Развод в 45. Предатель, которого я любила - Каттен Лила

Приготовление ужина задержалось, и потому муж успел к тому моменту, как на стол было накрыто.

– Семья? – доносится его голос.

– О, папа дома, – Лена выбегает к нему навстречу, затем они оба входят с тортом в руках.

– Как же без сладкого?

Мне достается поцелуй в щеку, и мы, наконец, садимся за стол.

После ужина, загрузив посудомойку грязными тарелками, мы идем в гостиную. Лида ушла домой, чтобы прийти пораньше и успеть попрощаться с Артуром. А мы включили фильм, но в итоге говорили и говорили, сменяя темы одну на другую.

Это был хороший вечер.

Никита взялся за поручни, когда все стали расходиться, и покатил в комнату сам.

– Тебе нужно отдохнуть, – сказал и слушать возражения отказался.

А я действительно с трудом касалась ободков и потому послушно сложила руки на коленях.

– Ты сразу спать? – Никита сел на кровать, а мою коляску подкатил близко к себе, расставив в стороны ноги.

– Да, после массажа меня сильно разморило.

– Тогда я в душ и тоже лягу.

Его взгляд остановился на моих губах, и резкий вдох заставил его всмотреться в глаза.

– Я… люблю тебя, Олеся, – он взял мои ладони в свои руки и снова посмотрел.

Это непередаваемый вихрь.

Его слова, этот взгляд… будто он извиняется. Будто рассказывает историю предательства.

Горло стянуло будто удавкой, перекрав доступ воздуха.

Мои губы задрожали, потому что я, как могла, сдерживала порыв ответить теми же признаниями или попросить сказать правду. Задать главный вопрос: «Почему его любви было недостаточно для верности?». Но я просто молчала.

Просто женщина, которая на грани слез.

Никита коснулся моей щеки и скинул с нее маленькую слезу. А после встал и ушел в ванную.

На том месте, где он сидел, остался его телефон.

Я смотрела на него долго и когда он внезапно завибрировал и засветился, от испуга вскрикнула.

«Женя».

Мы знали всех в нашем общем окружении. Друзья, коллеги, родные и близкие.

Их имена выстроились в несколько столбцов в моей голове. И ни в одном не было имени «Женя».

Ядовитое, гнетущее и разрушающее душу чувство встало во главе разума, и я ненавидела мужа сейчас за то, что я стала настолько слаба перед этим чувством. Слаба настолько, что моя рука потянулась вперед, прежде чем мой мозг успел среагировать.

– Что ты творишь, Олеся? – шепнула самой себе, и палец соприкоснулся с сенсором, потянув зеленый кружок вверх.

Подношу мобильный к уху, откуда тут же раздается женская речь.

– Прости… Прости, что звоню тебе сейчас, в это время, – начала она говорить так быстро, что затуманенным от боли мозгом, я с трудом улавливала суть. – Но раз ты ответил, значит смог. Я просто хотела сказать, что ты прав. И я… не должна была этого говорить. Прости, Никит. Мне правда жаль.

Этот голос. Хоть и на другом конце провода, хоть и с помехами сотовой связи, но это тот же голос, который рассказывал о том, что мой муж не может уйти от меня, потому что я инвалид.

Я молчала. В данный момент я могла только молчать.

Она замолчала тоже.

Затем послышался резкий вдох. Наконец, поняв, кто поднял трубку.

– Мне жаль, – проговорила она так, словно это было правдой. Словно это могло что-то значить для меня или изменить.

Но на самом деле это были просто слова. Ничего не значащие для нее или для меня.

– Вам не жаль, – наконец сказала я, ощутив злость.

Как она посмела говорить такое?

Можно сожалеть, что наступил на ногу человеку, что забыл перезвонить, замотавшись в делах. Что забыл про день рождения, в конце концов. Но не потому, что ты влезла в чужую семью и разрушила ее.

– Я люблю его и не могу сожалеть о своих чувствах. Но мне правда жаль, что так вышло.

– Когда услышите в его трубке от другой женщины «Мне жаль», тогда я вам, возможно, и поверю. А пока что приберегите свои сожаления. Предавший однажды… как говорится. А дальше разберетесь вдвоем.

Отключаю вызов и отбрасываю телефон, будто способную меня укусить змею, и быстрыми движениями, как могу, пересаживаюсь на кровать, затем снимаю платье, под которым кружевная сорочка, и ложусь на подушку, погасив лампу.

Сегодня я буду трусом и сделаю вид, что сплю. А завтра будет новый день.

Глава 11

Стоит машине мужа с сыном и дочерью, сидящими в ней отъехать, я вздыхаю и, ухватившись за ободки коляски, качусь через весь дом в главную спальню. Лида – домработница и большая подруга, как раз находится там.

– Уехали? – спрашивает, убирая постель.

– Да.

– Ой, ну с богом, – взмахивает рукой и продолжает поправлять одеяло, прежде чем накрыть кровать покрывалом.

– В прошлый раз, когда год назад мы с сыном вдвоем поехали, бог сделал меня инвалидом.

Грубые и совершенно неправильные слова даже для меня само́й слетают с губ очень быстро.

– А ну-ка, перестань, – звонким сердитым голосом Лида заполняет тишину огромного дома. – Вина была не твоя. И не твоего сына. И не вздумай об этом забывать.

– Я просто переживаю, – поднимаю руки к лицу и тру его, немного резко.

– Что с тобой? – она оставляет постель в покое, смотрит обеспокоенно.

– У меня просьба, – сглотнув, начинаю издалека.

– Какая?

– Помоги собрать вещи Никиты в чемоданы.

Эти слова как кость в горле. Но я должна. Пришло время.

– То есть? Едет куда-то?

– Все его вещи. Абсолютно все.

– Зачем? – ее взгляд непонимающий и это нормально. Думаю, до этого момента каждый, кто с нами знаком, и не подозревал, что семьи, по сути, уже и нет вовсе.

Я замираю и, прочистив горло, произношу дрожащими губами то, о чем ни разу ни с кем не говорила.

– Мы разводимся.

– Что? – голос Лиды становится потерянным.

– Да. Это нужно было сделать еще несколько месяцев назад или больше. Но у Артура было поступление. И я не хотела, чтобы он думал о чем-то кроме учебы. А развод не та новость, что сто́ит озвучивать перед экзаменами. Я не могла быть такой эгоисткой. Теперь же он отправился учиться, и пора поставить точку в этом изжившем себя браке.

– Олесь… а что случилось? – она садится на край кровати, прямо напротив меня, сидящей в инвалидном кресле.

– У Никиты любовница, – голос сухой и безжизненный.

– Ах, – она хватается за сердце и вздрагивает, словно ей, как и мне, стало больно. – Как же так?

– Уже давно, – киваю ей.

– Как давно? Как ты терпела-то?

– Ты знаешь, каким был этот год для всех нас.

– Конечно, знаю, – она поджимает губы, опустив взгляд на мои ноги.

– Я просто… – запрокидываю голову, стараясь сдержать слезы обиды.

Сколько раз я задавалась этим вопросом. Сколько раз искала ответ, но не находила. Я не понимаю его поступка. Я просто… не понимаю. Двадцать лет. Не идеальных, но точно счастливых, чтобы закончить вот так?

– Я просто не понимаю, Лид, – озвучиваю свои же мысли, даю им жизнь, иначе свихнусь. – Как он осмелился сделать это, когда я изо дня в день ищу в себе силы встать на ноги и быть прежней? Ищу поддержки в каждом из вас. Как он вообще… Откуда в нем столько жестокости и безразличия. Это бесчеловечно. Мало его обвинений в произошедшем, которые как кислота разъедают мое сердце, так он еще дальше пошел. Любовница, Лида. Другая женщина… И когда? Сейчас, когда я… так уязвима и…

Всхлип все же срывается с моих губ, и единственная слеза катится по щеке, растворяясь на дрожащих губах.

– Ну-ну, тише, – Лида подходит и обнимает, наклонившись ближе. – Соберу. Прямо сейчас и займусь этим. Поплачь. Пусть сегодня ты поплачешь, Олеся. А завтра улыбайся. И каждый день после. Сегодня еще можно. Можно, – шепотом приговаривает, и я медленно успокаиваюсь в руках подруги.

– Спасибо, – вытираю влажные щеки.

– А как же Леночка?

– Сомневаюсь, что ему есть дело до дочери. Мне главное, чтобы он пошел на встречу и согласился на условия по поводу дома. Сама я его не потяну. Да и большой он для нас с дочкой и сыном, который теперь учится за тысячи километров отсюда. А Лена останется со мной, где же еще. Только бы Артуру никто не говорил. Хочу, чтобы он первый семестр отучился спокойно, а там уже поговорю.