Локридж тут же возбудился.
— Да, действительно. Все это выглядит очень странно. Наверняка, это — авантюра. Я должен все еще раз проверить. Поехали к ней.
Джулия растерянно развела руками.
— Боюсь, что мы опоздали.
— Что?
— Они уже уехали в аэропорт. Поезд ушел… Точнее — самолет улетел…
Казалось, что это сообщение только придало дополнительной энергии Локриджу. Он бросился к двери.
— Я догоню ее!
— Куда ты? Подожди! — поспешно закричала Джулия.
Но было поздно. Локридж уже сбегал по трапу на доски причала.
— Это же ничего не решит, Лайонелл!.. — безнадежно кричала Джулия.
Торопливо стащив с Джины одежду, Тиммонс разделся сам и, уложив ее на постель, сам нырнул под одеяло.
— О, дорогая, как я по тебе соскучился!.. — с пылкой страстностью шептал он. — Кажется, что мы уже целую вечность не были вместе… О, как я хочу тебя!.. Давай, побыстрее начнем…
Но Джина громко застонала и, оттолкнув Кейта, села на постели.
— Не надо, я не могу… — захныкала она. Тиммонс недовольно проворчал:
— Ну, Джина, пожалуйста… Я весь просто дрожу и сгораю от нетерпения.
Джина выглядела так, словно по ней только что проехал паровой каток.
— Мне плохо… — застонала она. — Я не могу… Меня тошнит…
Она обхватила двумя руками голову и сидела нахохлившись.
— Неудивительно… Ты выпила одна почти целую бутылку коньяка, — криво усмехнулся Тиммонс.
Не в силах удержаться, он снова начал обнимать и целовать ее.
Джина вяло оттолкнула его.
— Кейт, не надо… Мне будет еще хуже. Ну, прекрати же! Не надо целовать меня в шею…
Тиммонс в изнеможении застонал.
— Господи, ну сколько же мне еще придется ждать? Зачем ты пила этот проклятый коньяк? Что на тебя нашло?
Джине потребовалось еще несколько минут, чтобы собраться с силами и наконец‑то ответить.
— Я заведена до предела. Мне непонятно, что происходит с Мейсоном.
Тиммонс развел руками.
— Эта девка, наверняка, промыла ему мозги… Теперь Мейсон пробует накачать всех вокруг этой дурью, — язык у Джины все еще заплетался. — Я никак не могу успокоиться. Я чувствую, что здесь все подстроено. Какой‑то подвох есть во всем этом. Но я еще пока не разобралась, что это означает. Она похожа на меня, очень похожа…
Тиммонс продолжал ласкаться.
— Джина, о чем ты говоришь?.. — в сладостной истоме простонал он. — Иди ко мне…
— Это — за–го–вор… — заплетающимся языком сказала Джина. — Против меня затеяли дьявольскую игру. Я ничего не понимаю…
Она захныкала и упала на подушку. Тиммонс нервно рассмеялся.
— О, боже!.. С меня довольно. Даже в постели с тобой невозможно избавиться от мыслей об этой Лили Лайт!.. Я больше так не могу. Я ухожу.
Он решительно сбросил с себя одеяло, но тут Джина настороженно прислушалась.
— Погоди–погоди… — напрягшись, сказала она. — За дверью кто‑то есть.
Словно в подтверждение ее слов, в следующее мгновение раздался оглушительный стук в дверь.
— Джина, открывай! — кричал Круз Кастильо. — Открывай! Я знаю, что ты дома. Иначе, мне придется высадить дверь…
Джина в нерешительности посмотрела на окружного прокурора.
Тот сделал равнодушное лицо.
— Открывай–открывай… А то этот сумасшедший сломает тебе дверь. Тем более, что особых сил для этого применять не требуется.
Пошатываясь, Джина встала с постели и, накинув одеяло, подошла к двери. Поскольку нога у нее по–прежнему болела, она шла, держась рукой за стену.
Круз снова загремел в дверь.
— Джина! Открывай быстрее!
— Иду–иду! — недовольно крикнула она. — Что ты так шумишь?
Когда Джина открыла дверь, Кастильо тут же шагнул через порог, с любопытством заглядывая в комнату.
Убедившись в том, что не ошибся, он с мстительной улыбкой воскликнул:
— Джина, кажется, я не вовремя! Нет–нет, вставать не надо… Я ненадолго.
Окружной прокурор, увидев на себе насмешливый взгляд Кастильо, стал стыдливо натягивать на грудь одеяло.
Мейсон вместе с Лили Лайт отправился на кладбище, на могилу Мэри.
Положив цветы на могильный камень, он долго, задумчиво смотрел на никелированную стальную табличку с именем и двумя датами.
— Мы пришли сюда не случайно? — спросила мисс Лайт. Мейсон выпрямился.
— Да, в конце тоннеля появился свет…
Она с интересом взглянула на него.
— Объясни.
— После ухода Мэри меня охватило безразличие и я не знал, что мне делать, как дальше жить… Я ждал знамения, — тихо сказал Мейсон.
— А сейчас?
— У меня появилась великая цель. Будь Мэри жива, она бы стала твоим соратником, Лили.
— Мейсон, вспомни тот день, когда мы познакомились. Твоя измученная душа не слышала моих слов. Но я поверила тебе. Я говорила с тобой. И чудо свершилось — ты доверился мне.
Он взглянул на Лили просветленным взором.
— Я никогда не забуду этого. Это был незабываемый день.
— Да, Мейсон. Помни о своем прошлом, — сказала она. — И будь особенно осторожен в ближайшем будущем. У тебя сейчас трудный период. Многие не хотят свыкнуться с переменой, произошедшей в твоей душе. Тебе сейчас особенно нужна дружеская поддержка.
Мейсон с благодарностью взглянул на нее.
— Я помогу тебе, — сказала Лили. — Я буду тебя поддерживать, но пусть в твоей душе будет свет, тогда прошлое не поглотит твою душу, тогда все будет хорошо.
Мейсон печально вздохнул.
— К сожалению, люди из прошлого меня не понимают.
Она сочувственно положила ему руку на плечо.
— Это не удивительно. Тебе придется столкнуться не только с непониманием, но и с враждебностью. Многие упорно цепляются за собственные предрассудки, не желая пойти навстречу желающим помочь им. Мне приходилось видеть и не такое.
Мейсон прослезился.
— Я даже не знаю, как отплатить тебе. Лили. Ты сделала для меня столько, что я не смогу отдать тебе эти долги до конца жизни.
Она мягко улыбнулась.
— Ты сможешь отплатить мне — своей верой и преданностью. Мне больше ничего от тебя не надо, ведь ты служишь мне, а это можно считать расплатой за долги. Я знаю, что смерть Мэри принесла тебе горе и нестерпимое страдание, но твоя вера в меня поможет преодолеть их. Это поможет тебе.
Августа в открытом платье из черною бархата и строгой шляпке задумчиво шагала следом за Джозефом по бетонной полосе аэропорта. Они направлялись туда, где с дальней полосы взлетали частные самолеты. Вечер был сырым и влажным. Со стороны океана надвигалась тонкая пелена тумана, все сильнее закрывавшего серый бетон.
Хотя Августа уже приготовилась к началу новой и, как она надеялась, счастливой жизни, в голове ее ворошились беспокойные мысли о прошлом. Она вспоминала о тех счастливых минутах, которые провела вместе с Лайонеллом Локриджем. На память ей приходили то эпизоды их страстной бурной любви, то столь же бурные и безумные ссоры, то встречи, то расставания. Она вспоминала, как, только что поженившись, они въехали в новый дом, как обживали его, как затем вынуждены были расстаться с ним.
В их жизни с Лайонеллом было много разного, но почему‑то сейчас она вспоминала даже самые темные страницы своего прошлого с каким‑то светлым чувством. Лайонелл, Лайонелл… Временами он был порывист и глуп, временами — рассудителен и трезв, но она никогда не могла упрекнуть его в равнодушном отношении к себе. Этот человек обожал ее. Даже тогда, когда СиСи лишил его всех средств к существованию, отнял деньги и дом, Лайонелл выстоял и сохранил свою любовь к Августе. А в последнее время он проявлял свои чувства особенно пылко. Она даже подозревала, что он снова собирается сделать ей предложение. Об этом говорило все его поведение в те несколько недель, которые предшествовали их расставанию. Он был необычайно предупредителен и нежен.
Но все в жизни Августы переменилось с появлением ее давнего возлюбленного. Когда он приехал в город для того, чтобы уладить свои финансовые дела, давно, казалось, угасшая любовь вспыхнула в Августе с новой силой. Они не виделись двадцать лет, но, как оказалось, страсть никуда не исчезла. Она только таилась где‑то глубоко в душе Августы в ожидании того, что когда‑нибудь в один прекрасный момент они, наконец, смогут соединиться.
