кино. Теперь суббота — это просто ещё один день, который нужно пережить.
Соня молча ковыряет ложкой в тарелке с овсянкой. Она стала тихой и замкнутой. Перестала смеяться. Мои неуклюжие попытки объяснить, что «папа нас любит, но будет жить отдельно», она встречает молчаливым, испытующим взглядом, полным немого вопроса: «Почему?»
— Мам, а мы сегодня поедем к бабушке? — наконец поднимает она на меня глаза.
— К какой бабушке? — автоматически переспрашиваю я.
— К папиной маме.
Меня будто обдают кипятком. Папина мама. Свекровь. Женщина, которая всегда называла меня дочкой. Которая в день нашей свадьбы плакала от счастья. Что я ей скажу? «Ваш сын променял меня на двадцатилетнюю девчонку»?
