Развод в 45. Предатель, которого я любила - Каттен Лила

– И как же ты будешь без меня, а? Как? Все эти твои попытки встать на ноги, массажи и… реабилитация. У тебя очередная операция в сентябре.

– Так тебя все-таки волнует мое состояние? От боли за меня ты нашел себе другую женщину? Или из жалости? Откуда в тебе столько лицемерия, Никит? Откуда? И откуда столько трусости сейчас?

– Это не трусость, – чеканит чуть ли не по слогам. – Это сопереживание. Сочувствие. Поддержка.

– Синонимами меня поддержать решил. Спасибо. Но на этом все. Наш сын уехал. Сдал экзамены и поступил. Больше я тебя не держу.

– Ты… Она меня не держит. Потрясающе, – снова смеется, разговаривая сам с собой. – Знаешь, что, прекрасно, – разводит руками. – Просто отлично. Но, – поднимает в мою сторону указательный палец, держа его ровно, – ты берешь на себя ответственность в этом разводе. Сыну и дочери расскажешь, что ты приняла это решение.

Смотрю на него и так горько сожалею, что вижу некогда своего мужчину, в которого была влюблена двадцать лет таким слабым духом.

– Посмотрим, что ты скажешь мне через неделю или месяц, Олеся.

– Просто уходи, – разочарованно произношу. – Уходи. К ней.

Он кивает и, одарив странным, сожалеющим взглядом, вылетает из кабинета, громко хлопнув дверью. А я вздрагиваю от этого удара. Словно кто-то сжал мое сердце настолько, что оно взорвалось, как воздушный шарик в тисках.

Глава 1

Проверив время, включаю ноутбук. Набираю номер своей ученицы и когда она принимает вызов, улыбаюсь в камеру.

– Карина, здравствуй.

– Здравствуйте, Олеся Ивановна.

– Как у нас сегодня дела?

– Все хорошо, недавно пришла со школы. Сделала уроки и сидела, ждала вашего звонка.

– Твое горло в порядке? Что сказал врач?

– Что я готова продолжать заниматься. Но оставила прогревания.

– Это очень хорошо. До концерта осталось три недели. Этого достаточно подтянуть то, что не получалось. Насчет игры ты уверена? Это может отвлекать от вокала. Требуется подготовка.

– Мама уже заказала синтезатор.

– Что ж, я только за, – улыбаюсь и поднимаю руки в знак согласия.

– Тем более у вас же получается.

– Мне не тринадцать лет, но я уверена, что ты тоже сможешь. Итак, начнем.

Девочка с улыбкой на лице садится прямо и ждет начала занятия. Я кладу руки на клавиши и киваю, дав понять, что мы начинаем.

Коротко перебираю ноты пальцами и вхожу в ритм.

– Давай-ка распоемся, – провожу по черно-белым полоскам пальцами, разминая их. – Подышим, – напеваю и тяну: – М-м-м… Повторяем.

Она делает следующие повторения за мной в точности. Я не веду с ней диалог. Я пропеваю его.

– Ла-ла-ла, открываем пошире рот. Тянем последнюю букву.

Ученица повторяет, и я киваю, слушая, как хорошо у нее получается. Перехожу на октаву выше, и мы пропеваем по кругу эти прекрасные: «ля», «но», «да».

– Молодец. Попробуем уйти вниз.

Мои пальцы порхают не сбиваясь. Сердце подпевает нам обеим, а тело словно плывет по волнам звучащих нот.

– Теперь вытягиваем шею и берем самую низкую ноту. Ищем ее глубоко внутри, расслабляем горло и позволяем ей выйти наружу. Не сгибаем шею, а держим подбородок ровно девяносто градусов по отношению к своему телу.

Она делает, и я повторяю снова:

– Умница. Ниже.

Когда у нее получается, я мягко заканчиваю и убираю руки с клавиш.

– Мне нравится то, как ты умело играешь со своим голосом. В качестве тренировки ты можешь ходить по дому и играть. Как по лесенке «А-а-а-а», – жестикулирую от нижней к верхней. – От низкой к высокой и обратно – а-а-а-А.

Показываю ей без музыки, чтобы она хорошо слышала эти переходы, когда из-за приоткрытой двери доносятся голоса двух разговаривающих женщин, проходящих мимо комнаты Карины.

– Ну а куда Никита уйдет? Она инвалид, Даш.

Первое, на что я обращаю внимание, – мужское имя «Никита», а второе сочетание слов «она инвалид».

Я не знаю, почему заостряю на этом внимание. Но голос матери Карины я узнаю́ сразу. Второй нет. Он даже не кажется знакомым.

– Ну он же ее не любит? – продолжают женщины.

– А какая разница? Старший Артур скоро поступит, а младшей дочери четырнадцать вроде, – вот на этом мое горло сжимает в тисках и кажется, что я больше ни одной ноты пропеть не смогу в своей жизни.

Артур – наш девятнадцатилетний сын, Лене действительно четырнадцать. Все верно. Я инвалид с некоторых пор, а моего мужа зовут Никитой.

Но кем является та женщина, которая знает такие подробности нашей, пока что тяжелой жизни.

– Плюс за ней нужен уход, – между тем полосует та другая, острыми как бритва словами мою душу. – Никита так и сказал, что пока никуда не уйдет. Жалко ему жену.

Вот в чем дело? Он так «добр» ко мне, что не собирается оставлять свою не ходящую жену? А что потом? Что, если я в итоге так и не смогу ходить? Куда он денет свою доброту?

Глаза увлажняются оттого, что я слышу такие вещи. И я почему-то верю. К сожалению… верю, что он их говорил.

Его отстраненность, нарочитая нежность и минимум объятий, с отмашкой на боязнь мне навредить. Так много всего, что я считала заботой, оказалось банальным наличием другой женщины и жалости уйти по-честному. А я так не хотела в это верить.

– Она в аварии пострадала, да? – спрашивает мама Карины, а я замираю в очередной раз.

– И сына их, чуть не угробила, представляешь? – сердце крошится, как ломтик хлеба в ее черствых руках. – Теперь вот еще мужика держит рядом с собой неходячей. А оно ему надо? Взрослый человек, сама разве не понимает, что ему жить хочется, а не с ней носиться. Сегодня ему снова обо всем скажу.

– Мам, – кричит моя ученица и в дверь заглядывает Дарья.

– Что? Ой, у вас же урок, забыла. Добрый день, – она прикрывает дверь, и мне в итоге так и не удается увидеть эту женщину.

– Добрый день.

– Как дела у Карины?

– Должна сказать вам спасибо, – проглатываю ком в горле, чтобы не выпустить слезы боли и обиды, сохраняя их в себе на ближайший час занятий. – Спасибо, что показали ее хорошему лору и провели лечение. Это важно для связок и ее дальнейшей карьеры певицы.

– Ну что вы, – она улыбается, и я не могу не сделать этого в ответ.

Она хорошая мама, и всегда нравилась мне как женщина. Ошибалась ли я в своем мнении? Или же у нее просто подруга – такая стерва?

Оставив нас одних, женщина выходит за дверь, и мне с трудом удается закончить занятие через час, а не раньше.

– До встречи.

– В четверг, да, Олеся Ивановна? – спрашивает с надеждой, Карина.

– Конечно.

Нажав на красную кнопку, закрываю ноутбук. А на телефон приходит сообщение от Никиты:

«Сегодня задержусь. Работы уйма. Если что-то срочное будет нужно – пиши или попроси Лиду немного задержаться».

Все мои подозрения оказались правдой. Я думала, что сошла с ума. Боялась выдавать свои сомнения за правду и рушить отношения. Но должна была прислушаться сильнее к голосу разума. Однако… и для молчания повод тоже есть.

– Слышала я твою работу, – разочарованно произношу вслух и опускаю голову, чтобы в очередной раз посмотреть на свои бесчувственные ноги. – Уж лучше я, чем сын, – как мантру повторяю эти слова и, схватившись за металлические ободки, выезжаю из моего импровизированного кабинета.

Теперь я преподаю только онлайн, а не в школе. Иногда приглашаю к себе, потому что онлайн всего не покажешь. Потому что именно работа и любимое дело спасают от дикого и ранящего душу одиночества.

Глава 2

Мама говорила мне, что женщина – хранительница очага. Женщина – опора семьи. Думаю, многие девушки слышали то же самое в свое время. На самом деле это странные понятия. Ведь мы всего лишь женщины, нам полезно быть стойкими, сильными, но становиться опорой и держать груз и вес семьи? Нет уж, увольте. Отбросим эти стереотипы, мама была старой закалки. Поэтому, когда меня все доставало, я просто опускала руки и говорила своим детям и мужу: «Папа опора семьи на все выходные, а я устала и беру отгул!».