Лила Каттен
Развод в 45. Предатель, которого я любила
Пролог
Стоит машине мужа с сыном и дочерью, сидящими в ней отъехать, я вздыхаю и, ухватившись за ободки коляски, качусь через весь дом в главную спальню. Лида – домработница и большая подруга, как раз находится там.
– Уехали? – спрашивает, убирая постель.
– Да.
– Ой, ну с богом, – взмахивает рукой и продолжает поправлять одеяло, прежде чем накрыть кровать покрывалом.
– В прошлый раз, когда год назад мы с сыном вдвоем поехали, бог сделал меня инвалидом.
Грубые и совершенно неправильные слова даже для меня само́й слетают с губ очень быстро.
– А ну-ка, перестань, – звонким сердитым голосом Лида заполняет тишину огромного дома. – Вина была не твоя. И не твоего сына. И не вздумай об этом забывать.
– Я просто переживаю, – поднимаю руки к лицу и тру его, немного резко.
– Что с тобой? – она оставляет постель в покое, смотрит обеспокоенно.
– У меня просьба, – сглотнув, начинаю издалека.
– Какая?
– Помоги собрать вещи Никиты в чемоданы.
Эти слова как кость в горле. Но я должна. Пришло время.
– То есть? Едет куда-то?
– Все его вещи. Абсолютно все.
– Зачем? – ее взгляд непонимающий и это нормально. Думаю, до этого момента каждый, кто с нами знаком, и не подозревал, что семьи, по сути, уже и нет вовсе.
Я замираю и, прочистив горло, произношу дрожащими губами то, о чем ни разу ни с кем не говорила.
– Мы разводимся.
– Что? – голос Лиды становится потерянным.
– Да. Это нужно было сделать еще несколько месяцев назад или больше. Но у Артура было поступление. И я не хотела, чтобы он думал о чем-то кроме учебы. А развод не та новость, что сто́ит озвучивать перед экзаменами. Я не могла быть такой эгоисткой. Теперь же он отправился учиться, и пора поставить точку в этом изжившем себя браке.
– Олесь… а что случилось? – она садится на край кровати, прямо напротив меня, сидящей в инвалидном кресле.
– У Никиты любовница, – голос сухой и безжизненный.
– Ах, – она хватается за сердце и вздрагивает, словно ей, как и мне, стало больно. – Как же так?
– Уже давно, – киваю ей.
– Как давно? Как ты терпела-то?
– Ты знаешь, каким был этот год для всех нас.
– Конечно, знаю, – она поджимает губы, опустив взгляд на мои ноги.
– Я просто… – запрокидываю голову, стараясь сдержать слезы обиды.
Сколько раз я задавалась этим вопросом. Сколько раз искала ответ, но не находила. Я не понимаю его поступка. Я просто… не понимаю. Двадцать лет. Не идеальных, но точно счастливых, чтобы закончить вот так?
– Я просто не понимаю, Лид, – озвучиваю свои же мысли, даю им жизнь, иначе свихнусь. – Как он осмелился сделать это, когда я изо дня в день ищу в себе силы встать на ноги и быть прежней? Ищу поддержки в каждом из вас. Как он вообще… Откуда в нем столько жестокости и безразличия. Это бесчеловечно. Мало его обвинений в произошедшем, которые как кислота разъедают мое сердце, так он еще дальше пошел. Любовница, Лида. Другая женщина… И когда? Сейчас, когда я… так уязвима и…
Всхлип все же срывается с моих губ, и единственная слеза катится по щеке, растворяясь на дрожащих губах.
– Ну-ну, тише, – Лида подходит и обнимает, наклонившись ближе. – Соберу. Прямо сейчас и займусь этим. Поплачь. Пусть сегодня ты поплачешь, Олеся. А завтра улыбайся. И каждый день после. Сегодня еще можно. Можно, – шепотом приговаривает, и я медленно успокаиваюсь в руках подруги.
– Спасибо, – вытираю влажные щеки.
– А как же Леночка?
– Сомневаюсь, что ему есть дело до дочери. Мне главное, чтобы он пошел на встречу и согласился на условия по поводу дома. Сама я его не потяну. Да и большой он для нас с дочкой и сыном, который теперь учится за тысячи километров отсюда. А Лена останется со мной, где же еще. Только бы Артуру никто не говорил. Хочу, чтобы он первый семестр отучился спокойно, а там уже поговорю.
– Ой, не знаю, Олеся, сложно будет сдержать такое втайне.
– В любом случае, – вытираю глаза, – я имею то, что имею. Ни больше, ни меньше.
Несколько часов, как Никита повез сына в аэропорт, проходят как пара минут. Все вещи мужа помещаются в четыре чемодана. Подумать только. Четыре пластиковых коробки, которые таят в себе все, что важно человеку. Память, вещи, безжизненные и не особо нужные безделушки.
Дочь поехала вместе с братом и отцом, поэтому мне удалось осуществить этот сбор вещей за раз. А я не смогла поехать. Да и обузой в длительной поездке быть не хотелось. Плюс мой страх, что все повторится, словно я проклята. Нет. Не хочу. Пусть Никита отвезет сына. Так, я буду спокойна.
В прошлом году мы ехали с Артуром вдвоем. Решили прокатиться на машине. Он сдал первый экзамен, и на обратном пути произошла авария, разделившая все пополам. Он не поступил, из-за того, что был суд, а я осталась прикованной к коляске.
Год действительно выдался чудовищным. Еще и такие новости от мужа. Это действительно больно. Держусь из последних сил на самом деле.
Услышав, как ворота во дворе пришли в движение, выкатываюсь в гостиную и встречаю улыбающуюся дочь.
– Ну как съездили?
– Супер. Тоже хочу полетать как Артурик.
– Окончишь школу, поступишь, как он, и полетишь.
– Ага, до этого еще целый век.
– А куда тебе спешить в твои четырнадцать.
– Ну, ма, – закатывает глаза и проходит мимо, быстро поцеловав в щеку.
За дочерью входит Никита. Для него улыбки у меня не остается. И когда он сталкивается со мной взглядом, смотрит, нахмурившись.
– Все в порядке? – оглядывает меня с деланным волнением.
– Да. Но нам нужно поговорить.
Дожидаюсь его кивка и развернув коляску, еду в свой кабинет, слушая глухие шаги, следуемые за мной «по пятам».
– Закрой, пожалуйста, дверь.
Он удивляется, но делает это. Затем садится в одно из двух кресел у небольшого кофейного столика.
– Олесь, я в душ хочу, поэтому можно…
– Можно, – киваю, даже недослушав его просьбу.
Сохраняя спокойствие, присущее моей натуре, приподнимаю плечи на вдохе и опускаю их на выдохе.
Собираюсь с духом и говорю:
– Пришло время нам с тобой развестись.
Я звучу уверенно и могу сказать откровенно, что горжусь собой.
Мои чувства к мужу долгое время, оставались сильными. Я знала о его другой жизни уже некоторое время и терпела ради сына. И пока это длилось изо дня в день, я все еще надеялась на что-то. Мое положение сильно уязвляло. Сейчас, конечно, тоже. Но больше нет мотивации для дальнейшего спектакля.
Больше нас ничего не может удержать в этом браке.
– То есть как это, Олеся?
Никита сглатывает и, нервничая, опускает обе ладони на колени, потирая их.
– Все просто. Я знаю о твоей любовнице. И я терпела все это слишком долго ради сына и его спокойного поступления в университет. Теперь, больше нет смысла сохранять брак. Можешь быть свободен.
– Я? Свободен? – он вскакивает на ноги и принимается ходить от стены к стене. – Ты терпела…
Он нервно смеется, запустив пальцы в волосы.
– Я свободен, – бормочет под нос. – Я просто… Нет, я в шоке. И… и что? – заикается. – Что дальше? Расскажешь всем, что я ушел к другой? Так выходит?
– Почему тебя удивляет причина? У тебя появилась любовница. Ты мне изменяешь. Ты, а не я. Другой причины я не могу озвучить, потому что ее нет.
– Но именно ты заговорила о разводе. Не я.
Его слова меня так сильно поражают, что я недоуменно смотрю на мужа. Он что, серьезно?
– О, так ты решил жить с двумя женщинами и не быть в разводе? Это вообще как? Может быть, ты запланировал ее переезд в спальню сына, раз он уехал?
– Не неси чушь.
– Тогда будь мужиком, раз уж пошел налево, – прикрикиваю на него, и он удивленно поднимает брови.
Привык к тихой и робкой Олесе. Признаться честно, я сама в шоке от своей храбрости.
