– Ладно.
– И, Лида, – она останавливается и смотрит на меня в ожидании того, что я скажу. – Приготовь поменьше, Никита снова не будет ужинать с нами.
– Снова? Я вообще забыла, когда он в последний раз в будние дни с вами за одним столом собирался.
Ее слова ранят. Потому что я знаю о причине. Но осталось совсем немного, и эта ложь закончится. Каждый будет свободен от ненужных отношений и бесполезного, изжившего себя брака.
Жаль, что с моей стороны, это будет не так просто. Я бы хотела прекратить его любить. Даже после всего, что я уже знаю, это глупое сердце никак не может успокоиться и перестать болеть.
– Все в порядке. У него много работы.
Лида пожимает плечами и выходит, прикрыв за собой дверь. А я еще долго лежу в постели и даже глаза закрыть не могу. Потому что под веками сразу же образуются слезы. Но вот плакать из-за него… я не стану.
Глава 4
К концу рабочей недели я полна прилива сил как никогда. Потому что по заверениям моего врача у меня образовался прогресс. Небольшой. Но это слово… оно дарит надежды больше, чем все остальные слова в этом мире.
– Полежите пять минут, затем можем аккуратно подниматься, – говорит массажистка, закончив разминать мои ноги.
– Хорошо, – отвечаю сдавленно, чувствуя себя расслабленной.
– Следующая неделя в клинике?
– Да. Буду приезжать на занятия в зал и массаж к вам.
– Отлично. Буду вас ждать. Мне остаться и помочь вам или вы с помощницей?
– Можете ехать. Спасибо. Мы с Лидой справимся.
– Тогда до скорой встречи, Олеся Ивановна.
– До свидания.
Приняв легкий душ. Лида помогает мне с одеждой. Затем я перекусываю вместе с Леной и обосновываюсь в кабинете, как раз в тот момент, когда приезжает Мария.
Всеволод, как всегда, провожает дочь ко мне, затем поздоровавшись, уходит по делам.
Мы немного беседуем, потому что я люблю общаться с этой девочкой, затем начинаем распевку.
Окончание занятия застает ее отец, тихо присев в кресло. Я знаю, что он любит видеть свою дочь такой откровенной в момент пения. Она раскрывается словно прекрасный цветок, позабыв о стеснении и прочей неуверенности.
Подняв руки с клавиш, я улыбаюсь ей.
– Умница.
– Согласен.
– Если хочешь, я поговорю с организаторами концерта на День города, и ты выступишь на большой сцене перед всем городом.
– Ой, а так можно?
– Это будет отличным началом. Организатор моя хорошая знакомая, уверена, она будет рада твоему участию.
Мария неуверенно смотрит на своего отца и, получив от него согласный кивок, подпрыгивает на месте с визгом «Ура».
После победного клича на меня сыплются вопросы о времени, костюме и прочих деталях, на которые я с удовольствием отвечаю.
Дверь в мой кабинет открывается, и с порога на нас смотрит Никита. Смотрит так, будто тут творится что-то неправильное или выходящее за какие-то рамки приличий.
– Одну минуту, – прошу его подождать, пока он рассматривает Всеволода и Машу.
Слава богу, закончив, он выходит и закрывает дверь.
– Увидимся во вторник онлайн. А если будет какая-то информация по концерту, я напишу твоему отцу.
– Хорошо. Спасибо вам, Олеся Ивановна, – она срывается и обнимает меня.
– Тебе спасибо, что такая замечательная вокалистка.
Когда они уходят, я не успеваю стереть улыбку с лица, как входит муж.
Никита останавливается почти на пороге и осматривает мой кабинет, словно находит что-то более интересное, чем я. Или же, я просто в каждом движении мужа ищу правду и ложь.
– Не знал, что это на постоянной основе.
– Что именно?
Пламя внутри медленно угасает и все снова возвращается на свои места. Настроение, память, легкость.
– Визиты в наш дом.
– Может быть, это потому, что ты всегда приезжаешь после ужина домой, Никит? Или потому что никогда не бываешь дома днем. Я веду эти занятия на протяжении многих месяцев, как сын купил мне синтезатор.
– Я работаю, – отвечает так, словно это ему нужно передо мной защищаться, а не мне после подобного вопроса.
– Но и я тоже.
Мы оба знаем, что я зарабатываю приличные деньги на своих частных занятиях. Особенно если ребенок готовится к какому-то важному конкурсу, которое напрямую связано с его дальнейшей жизнью и художественной деятельностью. Занятий больше, как и заработок.
– Ты меня упрекаешь?
– А есть за что?
– Олеся, – он вздыхает и смотрит так, будто я его утомила.
– Никит, в чем дело?
– Ни в чем, – поднимает плечи и резко выдыхая, опускает их. – Я вернулся домой, а тут какой-то проходной двор.
Качаю головой с усмешкой.
– Застань ты тут массажистку, прогнал бы ее таким же вопросом?
– Ты передергиваешь мои слова, – психует.
– Тогда скажи, чего ты хочешь своим недовольством? Я не понимаю.
– Ничего, – одним словом, просто отрезает любые развития этого разговора.
– Я работаю, Никит. Работаю именно так. Тебя это не устраивает? Мне снять студию и ездить в нее каждый день? Или бросить то, чем я привыкла заниматься? То, что до сих пор делает меня живой, а не… – дыхание перехватывает от тех слов, которые я произнести не могу.
– Я не то имел в виду, Олеся. Неважно, – отмахивается. – Где дети?
– Лена пришла с практики и пошла гулять с подругой после обеда. Сын…
– Мам? – доносится голос Артура, и в следующее мгновение он заглядывает ко мне в кабинет. – О, и ты тут?
Он удивленно смотрит на Никиту, который словно понимает, отчего такое вопросительно выражение у нашего сына. Я же поджимаю губы, дав понять, что это нормально – удивляться его присутствию дома в это время.
– Ты что-то хотел, сынок?
– А… такое дело, – мнется на месте. – Там есть вариант подзаработать. Хотел предупредить, что я задержусь допоздна.
– Нет, – отрезает Никита.
– В смысле? – переспрашивает, нахмурившись, Артур.
– Я сказал, нет. Ты должен быть дома ночью, а не где-то там.
– Я каждую пятницу работаю допоздна, отец.
Никита переводит взгляд на меня, словно пытается понять правда это или нет.
– Ты знала?
– Он работает на протяжении года. Несколько дней в неделю. В пятницу допоздна, если есть такая возможность.
– Работает, – недовольно фыркает муж, протискиваясь между Артуром и дверью, бросая злое: – А должен был учиться весь этот год, который пропустил.
Сердце обволакивает болью. Сын со злостью захлопывает дверь и подходит ко мне.
– Мам…
– Все в порядке.
– Так не должно быть, слышишь?
– Мы сделали все правильно, Артур.
Глава 5
Оставшись сидеть в кабинете в одиночестве, я подъезжаю к окну и смотрю в небо. Лида открыла одну створку, и потому теплый, летний воздух с щебетаньем птиц проникает в него.
Наполняю легкие воздухом до максимума и выдыхаю. Потому что в глазах скапливаются слезы. Я провела в одиночестве много первых месяцев. Особенно вначале.
Только врачи и больше никого. Я отрицала происходящее, что являлось нормой, вроде как. Возможно, была невыносима и потому запретила навещать. Только изредка, когда становилось невмоготу, я насыщалась поддержкой родных. Тогда я хотела верить, что я – это все еще я. Верить, что в следующий раз, когда меня увидят дети, муж, я уже буду в порядке. Но время все шло, и вера медленно угасала, хотя я отчаянно пыталась ее возродить.
Морально это принять действительно сложно. Ты всего лишь хрупкое существо на этой планете. Достаточно отобрать что-то и вот ты уже не тот, кто был вчера. Об этом не задумываешься, пока это «что-то» не заберут у тебя.
Мне кажется, по-настоящему я стала бороться именно в тот день, когда услышала разговор на занятиях с ученицей. Тогда я для себя все решила и иду к своей цели более уверенно, чем когда-либо.
